Западный край. Рассказы. Сказки - То Хоай

Но сегодня тема разговора другая — все ждут товаров к Новому году. Пересуды и толки о скором прибытии каравана взбудоражили Финша.

На скамье у питейного ларька сидел старик. Как-то неестественно вывернув шею, он словно хотел уловить, о чем говорят спорщики. Не расслышав чьих-то слов, он громко переспросил:

— При чем тут купец Цин?.. — Похихикал язвительно, опрокинул стопку и снова спросил: — Ну а партиец Нгиа что?..

Спорщики на дальнем конце скамьи разошлись не на шутку. Хотя, говоря по правде, никто и не помнил толком, из-за чего разгорелись страсти.

— Правительство, — кричал один, — открыло здесь магазин, да как же у вас язык поворачивается!..

Сосед его зажегший было кальян, притушил его пальцами.

— Кто сосчитает, — крикнул он в голос, — сколько народу задавили в старину при покупке соли!

И старики зашумели громче прежнего. То ли они разъярились, вспомнив о черных делах пришлых начальников тэй и своих, из племени мео, то ли возмутились, услышав, что кто-то посмел сравнить богатея Цина с партийцем Нгиа.

Но были здесь и такие, что сидели молча и лишь опрокидывали стопку за стопкой. Позвякивал о край бутыли черпак, и звонкой струей текла из горлышка водка.

Старец, который обронил задевшие всех слова, насупясь, бор мотал что-то себе под нос, а громко бранившийся заводила все никак не мог успокоиться.

— Кое-кому, я вижу, не по душе, — кричал он, — что стражники не хватают нас больше за горло, выколачивая налоги! Забыли, как они пили здесь на дармовщину нашу водку да еще и кувшины с собой прихватывали?! Вы-то, хозяйка, небось помните? Начальству с каждого кувшина причиталось по два литра. Может, кто-то горюет, что нет больше в крепости тэй и люди не давят друг друга насмерть перед соляной лавкой начальника?!

— Да будет вам… — улыбнулся сосед, навлекший на себя его гнев. — Да пропади он пропадом ваш начальник.

— Ну вот, и начальника помянули! — засмеялся кто-то. — Уж не сбегать ли за куриными лапками — погадать: жив он или помер там, в Лаосе?

— Про него надо гадать на вонючих козлиных ножищах!

Вдруг старец, сидевший на другом конце скамьи, сердито вскочил, выкрикивая бранные слова. И подвыпившие старики опять загалдели.

А люди спокойно расхаживали по ярмарке, выбирали товар, приценивались, покупали, продавали, а то и просто прогуливались возле питейного ларька, не обращая на перепалку никакого внимания. Одни лишь старухи сбежались — узнать, не учинили ль чего спьяна их благоверные. Молодежь, обступившая было спорщиков, с хохотом разошлась.

И тут нежданно-негаданно встал старик, сидевший молча, и выпалил единым духом:

— Эй вы! Вам что, память отшибло?! Забыли уважаемого Ниа Пао? Не он ли каждый год изводил коней у купца Цина? Вся деревня тогда объедалась кониной. А однажды Ниа Пао ухитрился затолкать сверчков в уши вожакам старого Део. Припоминаете?.. Да Ниа Пао за всю свою жизнь не съел и крупицы соли, хоть и прожил на свете немало лет. Жаль только, небо лишило его слуха. Как вы смеете порицать его и бранить?! Пусть кто попробует еще его обидеть, двину кальяном в морду! У Ниа Пао перед Революцией большие заслуги!

Тут захмелевшие старики признали наконец Ниа Пао. А сам Ниа Пао, за всю жизнь не попробовавший соли и ненавидевший вьючных коней богача Цина, сидел себе молча и словно прислушивался к каким-то неведомым звукам, наклонив голову и уставившись в чашку с желтой кукурузной водкой.

Вдруг послышался крик:

— Эй!.. Караван идет!..

Тут все: и старцы, только что препиравшиеся у питейного ларька, и продавцы кукурузных лепешек, и старик из племени нунг[91], торговавший циновками, и девушки с парнями, игравшими на кхенах, кинулись к дороге. Даже любители птичьих боев — и стар и мал, — примостившиеся у самого крыльца Комитета, побросали свои клетки и побежали вместе со всеми.

Но тревога оказалась напрасной.

Это приехали сельские старосты и командиры общинных отрядов ополчения, короче, вся «выборная власть» из деревень по ту сторону Намма. Они торопились на совещание — в Директивный комитет[92]. С ними было и несколько женщин, спешивших на ярмарку за покупками. Впереди всех скакал почтальон с туго набитой сумкой. Так уже было заведено: по базарным дням работники с мест собирались в Финша — доложить о своей работе. Ну, и «корреспонденции» в такие дни поступало и отправлялось особенно много. Базарные дни в горах — это и время деловых встреч, и часы веселья и отдыха! Общинный и Директивный комитеты в Финша по базарным дням были похожи на вокзал: с утра до ночи приезжали и уезжали люди.

