Пастырь добрый - Попова Александровна

— Перед Друденхаусом он чист; ну, а обвинение в краже ему теперь его мастер, я полагаю, уже не предъявит… Summa summarum[71]: соучастника я нашел, осталось взять главных.

— «Главных»… — повторил Курт, переглянувшись с Ланцем, и уточнил, уже зная, что услышит в ответ: — И много их?

— Трое, — подтвердил его догадку сослуживец. — Заплатили ему сразу, всю сумму, что мы нашли. Как он утверждает, ему и в голову не пришло, что эти трое связаны с убийствами; заподозрил, разумеется, что связался не с ворьем, каковое решило мяско потягивать самостоятельно — уж больно «взгляд нехороший» был у тех троих — однако, деньгу пересчитав, предпочел не задавать лишних вопросов и не показывать ненужного любопытства. Вообще — я ему верю; деловая хватка у мужика есть, однако при всем этом он довольно туповат… Вот когда мы взяли под арест бойни и всех, кто имеет к ним касательство, его и осенило, однако откровенничать с нами он не спешил по понятным причинам…

— Я дозволял? — оборвав подчиненного на полуслове, насупился вдруг Керн, и Курт обернулся на своего подопечного, без стука вошедшего и потихоньку прикрывшего дверь за собою; тот пожал плечами:

— Нет, — и, отойдя к стене, остановился, привалясь к ней спиной.

— Служба с Гессе тебе не на пользу, — заметил Керн сухо, одарив упомянутого испепеляющим взглядом, однако продолжать тему не стал, вновь обратясь к Райзе: — И где искать тех троих — он сказал?

— Сказал, — кивнул тот. — Однажды он невзначай увидел одного из тех, кто говорил с ним, на набережной. Любопытства ради остановился, следя за тем, куда тот пойдет, и…

— На баржу, — вклинился Курт, и сослуживец умолк, глядя на него растерянно и с настороженностью.

— Откуда известно? — уточнил Райзе; он кисло усмехнулся.

— Я тут тоже нашел, с кем побеседовать. Только советую умерить радость, Густав: баржа пуста, и где эти трое теперь — Господу одному ведомо.

— Гадство, — с чувством прошипел тот. — Вот непруха… И что теперь? Где концы искать?

— Сдается мне — в шкафу Мозеров, — откликнулся Керн угрюмо. — Из того, что мне наплел наш эксперт, я делаю именно это заключение. Так, Гессе?

— Не совсем, Вальтер; я сейчас все объясню в подробностях, и, надеюсь, на сей раз вы прислушаетесь к моим выводам… Primo. Упомянутый вами эксперт подтвердил то, о чем говорили улики: Мозер-младший не покидал дома — по крайней мере, в общеупотребительном смысле. Его комната насыщена следами некоего потустороннего явления с участием некой личности потустороннего характера, а обыкновенные вещественные улики говорят о том, что у порожка шкафа происходила борьба. Secundo. Вода проходит объединяющей все вышеперечисленное линией: мокрый след у шкафа, речная вода в кувшине, а также тот effectus, каковой вода эта оказала на эксперта одним лишь на нее взглядом. Tertio. По пути в Друденхаус я переговорил с приятелем… с уверенностью говорю — покойного… Мозера; мальчишка на посылках в лавке его отца. Тот описывает события, происходящие в его доме по ночам, в точности совпадающие с тем, что мне довелось слышать от Штефана — голоса, приоткрывающаяся дверца, а главное — главное это звуки флейты.

— В монастырь, — тихо произнес Керн. — В монастырь, растить морковку и замаливать грех непослушания. Сказали же старому дураку — «способствовать расследованиям»… Твой миг торжества, Гессе. Можешь с чистой совестью назвать меня остолопом. Не оскорблюсь.

— Не желаю испытывать судьбу, — возразил Курт. — Хотя, конечно, велико искушение быть одним из немногих, обругавших остолопом обер-инквизитора и оставшихся в живых… Бросьте, Вальтер, вас можно понять: все это звучало и впрямь бредово.

— Милосердие победителя, — скривился тот болезненно. — Хуже только серпом по яйцам… Продолжай.

— И последнее, — кивнул он. — Штефан Мозер исчез на следующую ночь после третьего (как мы подозревали, и, похоже, не напрасно — последнего) жертвоприношения. Conclusio[72]. Полагаю, всего этого довольно, дабы признать: «чудище в шкафу», в подвале или за любой иной какой дверью, пугающее кельнских детей, и таинственные личности, призывающие неведомое существо с помощью флейты и принесенных в жертву детей же — связаны. Принимается?

