История моей матери - Семен Бронин

Началось с того, что он наотрез отказался здороваться с сотрудниками на лестнице: будто это было не в его правилах или занимало у него слишком много времени. Вайяну-Кутюрье, главному редактору газеты, который приготовил ему излюбленную остроту о том, что его ругают весь месяц, а в конце его говорят, что газета все-таки не так уж плоха, в ответ на это изящное, не раз произнесенное и просящееся в историю бонмо, Марти сказал, с неслыханным в этих местах цинизмом, что у него: а) нет времени здороваться в газете с каждым встречным и б) отныне и в начале и в конце месяца будут одни лишь нелицеприятные разборы и разгромы написанного, так что пусть он не надеется на снисходительность (все это было сказано куда грубей и проще). Марти по характеру своему был угрюмый и дерзкий боец - тюрьма его нрава не укротила, а пребывание в Москве довело до совершенства. Больше всего попадало почему-то Венсану, хотя его статьи и стихи не давали этому повода: Марти, видно, не выносил поэтов - исключая тех, кто написал тексты "Марсельезы" и "Интернационала"...

- Что ему дались мои баллоны? - удивлялся Венсан, читая очередные вымаранные строки.- Чем я теперь колонны зарифмую?..

Он решил отомстить обидчику и чуть не вылетел из газеты: написал стишок на нового директора. Эпиграмма, врученная Марти в кабинете Кашена и зачитанная потом, приватно, коллективу газеты, была такова:

- "Пила драла дубок.

Дубок свалился с ног.

Что дерево? Терпело.

Пила ж? Все время пела". (Для перевода использовано четверостишие Жильвика, Guillevic, Executoire, 1947; автор стал в годы войны подпольщиком-коммунистом.- Примеч. авт.)

- Что за галиматья?! - вскричал моряк-редактор.- Я уже не спрашиваю про рифму и размер, но кто здесь дубок и где пила?! Это что, личные намеки?

Венсан сделал неуклюжую попытку оправдаться:

- Это все надо понимать фигурально. Я думал, вы оцените юмор. "Юманите" - "Юморите": это же где-то рядом.

- "Юморите" на главного редактора? Да еще предлагают напечатать в его собственном органе! Вы бы отдали ее "Досужему парижанину", с которым у вас такие прекрасные отношения!..- и оглядел поочередно всех сотрудников, пропустив только Кашена, с которым у него были иные счеты, решаемые на другом уровне.- Ищите, Венсан, работу. Я вас освобождаю от необходимости ходить в эту газету.

- Без всякого пособия? - огрызнулся тот.

- Венсан! - воскликнула Марсель: предупредить, чтоб не зарывался, но было поздно.

- Слыхали? Он хочет еще с партии проценты получить. Со своего вклада в нее. Или дивиденды - не знаю, как правильно: в тюрьме подзабыл, а в Москве совсем разучился...

Венсан весь испереживался и все думал, как уйти - тихо или хлопнув дверью, друзья же посоветовали ему продолжать ходить на службу. Он так и сделал, и санкций не последовало: Марти ограничился поперву внушением и предупреждением...

Марсель кипела гневом и даже пыталась создать оппозицию:

- Надо объединиться и спасти газету! Из нее хотят сделать церковный календарь со святцами! - Здесь, в тесном кругу друзей, она не стеснялась в выражениях.- Мне вчера тоже вырубили три строки о концерте Шаляпина! Я ему говорю: это великий русский бас, а он мне - белогвардеец! Вот когда приедет ансамбль Красной Армии, тогда и объявим...- Марсель поглядела с возмущением и спросила: - Он в самом деле сюда едет?

- Слушай его больше,- сказал Серж.- При теперешних-то отношениях? Издевается просто.

- И что ему это дает? - оскорбилась во второй раз, и еще больше, Марсель.

- Ничего. Кроме того, что в очередной раз унизил твоего папашу. Ты не понимаешь мужчин - половина из нас такая.- Видно, акции Кашена и вправду пошли вниз - раз Серж позволил себе назвать его папашей.

- Напишите коллективное письмо протеста - я его у себя в газете напечатаю,- предложил Ориоль, который, сколько ни ходил в этот круг, так ничего в нем и не понял.- Может, подействует?

- Подействует. Последним ударом по отцу станет. Обращаться с жалобой в классово чуждый орган прессы? - Марсель даже не поглядела в его сторону.-Для Марти это уж точно будет подарок - лучше не придумаешь. Будем ждать. А чего - никто не знает. Во всяком случае, надо держаться сообща. Один за всех и все за одного, как говорили мушкетеры.

- А кто взял себе рабкоров? - простодушно спросила Рене. Ориоль глянул на нее с острым любопытством: он уже не раз глядел на нее так - остальные недоуменно пожали плечами.