Кони с берегов Намма, малорослые и неказистые с виду, бодрой рысью поднялись по кручам и теперь спокойно стояли, помахивая хвостами, в ожидании хозяев, которые ушли, небрежно перебросив поводья через косматые гривы.

Кто-то из ополченцев второпях высыпал под ноги своему коню целую плетенку персиков. Поздние плоды эти, побитые градом, он, видно, купил за гроши, а может, и выпросил где-нибудь. Но едва конь начал жевать корм, откуда-то набежали поджарые тощие свиньи и, выхватывая персики из-под самой лошадиной морды, громко захрумкали косточками.

Только улеглось волнение, как вдруг кто-то опять закричал:

— Гляньте-ка! Уж не караван ли это с товаром?!

По дороге вереницей поднимались всадники.

Увы, и на сей раз ожидания были обмануты: это ехали на ярмарку крестьяне из Наданга. Они с нетерпением ждали теперь базарного дня, и с каждым разом их приезжало все больше и больше.

Веселей всего было глядеть на парней в высоких головных повязках и травяных лаптях. Молодые люди — откуда бы они ни были родом — из Наданга или из Финша, из какого б ни вышли племени, знакомятся без труда и сразу находят общий язык. Стоит им съехаться на ярмарке, они тотчас слезают с коней, протягивают друг другу руки и, достав табакерки с зеркальцем, угощают один другого табачком, передают из рук в руки кальян. А там снова садятся в седло и скачут дальше.

Люди в нетерпении глядят вниз, на дорогу и всякий раз, завидев верховых, волнуются: не караван ли это из города…

Вот снова начался было переполох. Но оказалось, что это везут на заготовительный пункт соду. Нынче повсюду стояла великая сушь, и соседи, сговорившись, тащили в пещеры котлы, несли кувшины с водой — выжигать соду. Промысел этот давал изрядный доход. А на вырученные деньги покупались фонарики с батарейками в медном корпусе или термосы, расписанные красными цветами, причем никто не покупал один термос, все брали по два.

Показался какой-то парень, согнувшийся под тяжестью здоровенного мешка. Из мешка торчала голова с лоснящимися на затылке волосами, большим красногубым ртом и вытаращенными глазами. Голова медленно поворачивалась во все стороны, и трудно было заподозрить, что у владелицы ее — крупной обезьяны, засунутой в мешок, руки и ноги крепко стянуты веревкой. Ополченцы из Наданга поймали обезьяну и притащили на ярмарку, чтоб продать живьем в магазин.

Да, народу из Наданга было сегодня побольше, чем в прошлый раз.

Явился и старый шаман из племени са. Он шел с целой ватагой парней, многие из них собирались купить основы для сетей, а кто же лучше старика знал в этом толк. Были и такие, что шли учиться: кто в кузницу — мастерить плуги, а кто на курсы счетоводов, чтоб потом, вернувшись в свою деревню, помочь землякам сколотить кооператив и вести сообща хозяйство.

— Вы уж, сынки, постарайтесь! — говорил им старик. — Нам ведь кузнецы нужны. Помню я, как тэй твердили, будто само небо не пожелало дать нашему племени добрых полей и определило до скончанья века скитаться, выжигая лес под недолговечные пашни. Но это неправда, скоро мы увидим своими глазами, как люди из племени са делают основы для сетей, куют мотыги и лемехи для плугов.

Старик все никак не мог забыть один случай. В прошлую путину он поднялся сюда, в магазин, купить леску. И вдруг, даже сам не подумав прежде, спросил продавщицу, девушку лоло:

— Хорошо, что Правительство продало мне леску, а нет ли у него случаем основы для сети?

Продавщица тотчас выложила на прилавок целый набор новеньких основ, отливавших сотнями стальных колечек. Старик легонько гладил их рукой, и пальцы его вздрагивали. Он не верил своим глазам: неужто перед ним и вправду новая основа? Да, так и есть! А ведь железной основе у людей са не было цены: потерявший ее обрекался на голодную смерть — и сам он, и весь его род. Сети ветшали и раздирались в клочья, но основу берегли как зеницу ока. Как без нее ловить рыбу — главное пропитание са?! Случалось, отец с матерью оставляли детям кое-какое наследство, но не было вещи дороже основы для сети. Ему самому основа досталась от предков, хранивших ее вот уж которое поколение. С нею он исходил немало рек, и вот на восьмом десятке впервые довелось увидеть новехонькую основу.