Конец - Давид Монтеагудо

Несколько километров велосипедисты проезжают молча. Никто не произносит ни слова, да и нет нужды что-то говорить, поскольку и так ясно: главное сейчас — побыстрее убраться от проклятой заправочной станции. Минут через десять, когда они уже миновали довольно длинный подъем, их глазам предстает площадка для отдыха, с которой хорошо просматривается окружающий пейзаж. К счастью, метров через двадцать дорога снова идет под горку. Но прежде чем велосипеды успевают набрать скорость, Мария резко тормозит и ставит ногу на землю.

— Эй, погодите минутку. Она меня укусила… одна из этих сволочей меня все ж таки тяпнула.

Мария кладет велосипед на землю и наклоняется, чтобы рассмотреть маленькую рану на правой икре — красное пятнышко, из которого вытекает струйка крови. Хинес поспешно покидает седло, бросив велосипед тут же, встает на колени рядом с Марией и начинает изучать ее ногу.

— Кажется, рана не слишком глубокая, — говорит он, прищурившись и чуть отведя голову, пока ощупывает кожу вокруг укуса. — След от клыка. А вот еще один! Но кровь идет только из одной метки, а там даже кожа не проколота. Тебе больно… когда ты крутишь педали?

— Нет, только жжет немного.

— Судя по всему, рана самая поверхностная.

— Да, ерундовая, — говорит Мария с досадливой миной, с какой отгоняют муху, — надо только залить большим количеством перекиси, а потом смазать йодом.

— Давай сюда аптечку, — говорит Хинес, обращаясь к Ампаро. — Слава богу, мы прихватили с собой эту аптечку. Посмотри, она там, — велит Хинес, заметив, что Ампаро никак не реагирует на его слова, — в багажной корзинке.

Но Ампаро по-прежнему стоит, вцепившись в руль, и смотрит на Марию, на ее рану с выражением изумления и брезгливости.

— А если у них бешенство? — спрашивает она, не отрывая глаз от укушенной ноги.

Хинес бросает на Ампаро взгляд, полный сурового осуждения, потом встает и собирается сам идти за аптечкой.

— Это были породистые борзые, они участвуют в бегах, — объясняет он, роясь в коробке, — за такими животными очень хорошо следят, их холят и лелеют, наверняка им сделаны прививки ото всех возможных болезней… И тем не менее… будет не лишним… заглянуть в какую-нибудь аптеку и поискать там…

Хинес снова опускается на колени перед Марией и достает из коробки желтый флакончик и бинт в цельной упаковке.

— Да нет же! Перекись водорода! — говорит Мария капризно и нетерпеливо.

Потом сама склоняется над аптечкой, достает бутылочку перекиси водорода, откручивает пробку, всем видом своим изображая недовольство, и начинает зубами открывать внутреннюю маленькую пробочку.

— Черт их всех побери! — говорит она после нескольких неудачных попыток.

Тем временем Хинес достает крошечный ланцет, который также имеется в аптечке, забирает у Марии бутылочку и срезает верхушку пластмассовой пробки, потом тщательно поливает рану и место вокруг нее, помогая себе куском ваты.

— Да нет же, не так! — говорит Мария с необъяснимой грубостью в голосе. — Надо… надо, чтобы лилась приличная струя и…

В конце концов Мария опять завладевает бутылочкой, а Хинес, следуя ее указаниям, берется за загорелую упругую и гладкую икру, раздвигает кожу вокруг раны так, чтобы рана как можно шире раскрылась, и тогда Мария жмет изо всех сил на бутылочку и выдавливает из нее сильную тонкую струю.

— Главное, чтобы попало в самую глубину, — говорит она, сжав зубы и скривившись то ли от усилия, то ли от жжения в ране. — Половина бактерий — анаэробы.

— Ты сейчас всю ее истратишь, — говорит Хинес, пытаясь заткнуть отверстие куском ваты и остановить струю перекиси водорода, которая уже залила ногу до самого носка.

— Потом достанем еще. Этого добра везде навалом.

— Почему ты не сказала раньше?

Реплику подала Ампаро. Хинес с Марией почти забыли про нее и теперь с удивлением смотрят в ту сторону, откуда раздался голос. Смотрят вопросительно, держа в руках уже ненужные им перекись и вату. Ампаро поставила обе ноги на землю, слезла с седла, но по-прежнему не снимает рук с руля и с велосипеда не сходит.

— Когда она завопила, они мигом струхнули, — говорит Ампаро, словно обращаясь к одному Хинесу. — Могла бы и раньше поорать.

Мария и Хинес снова сосредоточивают все внимание на укушенной ноге. Они с таким единодушием игнорируют Ампаро, что посторонний человек мог бы подумать, будто они просто не расслышали ее слов.

