Рожденный разрушать - Джереми Кларксон

Хотя мне ведь нравятся и юг Франции, и северная Калифорния, и итальянские озера. Мне нравится много разных мест, но в тот момент я хотел оказаться лишь в одном — дома. И я съехал с А303 — только чтобы очутиться на одном из тех перекрестков, куда нельзя въехать в противоположном направлении. Предупреждающего знака не было. Их никогда не бывает.

Интересно, какую долю в нашем напряженном дорожном движении составляют люди, оказавшиеся в незнакомом городе и пытающиеся разобраться в дорожных знаках?

Например, в районе выставочного центра «Олимпия» на западе Лондона есть указатель, который сообщает, что, повернув направо, вы попадете в Клэпем. Разумеется, это так. Но вы с тем же успехом можете попасть в Эрлс-корт, Фулем, Челси, Патни, Брикстон, Брайтон, во Францию, а также на полуостров Камчатка на востоке России. Почему из всех этих мест на указателе обозначен именно Клэпем?

А еще эти дороги с односторонним движением. За день до моего четырехчасового путешествия по юго-востоку я был в Линдхерсте, недалеко от Нью-Фореста. Доезжаешь до светофора с намерением продолжить движение прямо, но вместо этого вынужден повернуть налево, на дорогу с односторонним движением, такую умопомрачительно непонятную и длинную, что на полпути большинство водителей съезжают на обочину и подумывают о самоубийстве. По крайней мере я подумывал.

Вы бывали в Страуде? Въезжаешь в него с запада, а дальше, что ни делай, все равно в конце концов окажешься на стоянке у вокзала. А Басингсток, куда тебя независимо от желания засасывает с шоссе, а потом выбрасывает на многоуровневую парковку?

Причем за выезд оттуда придется заплатить. Где справедливость?

Теперь же наше идиотское правительство намеревается построить в этих краях бог знает сколько миллионов новых домов для людей из Албании и Хаддерсфилда,[312] которым кажется, что жизнь на юго-востоке просто сказка. Ничего подобного. Это бурлящее море перегретого металла, бетонированных площадок, натянутых нервов и отделки. Это облагороженный кипящий котел, лес каретных фонарей, вертикально открывающихся гаражных ворот и самолюбия. Эта местность была перенаселена уже много лет назад, и люди все продолжают пребывать в огромных количествах. Так что теперь система уже не справляется.

Конечно, и здесь еще встречаются островки тишины и спокойствия. А также дороги, по которым можно прокатиться с ветерком. Но они свободны по одной-единственной причине — они просто никому не нужны. Когда-то их протоптали овцы, но тех овец уже нет, вместо них теперь… ну, скажем, другие овцы — с костюмами, галстуками и уроками тенниса.

Зачем покупать хорошую машину, живя на этой грандиозной пригородной стройплощадке? Все равно что жить в Нигере и готовить по рецептам Гордона Рамзи. На этих дорогах не отыскать нужных ингредиентов.

Здесь нужно что-то надежное, практичное и при этом невыразимо скучное, чтобы никогда не захотелось ездить на нем без крайней необходимости. Mitsubishi Outlander идеально удовлетворяет всем этим требованиям.

Больше мне нечего сказать.

Хорошие и плохие новости для среднего британца

Все мы имеем некоторую склонность полагать, что сложное и запутанное по определению должно быть лучше простого и непосредственного. Например, практически никто не сомневается в том, что как музыкальное произведение увертюра Чайковского «1812 год» лучше, чем «Спи, моя радость, усни».

Та же история с актерами. Пуристы с безумными прическами и светящимися шариковыми ручками скажут нам, что занятие актера в мыльной опере сводится к чтению текста вслух и хлопанью дверями. А чтобы получить представление о настоящем актерском искусстве, нужно смотреть Оливье[313] в «Ричарде III», Брандо в «В порту» и Гилгуда[314] в «Гамлете». Вот настоящие колоссы, титаны. Таланты огромного масштаба.

Не сомневаюсь, что так оно и есть. И все же лучший образец актерской игры, который я когда-либо видел, — это Пол Уайтхаус в The Fast Show. Оливье, само собой, тоже хорош. Он здорово расхаживает по сцене, хлопает ладонью по важным документам, и его слышно в последних рядах. Но Пол в роли королевского адвоката Роули Биркина все же на порядок выше.

Раз в неделю он просто садится в кресло у камина со стаканом виски и весело бормочет какую-нибудь очередную историю. Причем разобрать можно едва ли одно слово из пятидесяти.

