Огнеслава (СИ) - Гамаюн Марина

Продолжая хранить молчание, он обнял её крепче. Никто не сможет сказать, будто князь позволил себе вольность. «Всего лишь сочувствие. Обычное человеческое участие…» — убеждал себя Аскольд, гладя белесые локоны. Однако в глубине души знал, если бы сам того не желал, шагу бы лишнего не сделал. Чтобы отвлечься и выглядеть отстраненным всмотрелся в даль. Взгляд бесцельно блуждал по горам, на которые отсюда открывался прекрасный вид. На одном из скалистых уступов, он вдруг заметил медведя. Неужели это то самое животное, что встретило их у дороги. Расстояние большое, но это точно медведь. Зверь словно наблюдал за происходящим в крепости. «Свидетель? — подумал князь. — Да нет, быть такого не может! Брат сказал, что свидетелем окажется ночной вор, человек».

Вечер в горах стремителен, ночь наступает быстро. Аскольд не просто так взял на себя обустройство лагеря. Дружине он дал строгий наказ, делая вид, что спят, поджидать вора. У припасов и возле лошадей устроили ловушки. Отдав царь-девице и её людям башню, Аскольд со своими молодцами улеглись в схронах, что соорудили на улице. Князь любил охоту, поэтому подготовился на совесть.

В полночь похолодало. Вода в лужах начала схватываться льдом. Набежали тяжелые тучи, заслонив собой луну и звезды. Темно, хоть глаз выколи. Кутаясь в шубы и пряча озябшие ладони, дружинники не спали. Скрытые шалашами из еловых веток и хвороста, они вглядывались в ночную мглу. Фонари, тускло тлевшие у коновязи и телег с припасами, раскачивались на ветру. Слабым своим светом, они выхватывали из темноты первые снежинки. Аскольду показалось, что у дальней стены мелькнула какая-то тень, князь насторожился. Ветер подул сильнее, сорвал один из фонарей. Вскоре потух и второй. Неспроста! И тут раздался шум и звон. Кто-то попал в ловушку у телег. Покинув укрытия, князь с дружиной поспешили туда. Оказавшись у ямы, они зажгли фонари. Каково же было удивление Аскольда, когда он увидел медведя. На дне ямы метался его старый знакомый, чутье подсказывало, что это именно он.

— Княже, что будем делать? — поинтересовался дружинник. — Зверь хоть и молодой но дюже злой похоже. Убьем его?

— Погоди. Дай подумать, — остановил Аскольд.

На шум прибежала Мара с охраной. Видно было, что она торопилась на помощь. Шуба спешно накинута поверх рубахи, волосы растрепались, в руке обнаженный меч. Её тело еще хранило тепло сна, а на щеке отпечаталась складочка от простыней. Однако глаза сверкали решительностью. Поняв, что не только он один сейчас не может оторвать глаз от царь-девицы, Аскольд подошел и запахнул на ней шубу. Мара смутилась. Вручив ему меч, она принялась спешно застегивать пуговицы.

— Вот, — беззаботно указал в яму князь. — Поймали ночного воришку!

— Медведь? — удивилась царица — Зачем же он пробрался сюда? Зима скоро, жир он уже нагулял, должен ко сну готовиться. — Сдается мне не простой это медведь, — заметил Аскольд.

— И чем он непрост? — внимательнее взглянула на зверя царь-девица.

— Скажи, царица, может человек быть зверем?

— Может, если он колдун или кто-то наложил на него заклятье, — Мара взглянула на князя. — Он?

— А вот сейчас мы это и проверим, — кивнул князь. — Почему думаешь он охотился за телегами обоза?

— Благословленная богами пища и ткань из крапивы?

— Верно!

— Принесите мою рубаху из крапивы, – велела царица.

Аскольд тем временем соорудил жертвенник, а дружинники сложили семь костров. Поджигая костры, князь воздал хвалу богам. Поставив на жертвенник чашу с родниковой водой, а перед жертвенником лохань с медом и хлеб, он молил о благословлении. Обойдя все семь костров, бросил в них подношения. После взял чашу и пролил несколько капель на хлеб и мед. Мара тем временем разорвала рубаху по боковому шву и расстелила среди костров. Аскольд выплеснул на неё оставшуюся воду. Поклонившись на четыре стороны, князь поднял рубашку.

