История моей матери - Семен Бронин

- Дюма. Из руководства партии. Он очень интересовался этим балетом. Так что выбирайте, кому идти третьим.

Серж пожал плечами:

- Пусть Венсан идет. Мне уже не хочется.

- А ты билеты покупал? Нет уж. Сиди сам на этой каторге.

Марсель, чтоб замять неловкость, подольстилась к Сержу:

- Я ему, кстати, про твой проект с пионерскими лагерями говорила - он сказал, что можно попробовать... Что такое "Аполлон Музагет", кто-нибудь знает?- спросила она у остальных, будто в настоящую минуту это было главное.- Все-таки плохо у нас у всех с общей культурой.

- "Аполлон" - понятно,- сказал, приободрившись, Серж.- "Музагет" не очень.

- Ладно, я тоже не знаю. Про "Музагет" я в "Ларуссе" (Распространенный французский энциклопедический справочник.- Примеч. авт.) посмотрю,- решила Марсель.- Спросила бы у отца: он все знает, но ему не до этого.

- Из-за дачи на Средиземном море?

- Из-за дачи! Из-за московской поездки! Каждый раз как на публичную порку едет!..

Огюст Дюма (он просил не путать себя с классиком: у того фамилия кончалась на "s", а него на "t") был сотрудником не "Юманите" (хотя и просил называть себя Дюма из "Юма"), а центрального аппарата партии. В настоящее время он был, кажется, членом Секретариата: состав последнего постоянно менялся и, в целях конспирации, хранился в тайне даже от партии - отсюда и сомнения на счет его членства в этом высоком органе. Во всяком случае, он был связным между Секретариатом и газетой: привозил оттуда срочные документы, обвинительные статьи и пасквили, якобы подписанные сотрудниками газеты, так что те наутро с бессильным гневом и ужасом дивились на мнимое дело рук своих - и выполнял какие-то иные челночные операции, говорить о которых было не принято. Человек этот был, впрочем, простой, свойский и компанейский. В прошлом он был моряк, младший офицер военного флота, и в нем сохранились старые привычки, в которых дух морской дисциплины соседствовал с мичманской шкодливостью и беспечностью. Он щеголял старым офицерским мундиром - довольно потертым и без погон; в нем он чувствовал себя свободнее, чем в штатском: легче было и шалить, и подчиняться.

Они пошли втроем в театр Сары Бернар (той самой, которая в семьдесят с лишним лет соблазнила когда-то Сергея Есенина) на новый балет Игоря Стравинского. Огюст был уже не в беспогонном мундире, а во вполне приличной выходной паре с белой рубашкой и галстуком, но и в штатском оставался похож на военного: все кругом были в свободных рубашках и кофтах с бантами и завязками на шее - вместо обременительных, как цепи, галстуков.

"Музагет" оказался не чем иным, как "водителем Муз". Рене прочла это в афишке спектакля, но потом нашла и в "Ларуссе", как и предсказывала Марсель, которая все знала и была начитанна, как учительница младших классов. Узнать из мелодичной и капризной музыки Стравинского и, тем более, из пластичной, но вычурной хореографии Баланчина, почему русские совершили революцию и терпят нынче немыслимые бедствия, было зрителям не под силу. Постановщики спектакля, кажется, намеренно вводили их в заблуждение на этот счет, потому что после спектакля русских можно было посчитать пребывающими на Олимпе в одной компании с небожителями. Видимо, Стравинский, как и сказал Серж, был в душе своей эмигрантом или бродячим музыкантом, предлагающим свою музыку на всех мировых перекрестках и меньше всего интересующимся судьбами революции. К тому же у всех болели спины из-за неудобных сидений и необходимости вертеться: чтоб видеть, как танцуют и пляшут на далекой от них сцене...

- Все-таки кафе - место куда демократичнее,- сказал Огюст, усаживая товарищей в углу под пальмой в уютном заведении с большими красными абажурами на настольных лампах, с обивкой из черного дерева и бронзой, тускло блестевшей в темноте зала.- Каждый сидит с удобствами. Хоть у оркестра, хоть где. И музыка лучше, доходчивее. Люблю это заведение. Оно мне родной камбуз напоминает. Особенно бронза: так и хочется надраить... Что возьмем?

- Какие у нас финансы? - У Сержа после оплаты билетов ничего не осталось.

- Неограниченные,- отвечал тот.- Хватит на кофе и пирожные.

Принесли заказ.

- Расскажите о вашей службе на флоте,- попросила Рене, давно мечтавшая о далеких странствиях.

- Рассказать о флоте? - Огюст посмотрел на нее так, будто желание ее было не вполне приличным.

- Да. Какие у вас о нем воспоминания?

- Память-то светлая, а как начнешь рассказывать, обязательно какую-нибудь дрянь вспомнишь - почему так, не знаете?

- Не знаю. Может быть, все плохо было?

