Викторианки - Александр Яковлевич Ливергант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блэквуд ответил, что повесть годится, что в ней чувствуется «свежесть стиля и взгляда на мир» и что ему сразу же стало ясно, что написана она священником, – однако окончательное решение о публикации в журнале он примет не раньше, чем прочтет оставшиеся две. Спустя неделю, однако, написал, что передумал и «Невзгоды преподобного Амоса Бартона» берет, не дожидаясь всей трилогии, чем очень обрадовал «приунывшего священника», которого, по словам Льюиса, «больше заботит качество произведения, чем его публикация».
Помог безызвестному автору, как видно, авторитет Теккерея.
«Мой дорогой Амос, – пишет Блэквуд Джордж Элиот, – я забыл, говорил я Вам или Льюису, что показал „Бартона“ Теккерею. Он остановился у меня и вернулся из гостей часов в одиннадцать, когда я как раз „Бартона“ дочитывал. „Представьте, – сказал я ему, – я, кажется, открыл нового автора – похоже, первоклассного“. Я дал ему прочесть пару страниц, то место, где викарий возвращается домой и читатель впервые знакомится с Милли Бартон, и Теккерей сказал, что с радостью прочел бы всю повесть целиком, что я счел хорошим знаком».
И в январе 1857 года «Амос Бартон» выходит в журнале «Блэквуд мэгазин», а спустя еще несколько месяцев там же опубликованы еще две повести, к тому времени уже написанные. В начале же 1858 года «Сцены из жизни духовенства» выходят «в полном составе» отдельным изданием – дебют Джордж Элиот как прозаика состоялся.
Совершенно необходимая, тем более когда речь идет о начинающем авторе, «пиар-акция» воспоследовала: экземпляры трилогии были отправлены на Олимп Карлейлю, Теннисону, Теккерею и, конечно же, Диккенсу, который не скрывает своего восхищения.
«Никогда не встречал такой правдивости, изысканности и в юмористических, и в драматических эпизодах книги», отметил живой классик и, демонстрируя не только знание литературы, но и жизни, присовокупил, что, несмотря на мужское имя автора, он уверен: повести написаны женщиной:
«Если все же авторство принадлежит не женщине, то полагаю, что ни одному мужчине со дня сотворения мира еще никогда не удавалось так достоверно выдавать себя за представительницу прекрасного пола».
А вот Теккерей диккенсовской прозорливости не проявил, на мужской псевдоним «купился» и заявил, что ни минуты не сомневается: автор – мужчина.
Кто скрывается за псевдонимом Джордж Элиот, интересовало, понятно, не только авторов первой величины. Терялся в догадках и Блэквуд – в «заговоре» были только двое: Льюис и Спенсер. Скрывалась истина даже от Чапмена, заподозрившего, кто такой Джордж Элиот.
«Мой дорогой Чапмен, – пишет ему Льюис, – намеки в Вашем последнем письме не соответствуют действительности. То, что Вы приписываете эти произведения миссис Льюис, могло бы восприниматься как комплимент, однако принять эту похвалу значило бы изменить порядочности и дружеским чувствам. Коль скоро Вы, судя по всему, разделить чувства миссис Льюис на сей счет не готовы, она уполномочила меня заявить Вам со всей ответственностью, что автором этой книги не является».
Издатель, однако, поверил, что автор повестей, коль скоро главные герои лица духовные, – священник; если же это все-таки женщина, решил он, то тогда – дочь священника. Высказывалось и мнение, что автор «Сцен» – Бульвер-Литтон, большой любитель всякого рода мистификаций, в том числе и литературных. Однако лаконичный, выдержанный, едкий стиль повестей, этих трагикомических зарисовок провинциальных нравов, где от трагического до смешного (так будет и в романах) один шаг, – мало напоминал высокопарный, цветистый, сентиментальный слог автора «Пелема, или Приключений джентльмена».
Все критики, и те, кому «Сцены» понравились, и те, кто остался к ним равнодушен, не могли не обратить внимания на ту симпатию, какую питает Джордж Элиот к своим незадачливым героям, ту ностальгию, которая ощущается в описании провинциальных нравов, так живо сохранившихся в ее памяти.
«Эти простые, самые обыкновенные люди, – напишет, обращаясь к читателю, Джордж Элиот, – живут по совести и тщатся сделать доброе дело, как бы тяжело это им ни давалось. У них есть скрытые от мира горести и священные для них радости… Поверьте, вы очень выиграете, если вместе со мной проникнитесь поэзией и пафосом, трагедией и комедией, таящимися в их душе, всем тем, что скрыто в неприметном взгляде их серых глаз, что говорит с нами самым невыразительным голосом».
Убежденность, что не следует ждать от обычных людей слишком многого, желание вызвать сочувствие к заурядным персонажам, которые на первый взгляд не располагают к себе людей умных и культурных; стремление и посмеяться над героями, и их пожалеть, отдать им должное – все это ощущается и в последующих трех романах Джордж Элиот, выходивших один за другим с разницей в год и составивших ее славу. Эта убежденность, это желание, это стремление и являются, надо полагать, той философией, которую отметил при первом чтении «Сцен» Джордж Льюис. И которую облекла в изящный афоризм сама Элиот:
«Следует пореже рисовать мадонн и чаще – неприметных крестьянок, чистящих картофель».
5
Между «Сценами из жизни духовенства» и «Адамом Бидом», первом «полноформатным» романом Элиот, временного просвета, в сущности, нет: «Покояние Дженет» закончено 9 октября 1857 года, а уже спустя две недели Джордж Элиот приступает к работе над «Адамом Бидом». В марте следующего года закончен первый том романа, второй пишется летом в Мюнхене, во время второй поездки Льюисов в Германию и Австрию, 16 ноября дописан третий том, а в начале 1859 года «Адам Бид» выходит в свет в том же «Блэквуде».
«Сцены из жизни духовенства» пришлись по вкусу критикам (не всем, конечно, но большинству), но не читателям; «Адам Бид» и, в первую очередь, сам Адам Бид, полюбились и тем и другим В первый же год после выхода книги в свет было семь (!) переизданий, общий тираж составил 16 000 экземпляров – цифры говорят сами за себя. На гребне успеха «Адама Бида» Блэквуд предлагает Джордж Элиот 2000 фунтов за 4000 экземпляров ее следующего романа, даже не поинтересовавшись, о чем этот роман будет и написан ли он уже.
«Успех так велик, – записывает Элиот в дневнике, – что превзошел все мои ожидания. Сумею ли впредь написать такую же правдивую книгу, как „Адам Бид“? Груз будущего давит на меня с гораздо большей силой, чем радость, какую я испытываю от прошлого и настоящего… Подробности моего успеха так внушительны и многочисленны, что скучно их перечислять».
Перечислим их за нее мы. Герберт Спенсер: «Прочел Вашу книгу, и