— Теперь надо дать время… чтобы подействовало, — говорит Мария. — А потом обработаем йодом… Только пусть рана остается открытой.

— Ах, как мы переполошились! И с чего, собственно? — продолжает Ампаро, двигая велосипед то на считаные сантиметры вперед, то назад, так что седло несколько раз ударяет ее по копчику. — Оказалось, достаточно крикнуть — и они испугались.

Мария с Хинесом даже не поворачивают головы в ее сторону.

— Слава богу, что мы взяли с собой аптечку! — Хинес взвешивает на руке флакончик с йодом.

— Ружье надо было с собой брать, вот что, — говорит Мария, глядя в землю и едва скрывая презрение и злобу.

Хинес смотрит на нее очень странным взглядом, словно видит впервые. Но Мария отводит глаза.

— После того… после львов… — добавляет она все так же угрюмо. — Не могу понять, как нам не стукнуло в башку, что нужно обзавестись оружием.

— Знаешь, мне это однажды пришло в голову, но потом как-то забылось. Кроме того… все не так просто… Надо оружие отыскать, надо уметь им пользоваться, и еще… патроны…

— Тоже мне проблемы! Бывают же специальные оружейные магазины… Найти один такой — вот и все!

— Да, если удастся взломать дверь, ведь как раз в оружейных магазинах обычно бывают…

— Слушайте, вы! — взвивается Мария, сразу почему-то переходя на множественное число, хотя Ампаро до сих пор хранила молчание и не участвовала в разговоре. — Вы не хотите, чтобы у нас было оружие, или ваш Пророк и его способен нейтрализовать? Да, конечно, все объясняется очень просто: ничего не надо делать, ведь только он один решает, как и когда суждено исчезнуть каждому из нас. Так ведь?

Хинес ничего не отвечает, взгляд его вроде бы устремлен на аптечку.

— Оружие всегда наводится на цель дьяволом, — говорит он наконец мрачно, уклончиво.

— Оружие дает власть тому, у кого оно есть, — возражает Мария.

— Потому и дает.

— Вы словно ничего не хотите замечать, — продолжает Мария, качая головой. — А что-то вокруг переменилось. Животные… Надо напомнить им, что мы, люди, правим всем… даже если остаемся в меньшинстве.

— А еще оно годится для самоубийства, — неожиданно подает голос Ампаро. — Я имею в виду ружье.

Мария бросает на нее тяжелый взгляд и говорит:

— Наверно, вы оба правы, и лучше нам не иметь в руках оружия… Во всяком случае, тогда не появится соблазна «самоубить» кого-нибудь, выбрав подходящий момент.

— Давай я обработаю рану йодом, — говорит Хинес.

— «И незачем было поднимать шум», как сказала тетушка… А сама обделалась со страху! — бормочет Мария себе под нос, пока Хинес проверяет, достаточно ли йоду он налил на рану, и распечатывает упаковку с бинтом.

— Нет, бинтовать не надо! — протестует Мария, поняв, что собирается делать Хинес, и отдергивает ногу. — Так рана быстрее затянется. И вообще, пора двигаться дальше. Мы и так потеряли уйму времени.

Прошло еще четверть часа. Все три велосипеда катят на хорошей скорости по относительно ровной местности, которую прямой линией пересекает шоссе. Вокруг видны небольшие долины, ложбины, зеленые виноградники, сады с одинокими домами в окружении холмов или невысоких, поросших соснами гор. Затем шоссе взбирается на маленький холм, поворачивает, словно сбившись с пути, и тотчас снова спускается в низину, в точности похожую на предыдущую.

Среди этих новых пейзажей они проехали километров пять-шесть, но в конце долины, размерами заметно превосходящей те, что встречались прежде, дорога резко рванула вверх, и вскоре по краям ее показались дома небольшого поселка. Правда, еще раньше, словно предвещая появление жилья, вдоль асфальтовой ленты зазеленели деревья, а также стали то и дело попадаться знаки, требующие снизить скорость и предупреждающие о близости светофора. И действительно светофор стоит у первых же домов. Но он мертв. Хотя вовсе не это привлекает внимание трех путников, не это вырывает крик из уст Марии. Последние метры они едут, устремив взгляд в одном направлении — на полосу дыма, не слишком четко очерченную и не слишком густую, но которую никак невозможно спутать с тучей. Дым поднимается над крышами домов, чуть правее того места, где шоссе вторгается в поселок.

— Дым, — кивает в ту сторону Мария, не переставая крутить педали, — а вдруг там кто-то есть… кто-то остался…

— Лучше не тешить себя пустыми надеждами, — говорит Хинес, — не исключено, что это просто пожар.