Фонтан - Дэвид Скотт Хэй

Ублюдок. Хе.

Би осматривает другие работы. Все они эффектны и прекрасны.

Он воздает каждому по заслугам. Каждому достается внимание, пристальный осмотр и тихий свист. Работы Би в коллекции не представлены. У него вибрирует телефон. Он выключает его, не взглянув на номер.

Рядом с коллекцией находится нечто, для чего годится одно название: полигон. Мишени — фотопортреты всех искусствоведов, о которых Би когда-либо слышал, и раскрученных художников, имеющих свои телешоу и школы, включая Росса Робардса, автора книг «Рисуют все», «Открой в себе Пикассо» и так далее (на обложках книг — измененные названия, написанные колючим почерком Кувалды: «Малюют все», «Открой в себе придурка»).

В черном списке Кувалды почетное первое место занимает Робардс, десяток его зеркальных картин с деревянными домиками в Висконсине и волшебными прудами со счастливой голодной форелью. Би переносит центр тяжести с одной ноги на другую. На мгновение ему становится неловко.

Все работы обильно заляпаны краской тошнотворных неоновых оттенков в духе восьмидесятых.

Учебные стрельбы.

Би осматривает жертв, в глубине души ожидая найти среди них свои работы.

Но не находит.

Бутылка с водой тычет ему в ребра.

Я не котируюсь.

Би ставит рюкзак на пол.

«Инвестируй в себя, Би». Кувалда так и делала. Приятно видеть, что оспариваемый семидесятипятитысячный грант ИХФ не был потрачен впустую.

Мимо с грохотом проносится поезд. Би кладет руку на стопку старых ржавых гаечных ключей. У него прилив вдохновения. Прозрение.

Однажды…

В здании, тарахтя, как кашляющий старик, включается компрессор.

Би ощущает дуновение прохладного ветерка.

Это кондей. У нее есть кондей!

Би не религиозен. Он не делает пожертвований, не покупает книжки, не платит церковную десятину. Но в этом здании, расположенном в промзоне с пустынными в выходной день парковками и скопищем старомодных паркоматов, сейчас так тихо. В высокие окна льется солнечный свет. В его лучах танцуют и кружатся пылинки. Единственный посторонний звук — это по-прежнему спокойное дыхание Би. Его накрывает волна дзена.

Именно такое чувство, как он всегда считал, возникнет у него, когда он войдет в Сикстинскую капеллу. В Исаакиевский собор в Петербурге. В Музей Гуггенхайма. В Гетти.

В то место, где должен обитать Бог.

Восприятие становится четче, резче. В голове гудит.

Он может переехать сюда. А может никогда не возвращаться. Может остаться здесь. Пусть телефон разрядится и подохнет. Пусть копятся счета. И пусть хозяин дома сам с этим разбирается. Пусть эта свихнувшаяся на сексе отщепенка подает заявление об исчезновении человека. А он свернется калачиком на этом вот диванчике и уснет спокойным, безмятежным сном.

Он может освоить новые инструменты. Отказаться от своей прежней жизни. Он не заживет жизнью Кувалды, а направит собственную жизнь, собственное искусство в новое, свежее русло. Он может оставить позади модернистский стиль, который выработал и отточил до автоматизма.

Смысл в том, чтобы сидеть без гроша.

Смысл в рутине.

В застое.

В иронии.

В мышечной памяти.

В привычке.

В неизвестности.

В смерти.

И вторичной переработке.

Каку большинства художников, у Би, возможно, есть одна-две выдающиеся вещи. Возможно, это не самые любимые его вещи. Не те, которыми он больше всего гордится. Не те, над которыми он трудился как каторжный. Бесконечными ночами. В его воображении это не те вещи, которые он представляет со своей подписью, в неоновых огнях или еще с какими-нибудь атрибутами личного успеха.

Но это те вещи, которые соотносят его с миром.

С ожиданиями мира.

С ожиданиями менеджера.

Агентов.

Издателей.

Галеристов.

Журналистов.

Властей.

Кассы.

Зрителя.

Потребителя.

А он устал пытаться их удовлетворить. Он не раздражен, не зол, не озлоблен. Просто стар. И устал. С наступлением осени жизни он должен был очутиться в другом месте. Физически. Творчески. Эмоционально.

Он мог бы переродиться. И без фонтана.

Какое-то гудение внезапно возвращает Би к реальности. На дальней стене он видит дверь. Ведущую не на выход, а, вероятно, в другую комнату. Би идет к ней, шагая по прямоугольникам света на полу, льющегося из высоких окон.

Ему не по себе.

Он подходит к таинственной двери. Перед дверью лежит коврик. И стоит пара грязных рабочих ботинок с потертыми носами, под которыми тускло блестит стальная оковка. Рядом — небольшой мусорный контейнер и еще одна маленькая коробка с латексными бахилами. Би колеблется, однако разувается, пугаясь своих вечно грязных носков, которые он должен снять. Садится и с минуту проветривает их, как будто они могут испускать невидимый газ, который наполнит бахилы, точно воздушные шарики, и понесет их к медленно вращающимся лопастям промышленных вентиляторов на потолке.

Би тянется к дверной ручке, в которой его пальцы отражаются как в кривом зеркале, превращаясь в пухлые сосиски, и в этот момент в здание врезается машина. С оглушительным ударом.

Ꝏ

Би никогда не паникует и в чрезвычайных обстоятельствах не теряется, за исключением одного раза, когда он на День благодарения ехал в гости к родителям. Эту историю он никогда никому не рассказывал, и здесь она также разглашена не будет.

Би, даже не подумав набрать 911 по той единственной причине, что это просто не приходит ему в голову, выбегает на улицу к машине, готовя себя к ужасному зрелищу. К углу кирпичного здания прилепилась маленькая красная машинка. Она похожа на крошечного красного зверька, который чихнул при ударе и теперь с его мордочки капает вязкая жидкость инопланетных цветов. Визуальной эффектности зрелищу прибавляют клубы пара. Би не может хорошенько разглядеть водителя. Он (она, оно) не двигается. Обойдя автомобиль кругом, Би видит обутые ноги, раскинутые по раскуроченному салону. И раскрывшийся парашют белоснежной подушки безопасности. И каплющую красную жидкость.

К горлу подступает дурнота. В мозгу щелкает переключатель. Тот же самый, который имеется почти у всех фельдшеров скорой, пожарных и полицейских. Переключатель хладнокровия. Переключатель беспристрастности, присущей специальным выпускам «Пи-би-эс» из травматологических отделений.

Этот переключатель срабатывает потому, что Би видел, как люди в мастерской лишались пальцев. Один потерял часть руки выше жизненно важной артерии, другая — кончик пальца на детском конструкторе во время инцидента, который требует, чтобы все четыре человека, присутствовавшие при упомянутом инциденте, представили свои версии произошедшего в стиле «Расёмона».

Снова щелкает переключатель. Потому что теперь Би хорошо видит развороченный V-образный капот. Большие склизкие малиново-вишневые сгустки крови и какие-то ошметки, которые, по предположению Би, могут быть только пропитанными кровью мозгами. Обилие этих ошметков, разбрызганных по подушке безопасности и переднему лобовому стеклу, с которого они стекают вниз, скапливаясь на приборной панели,