- Не знаю,- сказал Серж.- Они не в этом помещении.

Он мало что понимал в этой части дел и вообще не хотел вникать в то, что не касалось его лично. Марсель, для которой в отчаянии все средства были хороши, переглянулась с Рене и сообразила, что вопрос не так уж невинен.

- Отец, к кому перешли рабкоры? - спросила она Кашена, который только вошел в прихожую, снимал с себя длинное черное пальто и сматывал конспиративный шарф, закрывавший половину лица до длинных висячих усов. От ее вопроса он замер, крякнул от неожиданности, медленно повернулся к молодым людям, оглядел всех подряд, выделил неприязненным оком Ориоля, которого недолюбливал с тех пор, как тот посоветовал ему занять денег у русских, скользнул взглядом по Рене.

- Не знаю... Они не в моем ведении. А кто ими занимается, ей-богу, не знаю. Не до них. Давайте-ка я с вами переговорю малость - с теми, кто из газеты. А остальные - милости просим, в следующий раз как-нибудь...- Он и в самые трудные дни сохранял радушие и гостеприимство...

- Ты как всегда попадаешь в точку, Рене,- выйдя на улицу, сказал Ориоль, против обыкновения серьезный и вдумчивый.- Может, ты нам в газету обо всем этом напишешь?

- Нет, конечно,- сказала Рене.

- Огюст не разрешит?

- А кто это? - спросила она.- У меня много знакомых Огюстов. Кого ты имеешь в виду? - И он только махнул рукой: в знак отчаяния...

В этот вечер Марсель, Серж и Венсан должны были пойти на одно из первых представлений балета Стравинского "Аполлон Музагет" в театре Сары Бернар. Марсель составляла список того, что в Париже было достойно их внимания, все русское занимало в нем почетное место - и с ним новый балет Стравинского. Серж заметил, что Стравинский - эмигрант, но хотя и сказал это с иронией, получил от Марсель достойную отповедь:

- Не будем большими католиками, чем папа, Серж. Нам интересен русский народ, глубина его духа, которая подвигла его на жертвы и лишения, а эмигрант он или интеллектуальный бродяга - пусть это решают в нашем Секретариате люди вроде капитана Трента! - Догматик Трент был давно списан с борта партийного корабля, о нем можно было не вспоминать, но Марсель имела в виду конечно же другого человека.- Будем выше этого! Мне, например, казацкий хор дал больше, чем все последние резолюции Коминтерна, вместе взятые! - Это было, разумеется, риторическое преувеличение, но его деликатно не заметили...

Билеты старались брать дешевые, на высоких ярусах: дорогие считались знаком дурного тона (музыку лучше слушать с галерки), да и денег на них не было. Платили за вход по очереди.

- Вот! - Серж показал три билета на неудобные места, стоившие ему месячного сотрудничества в "Авангарде".- Я сижу посередине и рассказываю Марсель, сидящей справа от меня, что делается на сцене, Венсан слушает музыку и потом напевает нам обоим.

Он старался ради Марсель, но она была не в духе и сказалась занятой:

- Я не пойду. Рене возьмите вместо меня: ей это будет полезно... У нас неприятности дома - мы срочно выезжаем на побережье.

Серж сильно расстроился. У него, как у всякого влюбленного, были особые виды на этот вечер - как и на всякий другой тоже.

- Мне б такие неприятности - чтоб завтра на Средиземном море оказаться,- проворчал он, но Марсель была настолько не в настроении, что не могла простить ему и этого невинного ропота и сердито выговорила:

- Это действительно серьезно, Серж! Мог бы и посочувствовать.

Серж встрепенулся: несчастья любимых тревожат нас больше наших собственных.

- Так я не знаю чему.

- Противная история.- Марсель помолчала, преодолевая естественное в ее положении внутреннее сопротивление.- У нас под Ниццей жил дядя с теткой. Дядя давно завещал участок и постройки на нем отцу. А у тетки свои планы на них... Дядя на днях умер. Она даже не сообщила нам вовремя - надо ехать на похороны, а отцу, как назло, нужно на заседание Коминтерна. И не ехать в Москву тоже нельзя - так даже вопрос не ставится. Поедем мы с матерью, а что из этого выйдет, не знаю... Дом пустяковый, но участок хороший... Партия через нас влияла там на соседних художников - они рассыпаны по всему побережью... А на спектакль пойдет еще Огюст,- прибавила она совсем уж невпопад: откуда-то извлекла его напоследок, как фокусник из рукава мантии.

- Что за Огюст? - Серж насторожился: у Марсель вечно были тайны, оскорблявшие его сердце влюбленного.

- Дюма. Из руководства партии. Он очень интересовался этим балетом. Так что выбирайте, кому идти третьим.

Серж пожал плечами:

- Пусть Венсан идет. Мне уже не хочется.