Карманный оракул (сборник) - Дмитрий Быков

Японцы, как всегда, мудры – зря, что ли, они впереди планеты всей в смысле технологий? От жизни остаются не свершения, не тома, не политика (которая вся сводится к повторениям давно известных ситуаций), а вот именно что запахи. Страшно, конечно, если нечего вспомнить, кроме запаха шеи официантки в портовом кабаке. Никогда не нюхал портовых официанток. Но вот шапка ребенка, вернувшегося с мороза… или разгоряченная дочь, прибежавшая со свидания и пахнущая духами, легким алкоголем и чужим табаком… хорошо, подчеркиваю, если чужим… Нет, что вы ни говорите, а жизнь все-таки состоялась. От всего Пруста остался один вкус печенья, размоченного в липовом чае, – но это, как выясняется, не так мало. Кто там сейчас помнит злоключения Альбертины и его метания по этому поводу? А липовый чай с печеньем – это навеки.

С Новым годом, господа. Нет никаких итогов уходящего года – ушел, и ладно, и спасибо за все, и дай бог, чтобы следующий был не хуже. Но вот запах искусственной елки, доставаемой с антресолей, и мандаринов (куда без мандаринов?!), и хлопушечного пороха, и студня, и духов, естественно, потому что какой праздник без женщины… все это, в общем, и есть смысл. Поздравляю всех с возвращением самого эфемерного запаха и самого грустного праздника. Подозреваю, что так пахнет само время – советским шампанским с легким оттенком дрожжей, духами, порохом и морозным ветром из форточки, открываемой ровно в полночь, чтобы выпустить все старые запахи и впустить все новые.

Русский Хеллоуин

Русская православная церковь выразила озабоченность Хеллоуином. Не вся, конечно, а священник Михаил Дудко, отвечающий за отношения церкви и общества в Московской патриархии. Переход на сторону зла начинается с заигрывания, пояснил представитель патриархии, и дети вынуждены побеждать естественную брезгливость, наряжаясь колдунами и ведьмами. А ведь маски эти им всучили взрослые!

Ну, насчет преодоления естественной брезгливости о. Михаил явно хватил, поскольку дети во все времена с наслаждением играют в колдунов и ведьм, нимало не переходя при этом на сторону зла. Задолго до изобретения ролевых игр, в которых участвуют тысячи студентов, дошкольники играли в Чапаева, казаков-разбойников и войну, в которой всегда кому-то приходится быть врагом. Если девочка вырядится ведьмой, это развратит ее не больше, чем взрослого актера развращает роль Гитлера. Происхождение Дня всех святых – кельтское, дети и взрослые рядятся в страшные маски не для того, чтобы подражать злу, а для того, чтобы отпугнуть духов, временно проникнувших с того света на этот и отыскивающих себе новое тело; если бы представитель РПЦ дал себе труд почитать соответствующую литературу, хоть в Интернете, он бы, конечно, не стал выражать озабоченность по поводу такой ерунды. У церкви нашей и так репутация косной, консервативной организации, бегущей от юмора и от любой новизны, как черт от ладана. Если бы не умный Андрей Кураев, РПЦ и насчет Поттера выразила бы озабоченность. Ей бы озаботиться убийствами иностранных студентов и тем, что большинство националистических организаций активно использует православную символику и лексику, – нет, ей Хеллоуин покою не дает…

Но насчет Хеллоуина, честно говоря, есть и у меня некие соображения. Мы тут все никак не определимся, что нам делать с 7 ноября: превратить его в день единства и согласия, вообще забыть, отмечать на три дня раньше, сделав из него день борьбы с поляками… Да зачем? Есть ведь у нас прекрасная возможность устроить свой, русский Хеллоуин – день, когда всякая нечисть рвется к власти. Своя мумия для этого случая у нас уже есть, все никак не разберемся, хоронить или воскрешать; символики завались – у американцев тыква, у нас пусть будет помидор. Он красный. Можно будет друг в друга кидаться. Наряжаться по-всякому – колдуном, ведьмой, Лениным, Троцким, Дзержинским… Это будет, во-первых, исторично, а во-вторых, патриотично. А главное – позволит наконец посмеяться над своим прошлым, потому что все нормальные западные праздники выросли из трагедий. Тот же День всех святых был для кельтов серьезной и даже мрачноватой датой – кануном Нового года, когда открывается тоннель между мирами. А потом проходит время – и трагедия становится объектом осмысления; а еще столетие – и легкой иронии, которая вовсе не противоречит серьезности. Почему в России все время тужатся над тем, как бы выдумать новый государственный официоз – и превращают в него даже день города с его непременным сбитнем, плясками и пробками у всех вокзалов, – и ни разу не попытались устроить веселый карнавал на почве своей мрачной, безнадежной, цикличной истории? Даешь Хеллоуин 7 ноября и день святой Клары 8 марта! А насчет возможного кощунства… Праздную же я свой день рождения 20 декабря, в день создания ВЧК, – и не особенно комплексую по этому поводу. Надо уметь ставить красную дату поверх черной, иначе при нашем-то календаре и рехнуться недолго.