Он отправился к яме, где медведь в злобе скреб когтями камни. Туда же принесли хлеб и мед. Положив хлеб к меду, и закрепив лохань на веревках, велел опускать её в яму. Готовясь накинуть рубашку на медведя, как только тот начнет есть. Зверь заметался, но после принюхался и подошел к лохани. Стоило ему начать пожирать пищу, как князь спрыгнул в яму и накинул ему на спину рубаху. Взревел медведь, развернулся, хотел было кинуться на Аскольда, да ноги его подкосились, задрожало тело, и обратился он человеком. Мальчишка лет четырнадцати сжался в комочек, прикрывая нагое тело рубашкой. Взглянув на князя, он попятился, а по щекам покатились слезы.

— Не бойся меня. Я тебе помогу, — подошел к нему Аскольд. — Ты чьих будешь? Как тебя звать величать?

— Радим, …сын кузнеца Ждана, — с трудом выговаривая слова, произнес паренек.

— Как же ты оказался в медвежьей шкуре, Радим Жданович? — поинтересовался Аскольд, прикрикнув. — Одежду мальцу принесите, чай не лето!

— Отправили… меня учиться… к известному мастеру-оружейнику… в город. Мастер человек гневливый,… чуть что… сразу за розги хватается… Учеников у него много, поэтому порет не жалеючи, — запинаясь, рассказывал парнишка. — Как-то раз,… взял он заказ колдуна… на ножи,… а я заказ тот испортил. Колдун… разозлился,… что вовремя ножи свои не получил,… стал мастеру расправой грозить… Тут он меня колдуну и отдал,… сказал,… что тот может наказать, как пожелает,… на свое усмотрение… Колдун недолго думая, обратил меня диким зверем,… сказал, что раз я бездельник,… то век буду по лесам шататься дела не зная.

Принесли одежду. Паренек с благодарностью её принял. Выбрались из ямы, подошли к костру. Согревшись, парнишка вытер слезы. Повеселел.

— Вы простите,… что говорю коряво,… долго уже человеческих слов не произносил, — сказал он.

— Это пройдет, не переживай, — подбодрил его Аскольд. — Скажи мне, видел ли ты, что произошло здесь, до нашего появления?

— Ищу я одиннадцать своих сестер, — присоединилась к расспросам Мара. — Не видел ли ты их, когда бродил по окрестным лесам?

— Видел, — потупился Радим. — Но боюсь… вам ответ не понравиться.

— Ничего не бойся! — заставила себя улыбнуться царица. — Просто расскажи, как есть. Я в любом случае награжу тебя за помощь.

Запинаясь и останавливаясь, паренек рассказал Маре всё, что видел. Она выслушала со спокойным лицом, лишь побледнела, когда узнала, что никогда не найдет тела. Поблагодарив парня, велела отвести его в тепло, хорошенько накормить и дать кошель серебра в награду. Сама же, белая, словно мертвец, на негнущихся ногах, поднялась на башню и проплакала там до утра.

Она запретила кому бы то ни было следовать за собой, но Аскольд её не послушал. Царица ему не указ, он сам себе хозяин! Поднявшись следом на башню, князь приглядывал за ней, так, чтобы царь-девица его не заметила. Обещание выполнено, можно хоть сейчас отправляться домой. Зачем же он продолжает мерзнуть на пронизывающем ветру, скрываясь средь заледеневших камней разрушающейся кладки? «Неровен час, глупость какую сотворит, сердце женское ранимо и часто сильнее ума, — объяснял Аскольд свои действия. — Нельзя её сейчас одну оставлять. Надо покараулить».

Глава 25 Ожидание

Иголка привычно ходила по полотну. Золотая нить рисовала солнечные знаки на алом шелке. Лицо молодой княгини спокойно и невозмутимо. Прошел уже месяц после возвращения в Зеяжск. Шесть дочерей боярских теперь всюду сопровождали Огнеславу и составляли ей компанию за работой. По традиции, каждой было подарено по перстню и определена должность, будущее окружение новой княгини создавалось прямо сейчас.

— Княгиня-мать возложила на вас обязанность следить и за прислугой, и за кухней. Если только пожелаете, я могла бы взять на себя часть дел, — будто бы невзначай, промолвила одна из девиц.

Огнеслава окинула взглядом вышивающих, заметив как остальные насторожились.

— Коли княгиня велит, каждая из нас готова будет потрудиться на славу, — торопливо ответила на эти слова дочь воеводы.

— Не беспокойтесь, — незаметно улыбаясь, сказала Огнеслава. — Мне в радость хлопоты, есть чем заняться, пока мужа поджидаю. Скажите лучше, не слышно ли что о князе?