- Да нет, нормально. Просто мы так устроены: нацелены на плохое. Революционеры, я имею в виду. Верно, Серж?

- Почему? - Серж ел корзиночку с кремовыми цветами и был настроен иначе.- Я оптимист и все вижу в розовом свете.

- Счастливец, значит. Так что рассказать, Рене?

- Расскажите про ваши отношения с начальством. Это важно?

- Еще бы! Все от капитана зависит. Мой на последнем моем корабле был законченный пьяница.

- Не может этого быть,- сказала она, скорее подыгрывая ему, чем не веря.

- Да еще какой. А если капитан - пьяница, то все туда же. Начальство знало это - однажды адмирал нагрянул с инспекцией: выстроили команду, наш наверху, на шканцах, болтается - адмирал обращается к нам: есть ли жалобы. Хотел, чтоб мы на него нажаловались.

- А вы?

- Естественно, отмолчались - адмирал так ни с чем и уехал... Не нравится история моя?

- Расскажите о чем-нибудь приятном,- попросила она.- Вы моряк все-таки.

- Раз моряк, значит о женщинах - так ведь?

- Положим. Хотя и необязательно.

- Необязательно, но так. Женщины, Рене, бывают на земле и на море. О женщинах на земле говорить не стоит, да и на корабле не очень.

- Откуда на военном корабле женщины? - Серж оторвался на миг от торта.

- Берут для бюджета корабля, для настроения офицеров,- уклончиво отвечал Огюст.- Вы все тайны знать хотите. Слушайте, что вам говорят, а выводы делайте сами - так ведь, Рене? - и поглядел на нее искоса: насколько груба могла быть сообщаемая ей правда.- У нас на второй палубе стояло подряд шесть кают младших офицеров - и моя тоже, поскольку, несмотря на мой далеко не юный возраст, я все не мог добиться повышения: во мне всегда чуждый элемент чувствовали. Так вот. Все пассажирки - сколько-нибудь подвижного возраста: что на ногах держались - считали своим долгом пройти через все каюты последовательно, а то и по две за ночь кряду. Это у нас называлось стоять на звездной вахте. Стоишь на палубе, смотришь в воду или на звезды, а к тебе уже такая особа лепится: приглядела тебя на обеде или просто высмотрела на ночной охоте, пока муж спит после пьянки. "Что делаете?"-спрашивает.- "Надеюсь, не на дежурстве? Хотя можно, говорит, и среди дежурства, если не терять времени." Ей-богу! Море всех с ума сводит: будто из монастыря сбежали... Начнешь ей про звезды говорить, про миры бескрайние - она послушает, послушает, скорчит пренебрежительную рожицу, а то и скажет что-нибудь непотребное, отойдет, а ты стоишь как оплеванный, будто тебя на улице грязью обрызгали. Я не могу так. Без разговоров ...- и глянул выразительно, словно хотел затеять сейчас именно такие разговоры.- Я, наверно, зря все это вам рассказываю? - Рене замялась, и он перекинулся к Сержу: - Что за дело, Серж? О котором мне Марсель говорила?

- Деньги нужны, Огюст.

- Новость какая. Мы все в таком положении.

- Не я, а французские дети. Ты ведь теперь в Секретариате?

- Ну и что? Сколько надо?

- Много. Есть план! Мы говорили об этом в "Авангарде". Надо обеспечить детей рабочих пионерскими лагерями! - Огюст глянул насмешливо, а Серж продолжал не тушуясь: - Здесь кроется большой резерв агитации. Правящий класс совсем не думает о детском отдыхе - это надо использовать, поставить по всей Франции палаточные городки, разместить в них детей из семей низкого и среднего достатка, устроить родительские дни, втолковывать детям и родителям азы политической грамоты, рассказывать, куда идут деньги, предназначаемые бюджетом на детские нужды, и набирать таким образом очки в борьбе за детские и родительские души! Мы уже начали этот эксперимент в Стене. Через десять лет те и другие будут у нас в кармане!...- Он кивнул в сторону Рене и долго еще распространялся таким образом, нисколько не теряя в азарте и в убедительности, так что, хотя кафе было маленьким и уютным и скрадывало лишний шум, посетители за соседними столиками, услыхав и малую толику сказанного, начали недовольно оглядываться...

- Ладно, Серж. Во всем этом есть что-то дельное. Я предложу в Секретариате. А может, и еще где-нибудь. На детей деньги найдутся. Вы только составьте бумагу. Все, что вы сказали, плюс приблизительную смету. Идет?

- Правда?! - не веря ушам, воскликнул Серж, уже видя себя во главе национального пионерского движения.

- А почему нет? Только не знаю, весь ли ты фонд получишь или только часть его. И не самую большую.

- Как так?! - вознегодовал тот.- Ни одного су не отдам. Знаешь, сколько по Франции лагерей построить надо?