Красная волчица - Николай Кузаков

Тут же на доске написали углем: «Деревня Красный охотник». Доску прибили к сосне на самом видном месте.

Степан выехал из леса и сразу увидел новые дома под крышей. Обрадовался, но его поразила тишина. Нигде ни души. На кухне под котлами горели костры. Горели костры и возле чумов. Люди только что были здесь. Куда они подевались? Не банда ли какая тут шалит? Степан спешился, привязал коня к дереву, проверил затвор берданы.

От реки донесся смех.

— Фу, черти, — облегченно вздохнул Степан и пошел на голоса.

Река Глухариная небольшая, сажен тридцать шириной. Все жители находились на косе. В кругу было видно деда Корнея, Василия, Кучума. Они склонились над чем-то.

Степан протиснулся в круг. На дресве стоял медвежонок и пугливо озирался по сторонам. Потом начал по-детски хныкать.

— Что теперь с ним делать, один лешак знает, — озадаченно теребил бороденку дед Корней.

— Где вы его взяли? — спросил Степан.

— Медведица привела, — оживился дед Корней. — И что ей вздумалось по этому месту пройти? Или троп мало в тайге? Учуяли ее собаки и насели. Угнали в горы. А этот поганец на дерево. Отсиделся там. Что теперь с ним делать?

Отпустите, — посоветовал Степан.

— Отпустить немудрено. Сгинет без матери, ведь дите неразумное. А вырастет — зверь будет. Вот незадача.

— Дедушка, отдай нам, — выступил несмело из толпы Урукон.

— Возьми. Да накорми. С утра голодный. Молока дай. А к осени заматереет, тогда и отпустим его в лес.

Ребята поймали на поводок медвежонка и гурьбой повели на стоянку.

— Как у тебя, Корней Иванович, дела? — спросил Степан. — Веди, показывай строительство.

— Один дом уже совсем готов. Вселять будем кого или обождем, когда все достроим?

— Чего ждать-то, Корней Иванович? Кличь людей. Степан поднялся на крыльцо нового дома, поправил ремень на гимнастерке.

— Товарищи! Еще вчера Боков, Урукча, старик Двухгривенный за людей нас не считали. Мы гнули спины, на охоте да в оленьих стадах себе простуду наживали. А что нам доставалось? Костры да морозы.

— Долги еще были, — напомнил Согдямо.

— Вот-вот. И было так потому, что силы мы своей не знали и жили, как кроты, каждый в своей норе. А встали в один строй. Вот и в тайге выросла деревня. Это же здорово! От этой деревни у нас, таежников, начинается новая жизнь.

— Мне слово, Степан, дай, — попросил Кучум.

— Говори, паря, — отозвался дед Корней.

На крыльцо поднялся и встал рядом со Степаном Кучум.

— У нас есть такой обычай, — Кучум волновался. — Если ты протянул руку в беде охотнику, то становишься братом этого охотника и членом нашего рода. Вы построили нам дома, своими руками зажгли огни в очагах — огни жизни. Так пусть огонь нашего рода будет и вашим огнем. Теперь вы все члены нашего рода. Как говорят русские, низкий поклон вам, кровные братья.

— Спасибо, Кучум, за доброе слово, — пожал Степан его сильную руку.

— И тебе, Степан, спасибо за то, что другом пришел к нам.

— В первый дом мы решили поселить самого уважаемого охотника — Согдямо. Проходи, дедушка, — пригласил старика Степан.

Согдямо поднялся на крыльцо. Помолчал, а потом сказал:

— Шибко спасибо вам. Но в дом, однако, жить не пойду.

— Ты что это, ядрена-матрена, — закипятился дед Корней. — Или еще не надоело кости морозить в чуме?

— Шибко надоело. Но не пойду в дом жить. Прилетят добрые духи, где они меня найдут? Увидят дом, скажут, люча тут поселился.

Все озадаченно смотрели на Степана. Положение. Как из него выкрутиться? Всех выручил Сема.

— Дедушка Согдямо, а мы им напишем, что ты здесь живешь. — На дощечке Сема написал углем: «Согдямо», а дощечку прибил к двери. — Вот и все.

Старик с уважением посмотрел на непонятные ему знаки и шагнул в дом.

— А теперь я всех приглашаю на праздник — рождение деревни, — проговорил Кучум.

— Спасибо, — за всех ответил Степан. — Я вам, товарищи, привез хорошую весть. Письмо получил из губкома комсомола, место одно дали на рабфаке. Так что давайте думать, кого пошлем учиться.

Для большинства слово рабфак значило, что надо ехать куда-то далеко. И от этого «куда-то» было тревожно. Ведь для всех жителей Матвеевки за горами жизнь была непонятной, а потому чужой.

— Вот и для нас пришло время за науку браться, — продолжал Степан. — Отправить надо парня серьезного, чтобы не подвел нас.