Тем не менее всегда понятно, в чем соль. И всегда смешно. Вплоть до самого последнего эпизода, когда он рассказывал, как умерла его жена. Чтобы комик в комедийном шоу заставил вас рыдать, причем не произнося толком ни единого слова… Не думаю, что вам когда-либо посчастливится увидеть талант, равный этому.

Теперь о еде. Когда она фигурно нарезана, сбрызнута соком и разложена на тарелке в виде затейливой пирамиды, вы, конечно, понимаете, что вам подали нечто несравненное и исключительное. Особенно если официант на ваших глазах снимает с блюда стеклянный колпак под воображаемый гром литавр.

Самое вкусное блюдо в моей жизни? О, конечно, голубиное мясо в ресторане Pic неподалеку от Валенса во Франции. Или, может быть, ортолан, который мне подали в Гаскони. Нет, постойте, это, наверное, паста с кроликом и крабами из двухзвездочной кухни Louie’s Backyard в Кей-Весте.[315] А, вспомнил! Лучшее блюдо, что я ел когда-либо в жизни, — это тост с крутым яйцом, мой сегодняшний завтрак.

На самом деле, если задуматься и выбрать пять самых вкусных вещей в моей жизни, это будет не воробьиное мясо и не картофель в мирре. Это будут простые и незамысловатые вещи: яичница с беконом, лобстеры из моих собственных сетей с укропом из моего собственного сада.

И кресс-салат, что выращивают за ручьем у деревушки Аплтривик в Йоркшире. Он такой вкусный, что его едят акрами, а не листками.

И, конечно, редиска с моего огорода. Я с таким нетерпением жду, пока она поспеет, что когда наконец вытаскиваю первую, слегка уколовшись о листья, сразу забрасываю ее в рот, даже не успев смыть землю. Застываю на месте и смакую с лицом, какое увидишь разве что в порнофильме, где главного героя ублажают шесть голых южаночек.

В искусстве я тоже люблю простоту. Да, можно восхищаться живописной манерой Тернера и ценить Констебля[316] за его внимание к деталям. Но что бы я ответил, попроси меня назвать лучшую картину из всех, что я когда-либо видел? Я бы назвал картину Трейси Эмин,[317] которая представляет собой не более чем пару карандашных закорючек. Что там нарисовано — девушка? Или, может, собака? Не знаю, но предел моих мечтаний — стоять с редиской во рту и смотреть на эту картину до скончания времен.

И тут уместно поговорить о Ford Mondeo. Предыдущая модель была просто шедевром. Каждый раз, оказываясь за рулем этой машины, я задавался вопросом: почему на ней не ездит все человечество? Она была такой простой. Идеально сваренное яйцо на идеально поджаренном тосте.

Идеальное управление, удивительная резвость, простор и практичность и, между прочим, отличный внешний вид, если не брать в расчет, что он уже несколько намозолил глаза. Она была намного лучше, чем BMW 3-series или Mercedes C-class. А также чем Jaguar X-type, которую она породила.

К сожалению, старого Mondeo больше нет. Теперь нам предлагают новую версию, которую вы, возможно, видели в фильме про Бонда «Казино „Рояль“». Ее сделал совсем не тот Ford, что выпускал старую. В те времена синий овальный логотип был знаком здоровой, крепкой фирмы. Ford скупал Aston Martin, Jaguar, Land Rover, Volvo… Он купил бы даже вашу старую мебель для ванной, если бы вы выставили ее на eBay.

Однако сегодня, как сказали бы экономисты, Ford переживает не лучшие времена. Как возможность для инвестиций он не более привлекателен, чем сектор Газа. Его акции котируются по курсу макулатуры. На собраниях совета директоров из экономии не подают печенье. Они продали Aston Martin. Закрыли 14 заводов, сократив 30000 рабочих. И бизнес-аналитики говорят, что не видят выхода из ситуации. Один из них сказал мне: «Если бы это был магазин на углу, он давно бы уже обанкротился».

Так как же им удалось найти столько денег, сколько требуется сегодня на проектирование и запуск в производство совершенно новой машины? По реалистичным прикидкам, это должно обойтись в миллиард. А миллиарда у Ford нет. По миллиарду Ford теряет каждые четыре-пять месяцев. Последнее, что я слышал о компании, — это что они пытаются взять кредит в £10 миллиардов, только чтобы остаться на плаву. У последнего британского почтальона денег больше, чем у Ford.

Вот почему в новом Mondeo, насколько я могу судить, нет ни одного нового технического решения. Focus был спроектирован в те времена, когда у компании денег куры не клевали. У него была дорогая независимая задняя подвеска — немалое преимущество в этом секторе рынка. У Mondeo нет подобных технических новшеств.