— Сдаюсь, — вяло вскинул руки Керн. — А судя по твоей нетерпеливой физиономии и по тому, как топчется на месте Хоффмайер, словно у него пчела в заднице — вы с ним уже сделали какие-то выводы относительно того, что происходит. Давай, Гессе, добивай лежачего. Я слушаю.

— Как скажете, — вздохнул Курт сострадающе, — коли уж вы так настроены — добавлю последний пинок под дых. Я наводил справки у местных — в Кельне ничего похожего нет, никаких легенд, преданий или даже вымыслов, похожих на наш случай, не имеется. Вы облажались, Вальтер, еще в одном — когда не пожелали выслушать историю Бруно о местной легенде его родного города.

— Байка о змеелове?

— Крысолове. Вкратце история эта такова: запруженный крысами Хамельн некто освободил с помощью флейты — ее игра приманивала крыс, лишая воли и принуждая делать то, что требовалось ее обладателю, а именно — войти в воду местной речки и там благополучно утопнуть. Когда местные не пожелали оплатить его труды, он провернул тот же фокус с детьми горожан — они точно так же ушли за ним, ведомые звуками его флейты.

— И были утоплены? — чуть слышно уточнил Ланц; Курт на миг обернулся к нему, пожав плечами:

— Это одна из версий той истории; сдается мне — самая логичная. Предлагаю всерьез воспринять следующую цепь понятий: дети — флейта — речная вода…

— А насколько всерьез можно принимать саму эту историю? Хоффмайер?

— Ну, — пожал плечами подопечный, — если не соврать…

— Уж сделай милость, — покривился Керн. — Вранья по долгу службы не сношу.

— Я не знаю, майстер Керн. Меня этим Крысоловом пугали в детстве, о нем в городе говорили; есть на отшибе взгорок — болтали, что когда-то там стоял его дом, и после этой выходки с детьми горожане его сожгли, но при этом же говорят, что Крысолов родом не из Хамельна, что — пришлый, и никакого дома, соответственно, у него там быть не могло… Я не знаю, — повторил он. — Лет примерно сто назад жителей и впрямь поуменьшилось, стариков было полно, молодых — почти не осталось, в Хамельне и теперь народу не ахти как и много, но я бы не стал почитать это доказательством. За правдивость не поручусь, если вы это хотели услышать.

— Кроме того, абориген, — вклинился Ланц осторожно, — мы — в Кельне; что твой Крысолов здесь забыл?

— Его призвали, — убежденно откликнулся Курт. — Для того и ритуалы с использованием флейты. И — двери; в обоих известных нам случаях оно (или он, если я прав) возникало за дверью. Дверь подпола, шкафа — неважно. Дверь. Проход. Porta.

— Приемлемо, — отметил Ланц, — однако же, если так, то — почему не топили жертвы? Почему — нож?

— Скорее всего, Дитрих, жертвы были принесены не ему самому; сомневаюсь, что в мире потусторонних сущностей он поднялся столь уж высоко. Вернее, что предназначались они его покровителю, дабы задобрить и позволить выпустить его в наш мир; флейта — быть может, опознавательный знак, чтобы не ошибся, кого именно. Или флейта — артефакт самого этого покровителя. Ну, или оформление для настроя жрецов, как пение клира на мессе.

— Но-но, — привычно одернул Керн. — Принять к рассмотрению еретические теории я еще могу, но в аналогиях, Гессе, полегче… Итак, по твоему мнению, в Кельне действует хамельнский дудочник, призванный — кем и для чего?

— Не спрашивайте, Вальтер, не скажу. Это нам предстоит выяснить.

— Каким образом?

— Идти к истокам. В буквальном смысле.

— То есть, отправляться в Хамельн?.. Допустим, я приму твою версию; все впрямь весьма похоже на правду, и основной нестыковкой является тот факт, что в нашем городе отчего-то проявилось проклятие города другого, однако я готов списать это на factor hominis[73]. Но что ты намерен делать, когда прибудешь на место?

— Понятия не имею, — передернул плечами Курт. — Выясню меру правдоподобности всей этой истории, детальности, если существенная доля правды все же отыщется…

— И с каждым словом все неуверенней, — заметил Керн угрюмо; он вздохнул.

— Не стану отрицать. Что делать далее — я не совсем себе представляю; найти могилу, in optimo[74]… выкопать… «посыпать солью и сжечь»… Если я окажусь прав, моим действиям, скорее всего, попытаются воспрепятствовать, и я не знаю, какими методами; словом, Вальтер, отпустите со мной кого-нибудь из старших. Не хочу снова напортачить.

— Гессе, — укоризненно протянул Керн, — и это я слышу от следователя второго ранга?

— Может, напрасно повысили так скоро…

— Дело фон Шёнборн ты провел не просто отлично — блестяще. Что тебя все еще смущает?