Все почему-то посмотрели на Василия. А у него от этих взглядов пот на лбу выступил.

— Васю надо послать, — предложила Надя.

Василию стало тяжело дышать.

— Я так же думаю, — улыбнулся Степан.

— Страшновато что-то, Степан, — сказал Василий.

— Чудак-человек, зверя не боится, а перед городом струсил. Там тебе и театр, и библиотека, и вся культура. Кто за то, чтобы комсомольца Василия Воронова направили на учебу в рабфак? Единогласно. Поздравляю, Василий. Помощь нужна будет — нас кличь. Пиши, коли мешать там разная контра будет. Найдем управу.

Василий поднял голову.

— Степан, пошли хоть Сему, вдвоем подручней будет.

Женя подвинулась к Семе, точно закрыть его хотела.

— На будущий год и Сему пошлем, вместе с Женей. А пока тебе одному придется ехать, и не мешкай, собирайся в дорогу. Придешь в обком комсомола, обскажешь все. Они определят тебя, куда надо.

Через несколько дней Василий с Ятокой были уже в Матвеевке. Мария Семеновна обрадовалась их приезду. Засуетилась. Увидела берестяной короб, а из него на нее уставились синие глазенки.

— Ты где это его взяла, девонька? — спросила Мария Семеновна.

— Сын. Димка.

Мария Семеновна удивленно посмотрела на Ятоку, потом на Василия.

— Твой сын?

— Мой, — смущенно ответил Василий.

— И скрыл от матери, — обиженно поджала губы Мария Семеновна.

— Ятока все.

— Я с вами обоими еще потолкую.

Мария Семеновна поставила зыбку на кровать, вынула ребенка и положила на одеяло. Димка сучил ногами, тянулся ручонками к Марии Семеновне и улыбался беззубым ртом.

— Вшитый отец, — улыбнулась Мария Семеновна. — Захар, ты только погляди.

Захар Данилович подошел к кровати, Димка посмотрел на него и закричал.

— Ишь ты, какой голосистый, — Мария Семеновна завернула внука в пеленки, взяла его на руки и повернулась к Ятоке с Василием, которые стояли рядом и не знали, как себя вести.

— Вот что, молодые. Вы промеж себя как знаете, а внука я вам не отдам.

— И то правда, — поддержал жену Захар Данилович. — И тебе, Ятока, нечего мытариться с ребенком по тайге. Коли народили дитя, так нечего барахтаться на разных берегах. И меня, старика, извините, коли что не так было.

— Молоко-то он пьет? — спросила Мария Семеновна.

— Как большой, — улыбнулась Ятока.

— Вы идите погуляйте, а я внука искупаю и спать уложу.

Василий с Ятокой вышли из дома.

— Пойдем на Матвееву гору, — предложил Василий.

Прохладной таежной тропой поднялись они на гору и остановились на краю утеса. Далеко внизу о каменный берег беспокойно бились волны. В воздухе, пропахшем смолой, мхами и ключевой водой, стоял птичий гомон… От утеса, через зеленую кипень лесов, убегала тропа. Через несколько дней по ней с котомкой за плечами уйдет Василий, и кто знает, куда она уведет его и когда ему доведется снова ступить на эту землю.

— Ты не забудешь меня? — Василий обнял Ятоку.

— Пошто говоришь так? Учись. Мы с Димкой шибко тебя ждать будем.

Книга вторая

Красная волчица

Часть первая

В холодном безветренном небе косматой медведицей дремлет темно-бурое облако. Тишина. В сонливой угрюмости застыли горбатые горы. Стиснутая крутыми берегами, бесшумно гонит продрогшие гольцовые воды Каменка. В сиротливых колках примолкли, затаились птицы. Но вот глухую тишину расколол гром, дробясь и ломаясь, он тяжело качнулся по широкой долине, встряхнул землю и укатился в голубое низовье реки. Вздрогнуло облако и медленно поползло к синеющим вдали хребтам, на склоне гор колебалась его серая тень. Зашумел, заволновался лес. У подножья Седого Буркала хриповатым голосом одиноко провыла Красная Волчица. С обветренного утеса снялся молодой орел и, обронив на землю ликующий клекот, кинулся навстречу далекой буре.

В такой же вот день, пятнадцать лет назад, с котомкой за плечами ушел из Матвеевки в город Василий Воронов, ушел учиться грамоте. Ятока с Димкой па руках стояла на Матвеевой горе и смотрела вслед мужу. Тревожно было у нее на душе. Василий — большой охотник, любого зверя спромышлять может. Умом бог не обидел. Люди уважают. Что еще человеку надо? Его место в горах, а он в город пошел. Где ничего не терял, там ничего и не найдешь. Ей хотелось побежать за Василием, остановить его. Но не посмела: Василий — мужчина, он знает, что делает.