Обе тенденции остались в мечтах, но если запахи уже научились концентрировать и продавать – по крайней мере в Японии, – то никаких аналогов Хеллоуина в России так и нет. Разве что день национального единства. Но эту бесовщину, в отличие от Хеллоуина, никто и не празднует.

Сезон охоты

Не спрашивайте меня, откуда я это знаю, – это что-то подсознательное, интуитивное, но всякая интуиция базируется прежде всего на информированности, а русскую историю я знаю. Так вот, в самом скором времени мы будем свидетелями сенсационного разоблачения кого-либо из кумиров нации. Мы узнаем о них что-то ужасное: про взятки, про закулисные интриги или подлые тайные страстишки. Я не знаю, кто это будет: попсовый герой (вряд ли), крупный театральный или кинодеятель (более вероятно), мыслитель или писатель (едва ли), выдающийся политолог или даже, чем черт не шутит, политик (очень может быть). Но в любом случае это будет человек, до сих пор не успевший замараться. Духовный авторитет, которому страна доверяет.

Почему я так думаю? Потому что без этого никогда еще не обходилось на том этапе, через который мы проходим. Если в стране останется хоть один критически мыслящий или просто популярный персонаж, это порушит благостную картину. У нас не должно быть людей, не замаранных дележкой общего пирога или не зависимых от правящего клана. Все должны быть повязаны, лучше бы породнены, как Устинов с Сечиным или Сердюков с Зубковым, замараны в одних и тех же разборках и удерживаемы на общем поводке. То, что страна, вползая в ледниковый период, избавляется от неформальных лидеров, – вещь привычная и естественная, но сценарии этого избавления разнообразны. Иногда это тихая изоляция, как было с Горьким; он вовремя умер (не думаю, что у Сталина была нужда добивать изможденного простудами туберкулезника). Иногда – громогласное объявление сумасшедшим, как было с Чадаевым, чей авторитет философа и богослова не подвергался сомнению. Иногда – подкуп, как было с большинством советских писателей. Иногда – разнообразные формы уголовной компрометации вроде подбрасывания наркотиков, как было с диссидентами в семидесятые: одного объявят фарцовщиком, другого шпионом, никакой политики, сплошной УК. В общем, нужно, чтобы никто из потенциальных критиков власти не имел морального права открывать рот. Чтобы в ответ на любую критику можно было предъявить взятку, пакетик с травой или документально зафиксированный адюльтер.

Лет десять назад – как раз в начале громких антиолигархических разборок – Александр Кабаков выдвинул афористичный лозунг «Воюешь с властью – не воруй. Воруешь – с властью не воюй». Политик или политолог, которого легко скомпрометировать, явно не соответствует своему амплуа. В девяностые у нас потому и творилось столько беспредела, что не находилось персонажа, готового воздержаться от всеобщего «большого хапка». Некому было осудить зарвавшихся и заворовавшихся: открывшимися возможностями пользовались все, это считалось свободомыслием и движением в ногу с прогрессом. Чем преступнее, гнуснее и беспринципнее был персонаж, тем это выглядело адекватнее: гуляй, братва, все можно! Потом Михаил Ходорковский попытался все это прикрыть, сказав, что они с друзьями-олигархами будут последним поколением коррупционеров, а дальше пусть все осуществляется цивилизованно. К сожалению, начать с нуля не вышло: на него «было». И на всех других – тоже «было»: что-нибудь налоговое, приватизационный мухлеж, а то и прямой заказ на устранение оппонента. Сегодня как никогда велика потребность в чистом политике или духовном лидере. Потому что власть ничего не сможет возразить ему: рациональных аргументов у нее нет. Только война компроматов. Так вот: запрос на человека, на которого нет финансового или эротического компромата, ощущается во всех партиях, в каждом оппозиционном движении и на каждой оппозиционной кухне. Сегодня в России есть два-три десятка профессионалов, к которым прислушиваются. Которые не замечены ни у государственной, ни у олигархической кормушки, не замараны ни дележками госсобственности, ни выступлениями в качестве закуски на правительственных банкетах. Эти люди немногочисленны, голоса их слабы, но они есть, и именно атакой на них нам запомнится конец этого года.