Западный край. Рассказы. Сказки - То Хоай

— Могу предложить табакерки с зеркальцами. Очень красивые.

Они купили две штуки; молодежи вообще полюбились эти табакерки. Их можно было даже носить как украшение на куртке или за головной повязкой.

— Пожалуйста, английские булавки…

Они взяли десяток. Потом купили кусок туалетного мыла «Белая роза», бутыль керосина, две мотыги и полтора метра красного нейлона на дождевик…

Муж выложил на прилавок пять донгов, и снова осталось немного денег. Жена рассматривала пестрый детский костюмчик, висевший возле самого прилавка. Костюм ей явно понравился, и она протянула было за ним руку.

— Да будет вам, купите в следующий раз, — засмеялся Нгиа.

Тут только молодожены остановились.

Нгиа едва не добавил: «Кукуруза еще не созрела, а вы уж и свадьбу сладили. Куда торопитесь?..» Но промолчал; на сердце у него кошки скребли, и было ему сейчас не до шуток.

Он все вспоминал случай, приключившийся на строительстве дороги, неподалеку от Наданга — месяц назад поженились девушка из Тхайбиня[94] приехавшая в горы поднимать целину, и парень, выходец из мео. Всюду только и разговоров было что об этом браке. Оба — и жених и невеста — работали в Молодежном комитете. Там они познакомились и полюбили друг друга. Свадьбу сыграли прямо на стройке. Потом муж отвез молодую знакомиться со свекровью и свекром. Жена, желая уважить мужа, сменила обычное свое платье на наряд мео, и оказалось, он очень пришелся ей к лицу. Старики, увидав, что невестка, хоть родом она и из чужих мест, обличьем вылитая мео. На радостях они позабыли обычай и сами вышли навстречу молодым.

Рассеянно припоминая забавные эти подробности, Нгиа подумал: «А ведь если здесь женишься, придется небось ехать на свадьбу к жениной родне, нарядившись горцем… Впрочем, мужчине одолжить или сшить костюм легче, чем женщине…»

Настроение у него было довольно унылое. Тет он отпраздновал на родине, в Футхо. Перед праздником получил от брата письмо: «Постарайся приехать к Новому году. Теперь-то уж непременно тебя окрутим…» Но надежды брата не сбылись. Не суждено, видно, ему обрести свое счастье в родных местах — а ведь казалось, вот оно, у него в руках. Иногда, как, скажем, сегодня, он старался не вспоминать об этом: личные дела, в общем-то, мелочи. Но избавиться от грустных мыслей не удавалось, и они возникали снова и снова, как родник, пробивающийся из-под камней.

На партийной конференции Тхао Кхая избрали в бюро Окружного комитета партии; он оказался самым молодым членам бюро. Когда голосовали за Кхая, Нгиа вспомнил, как тот совсем еще подростком пришел в партизанский отряд; он был тогда одних лет с Вы А Зинем[95] и так же находчив и смел. А теперь вон как далеко пошел! «Это хорошо, — думал Нгиа, — что мео вошли теперь в руководство партии. И Кхай будет в бюро как раз на месте. Недавно, во время заговора самозванного короля, „старые кадры“ вроде меня оказались не на высоте…»

А ведь, бывало, Нгиа смотрел на Тхао Кхая, как на зеленого юнца, не отдавая себе отчета в том, что тот уже вырос и стал отличным работником, завоевавшим доверие и уважение земляков.

Да, недочетов и промахов у Нгиа было немало — он и сам сознавал это. Партия, посылая коммунистов в горы Тэйбака, напутствовала их: «Пусть земля эта станет вашей второй родиной». И Нгиа без малого пятнадцать лет следует ее наказу. Он и жизни не пожалел бы ради высокой своей цели. Нерасторжимые узы связали его со здешним краем. Отчего же его одолевает тоска и тревога?..

А молодожены, приторочив свои покупки к седлам, успели отъехать уже довольно далеко. Только яркое женское платье переливалось еще вдали на солнце. Но Нгиа казалось, будто он видит их обоих, словно они все еще стоят у его прилавка. Только на месте незнакомой женщины чудилась ему Тхао Ми — он видел перед собой ее блестящие глаза, ее румяные щеки.

Любовь непостижима, ее нельзя измерить и выразить с помощью чисел, как исчисляют, скажем, высоту самых высоких гор. И все-таки Нгиа пытался определить, уточнить и проверить свои чувства. В общем-то, его колебания сводились к одному-единственному вопросу: исполнил ли он до конца свой партийный долг, сумел ли обрести здесь, в Западном крае, вторую родину?

Он давно понял, что Ми любит его, и готов был ответить на ее чувство. Потому что полюбил и сам. И все-таки колебался. Он колебался и не мог ни на что решиться.

Раздираемый противоречивыми чувствами, он глядел на гребни гор.

— Коня-то еще хорошо видно! — раздался вдруг чей-то голос у него за спиной.

