Табу - Элизабет Гейдж

Нечаянно его взгляд упал на одну из фотографий, где Кейт была в объятиях Криса Хеттингера. Самозабвенное, счастливое выражение ее лица воспламенило его еще больше, и он проникал все глубже в нее, с еще большей яростью, взведенный до предела ее отчаянием и своим насилием над ней.

– Ничто не может вернуть его, – шипел он. – Никогда! Потому что ты убила его, детка, это так же точно… Это уж точно, как если бы ты сама спустила курок. Никогда, никогда, никогда…

При этих словах он извергся внутрь ее. В молчании комнаты ее тихие рыдания смешались с его стонами. Она лежала под ним, нагая и трогательная, ее слезы промочили подушку насквозь.

Не сказав ни слова, Квентин встал так же внезапно, как подошел к ней. Он натянул одежду, быстро взглянул в зеркало на свою прическу и вышел.

Дома Квентина не было всю ночь.

Он провел вечер, пьянствуя с друзьями, и окончил его тем, что спал с подружкой в ее комнате. Он хотел заставить Кейт ревновать его, испить до конца одиночество и вину. Завтра он, возможно, немножко смягчит свой гнев. Но сегодняшней ночью он хотел заставить ее страдать.

Он вернулся домой в десять утра – почти через двадцать четыре часа после их объяснения.

Кейт ушла.

Не осталось ничего, что могло напомнить о ней. Она взяла свою одежду, косметику – все, что у нее было. Она унесла также эти проклятые фотографии, где она была с Крисом, и газету.

Квентин был поражен законченностью ее ухода, его полнотой. Она не оставила от себя ничего. Он понял, что она ушла навсегда.

Квентин сел и закурил сигарету. Он осмотрел комнату вокруг себя. Он видел обшарпанную маленькую плиту, на которой Кейт готовила им еду, маленькую ванную с капавшей из крана водой, уродливые стены, ветхий крашеный стол и просевший матрац. Вот здесь она жила. Это был дом, в который он привел молодую жену, ушедшую от него теперь. Дешевое и грязное место для дешевых и грязных людей.

Кейт, как он смутно понимал, никогда не сливалась с этой жизнью. В ней, несмотря на ее бедность, молодость и невежество, было какое-то незримое благородство, которое впервые поразило его у Стимсона и заставило его желать ее. Это благородство, это достоинство заставляло его страдать после женитьбы, так как он знал, что это было качество, которого он сам был лишен, как лишены были все эти женщины, которых он знал до нее.

И теперь он видел, что именно это качество делало ее несчастной с ним. Ее неверность меньше всего была физической. Потому что отдавая себя юноше Хеттингеру, она инстинктивно следовала своей тоске по тому, что Квентин ей дать не мог.

А теперь мальчик умер. И Кейт ушла.

Минуту Квентин думал о том, чтобы последовать за ней. Она не могла уйти далеко.

Затем он отбросил эту мысль.

Скатертью дорога! Она и так давно мешала ему, из-за нее он изменил свой образ жизни. Без нее будет лучше.

Он курил сигарету. Какое-то время он думал, смаковал мысль о своей неожиданной свободе. Он будет пить, где хочет, спать с теми женщинами, с которыми хочет, не заботясь о Кейт.

Но потом он посмотрел на старенькую дверь их комнаты, через которую вышла Кейт. За ней был мир – мир возможностей, чувств, которые он, Квентин, никогда не испытает, потому что его собственная ограниченность заставит его жить этой жалкой жизнью, – словно в тюрьме, созданной его собственной черствой посредственностью.

Улыбка сходила с его лица по мере того, как эта мысль внедрялась в его мозг. Он смотрел на дверь. Он думал о том, что Кейт, уйдя туда, может быть, однажды найдет то, чего он не мог ей дать.

Опять и опять он вспоминал юношу Хеттингера и вдохновенный взгляд Кейт на фотографиях. Неожиданная ярость овладела им. Он швырнул сигарету в закрытую дверь.

Потом, вспомнив о том, чего Кейт не могла знать, саркастическая улыбка искривила чувственные губы Квентина.

– Давай! – кричал он громко. – Приятно провести время! Ты еще увидишь меня, золотко, – пообещал он.

17

Джозеф Найт продолжал расширять свое дело вдоль Восточного побережья и на Среднем Западе. Пользуясь преимуществами, которые давали особые экономические условия эпохи Депрессии, он научился извлекать выгоду из ожесточенной борьбы конкурирующих компаний, внимательно следя при этом, чтобы не пострадали его интересы. С каждым месяцем его богатство и влияние возрастали.

Среди коллег он был известен как человек со свежими, неожиданными идеями, оригинальный, обладающий большой душевной силой. Человек, который держит свое слово, но становится опасным, если встать ему поперек пути. Хотя его общественное влияние было невелико, все же его знали как одного из самых многообещающих предпринимателей Америки.

Но на сердце у него не было так легко, и душа его не была так спокойна, как до гибели Анны Риццо. Он был подавлен трагедией ее нелепой смерти, такой неестественной и ранней для очаровательной молодой женщины.

Он вспоминал, какой непорочной была Анна, когда они познакомились, – эта невинность сквозила в их интимных отношениях. Казалось преступлением видеть неиспорченную девочку в лапах такого мужлана, как Карл Риццо. В те времена Джозефу Найту казалось, что, убирая Карла Риццо со своего пути, он поступает благородно – освобождает Анну от этого бремени.

Но все кончилось трагично. Она всем своим существом привязалась к Джо и оказалась неспособной жить своей собственной жизнью – без него. Любовь была частью ее «я». Эта любовь и привела ее к гибели.

Ну почему она не могла смириться, принять исчезновение жестокого мужа, получить наследство и начать новую жизнь? Она была молода и красива, могла спокойно вернуться в Мериленд и без труда выйти замуж за достойного человека. Ее будущее было у нее в руках, она могла строить его по своему собственному вкусу.

Но она выбрала Джозефа Найта.

Джо никогда не забудет ее пламенных, обреченных слов, когда он пытался убедить ее в том, что теперь она избавлена от тюрьмы – жить со своим мужем.

«Я – в тюрьме», – сказала она.

Джозеф Найт не понимал женщин. Он не мог постичь страсти столь всепоглощающей, когда женщина готова пожертвовать всем, лишь бы быть с мужчиной, который ее не хочет. Которая может толкнуть ее на то, чтобы лишить себя жизни и даже лишить жизни того, кого любит, – только не жить без него. Будучи бизнесменом, Найт привык во всем отыскивать рациональные, деловые мотивы. Он воспринимал мир как прагматик: задерживался там, где мог что-то получить, и ретировался, когда ему ничего не светило. Он не мог понять, как женщина может добровольно отказаться от самой жизни во имя чего-то эфемерного, бесплотного – любви мужчины. Их страстная тоска, желание слиться, отдать себя другому человеку, быть единой плотью вместо того, чтобы ощущать себя личностью, – все это озадачивало его.