Когда шатается трон - Андрей Ильин

* * *

Разговор был странный. Товарищ Берия бегал по кабинету, потирая руки, зачем-то выглядывал в окно, отодвигая шторы. И никакой вселенской скорби, о которой писали в газете «Правда» и говорили по радио.

– Что там твоя стройка?

– Строим. Скоро все фундаменты закончим. А дальше что? Этажи возводить?

– Молодцы, хорошо взялись! Может, вас на московские высотки определить, раз вы такие стахановцы? Мне хорошие строители позарез нужны. – Берия весело рассмеялся. – Ладно, возвращай своих людей в шарашку.

– И что там делать, к чему их готовить?

– Ни к чему не готовь – не к чему их готовить. Сидите, отдыхайте, ваша работа закончена. Или ты не рад?

Пётр Семёнович хотел было что-то сказать да осёкся. Но Берия это заметил.

– Чего мнёшься, как гимназистка перед унтером, чего сказать хотел? Говори.

– Я не по делу.

– Как есть говори. – Берия сел, стал что-то быстро писать в блокноте.

– Я по ситуации. Кто теперь вместо Сталина будет?

Берия поднял глаза от бумаг, хитро глянул.

– Я!.. Даже если не я, а кто-нибудь другой. Всё равно – я! – Он широко улыбнулся.

– А остальные? Они тоже могут захотеть.

– Кто? – поморщился Лаврентий Павлович. – Рубака Будённый или Маленков? Не станут они в такой воз впрягаться, зная, что я уже под оглобли влез. Кишка тонка со мной тягаться!

– А Хрущёв?

– Никитка? Куда ему. Его уровень республиканский – сельское хозяйство на Украине поднимать или на какое-нибудь министерство сесть. Не теперь – после. Он всю жизнь в холуях ходил, гопака на ближней даче отплясывал и теперь одного боится, чтобы его вообще не убрали куда подальше.

– Мне кажется, что ни он, ни другие просто так не сдадутся.

– Конечно, не сдадутся, будут интриги плести, в кучки сбиваться, планы строить. Только что сделать смогут? Все силовые рычаги в моих руках. Так, языком поболтать. Щенки они, которые под Сталиным ходили, голенища сапог ему вылизывая. Тех, кто покрепче был, Иосиф еще в тридцатых и сороковых под корень извёл. За что ему большое спасибо. Не осталось никого.

– А армия?

– Там разброд и шатание, генералы друг на друга кляузы строчат – не сговориться им. По крайней мере, быстро. Они с войны еще славой меряются и заслуги делят. Им в голову не придёт… А потом, после, мы их с почётом и орденами на пенсию отправим, чтобы мемуары писали и пионерам галстуки повязывали.

– Можно честно?

– Валяй.

Берия был расслаблен и до нельзя демократичен, готовый кого угодно выслушать, чтобы разубедить.

– Мне кажется, это… ошибка. Согласен, достойных фигур нет. Но шакалы, которые сбиваются в кучу, любого льва могут загрызть.

– Для этого им сбиться надо, а они теперь друг друга локтями пихают, за тёплые места борьбу ведут. Я знаю. У меня кругом свои информаторы. Амбиции у них, верно, есть, да силёнок маловато. Поднимут голову – я их быстро на Лубянку спроважу, они это понимают. Зачем им мягкие кресла на нары менять? Они знают меня, понимают, что поперёк силы лучше не вставать.

– Именно поэтому. Любой урка понимает – слабых надо резать прежде, чем они силу наберут, после будет трудно. Упустил момент – сам на ножичек угодил. Воры всякий новый этап встречают, чтобы потенциальных конкурентов высмотреть, и либо под себя их подломить, либо жизни лишить. От того и верховодят на зонах, что не расслабляются, всегда и во всех угрозу для себя ищут.

– Это всё слова. Предлагаешь что?

– Теперь всех валить, пока они растеряны.

– Как воры?

– Как воры. Жизнь, она по воровским законам строится, это еще Дарвин замечал: кто первым жертву не сожрал, тот сам жертвой стать может. Или ты, или тебя. Сейчас надо действовать, пока никто удара не ждёт.

– В спину бить?

– Пусть так. В такой драке запрещённых приёмов нет. Ни для кого. И у них не будет. Решайтесь, Лаврентий Павлович. А мы поможем.

– Как?

– Подумаем. Сейчас разброд пойдёт, охрана ослабнет…

– Что это ты так обо мне печёшься? Не замечал я с твоей стороны большой к себе любви.

– Не в любви дело – в расчёте. Мы к вам крепко подвязаны, не один год вместе работаем. Сейчас об этом только мы знаем, а случись что – все узнают. И тогда нас в покое не оставят: найдут, в землю закопают. Когда хозяин… уходит, его псарню отстреливают. А если вы верх возьмёте… то мы вам верой и правдой… Тогда, может, и амнистия нам выйдет… Как вы обещали.

– Обещал, помню. Может, ты и прав. Но не сейчас, чуть позже. Сейчас надо другие рычаги себе взять – главные. А вы… вы погоды не делаете. Но бойцов своих держи на всякий случай в полной боевой. И вот что еще… Отряди несколько человек, из тех, что понадёжней, на охрану моего особняка. Я распоряжусь, чтобы вам какое-нибудь помещение вблизи освободили. Будете там сидеть, дом сторожить.

– Как псы в будке?

– Как псы, – совершенно серьёзно ответил Берия. – Потому что я вас с руки кормлю. Я ваш хозяин. А другие, тут ты верно заметил, вас под нож пустят и шапки из шкур пошьют. Вот и выходит, что вы беречь и защищать меня должны пуще глаза своего, чтобы самим уцелеть.

– Лучшая защита – нападение. Если ждать, то можно опоздать. Нам бы теперь…

– Слышал уже! – раздражённо прикрикнул Берия. – Займись своим делом! А об остальном я позабочусь. Мои возможности побольше будут. Да и опыт… А твой шесток, он лагерный, отчего ты мир воровским аршином меряешь. Нельзя все вопросы «пером» в бок решать. Здесь политика большая и законы свои, в которых ты, как свинья в апельсинах…

Кивнул Пётр Семёнович, хотя при своём мнении остался. Может, там и политика, да только законы, один черт, лагерные и вор, который врага не углядел, может в любой момент удар в спину заточкой получить.

Но ничего не сказал – пёс на хозяина не гавкает, он служить ему должен и хвостиком вилять…

* * *

Берия, верно, был почти счастлив. Столько лет под хозяином ходил, каждый день «воронок» к воротам ожидая, боялся лишнее слово сказать. Так жил. Все так жили. А теперь вздохнул свободно, всей грудью: не стала Отца Народов, ушёл страх, который сердце ледяными пальцами тискал. Нет над ним никого, кроме господа бога – свобода! И можно, вернее нужно, о будущем подумать – о стране, о себе. Не мог Берия себя и страну по отдельности представить, слился он с ней, сросся. Ну а кто