Он обернулся:

— О, Виен! Здоро́во, ты откуда?

— Та-ак, — протянул Виен, — конь остановился. Жена небось достает из коробка данмой. Усядутся рядышком на камень и затянут дуэт… Теперь до завтра домой не доберутся!

— Говоришь-то ты складно. Да только покупатели мои давно уж перевалили за гору. Это другая лошадь, она, наоборот, приближается к нам.

— Да нет, это скакун новобрачных!

— Хочешь пари?

— Давай!

— По рукам!

Виен продолжал с победоносным видом:

— Я с этим счастливым мужем знаком, он работает в Молодежном комитете.

— Уж не он ли женился на девушке с равнины? — спросил Нгиа.

— Нет, с чего ты взял!

Нгиа смущенно умолк.

— Если б та парочка со стройки заявилась сюда, — не умолкал Виен, — ты бы их все равно не узнал. Красотка из Тхайбиня в новом наряде — вылитая мео и на данмое играет — заслушаешься. Вот так-то!

Виен здесь без году неделю, а знает всех и вся!

— Виен, — помолчав, вдруг спросил Нгиа, — а ты из каких краев будешь брать жену?

— Милый мой, — Виен расхохотался, — да какая разница, откуда жена родом, главное — любовь! Кого полюбишь, на той и женись — вот мой принцип. Но женюсь я не раньше, чем будет освобожден Юг. А ты-то сам, что думаешь?

— Я, в общем… как и ты. — Нгиа принужденно улыбнулся.

Слова Виена разбередили ему душу. Ему стало не по себе, словно его только что пробрали как следует — и за дело.

Виен окончил техникум и приехал сюда с гидрологической экспедицией; работал в Хангтоме, потом поднялся в Мыонгте, опять спустился в низины Шинхо к реке Намма, а недавно, во время паводка, перебрался в устье речки Наданг.

Теперь, когда гидрологи построили здесь свой лагерь, кончилась первобытная, дикая жизнь Наданга. Рекой занялись люди. Отныне — и в половодье и в мелководье — объем воды, расход ее и скорость измерялись и вычислялись с помощью точных приборов. Виен хотел заставить ручьи и реки служить народу.

До того как он поднялся сюда, на Запад, Виен никогда не видал ни леса, ни гор. Его поколение выросло уже после Революции, и сверстники Виена восприняли многие черты нового времени. Их воспитали не только семья, но и школа, коллектив товарищей, весь уклад жизни и, конечно, книги — хорошие книги, пробудившие в душе у Виена любовь к родной земле, тягу к дерзаниям и дальним дорогам, к большим и серьезным делам.

По натуре своей Виен был склонен к прекраснодушию и мечтательности. Но сама работа — тяжелая и вроде на первый взгляд чересчур приземленная и однообразная — научила Виена правильно понимать задачи, поставленные Революцией, решать практические дела. Два нелегких года пробыл он с экспедицией в лесах Нампо, а оттуда вместе с гидрологами перебрался в здешние края. Виен за это время очень переменился, теперь романтическая окрыленность у него сочеталась с деловитостью и расчетом, а будничная текучка не заслоняла далеких радужных горизонтов.

Кончался паводок, и возле лагеря гидрологов в Наданге уже не видать было серых выдр, нырявших с берега за добычей. Река оставила на берегу вывороченные потоком валуны, кустарники и деревья. Солнечный свет расстилался по воде ровной, отливающей золотом гладью. Сойдя на мостки, гидрологи подтягивали поближе «железную рыбу» — водомер, отмечавший напор и скорость воды.

В полдень свет солнца бывал особенно прозрачен и ровен. С молчаливых полей долетал запах созревших ананасов.

Но ясные дни в горах длятся недолго. Зима нагоняет к лесным опушкам серые тучи. И тогда уж не различить издалека маленький лагерь гидрологов на берегу Наданга. А Виен и его друзья на утонувшей в тумане станции как ни в чем не бывало продолжают работать и учиться и даже умудряются таскать на деревенские огороды золу для удобрения почвы.

Проходит зима, за нею весна, потом — лето и осень, а работа у Виена тянется неизменной, нескончаемой чередой: в мелководье сидишь себе спокойно и делаешь замеры да выводишь столбики чисел, зато в половодье приходится круглые сутки быть настороже и ежечасно сверяться с приборами. Человек обязан сохранять спокойствие и уверенность перед лицом изменчивой грозной природы…

Нгиа всегда с уважением думал о Виене и его сверстниках, о тех, кто пришел работать сюда, в горы: учителя и медики, ирригаторы, животноводы, агрономы, счетоводы, плановики, работники торговли… Пускай они не сталкиваются с теми трудностями, которые выпали в войну на долю Нгиа, но и сегодня, когда в быстро меняющихся условиях особую важность приобретают проблемы идеологии и экономики, на их плечи легла огромная ответственность. Вклад молодежи в построение социализма здесь, в горах, очень и очень велик.