Полет мотылька - Алексей Калугин

Мысли, что бродили в голове у Геннадия Павловича, трудно было назвать веселыми, но не были они и беспросветно мрачными. Задумавшись, а может быть, замечтавшись – он почему-то снова вспомнил Марину, – Геннадий Павлович едва не прошел мимо своего дома.

Открыв дверь в квартиру большим ключом с широкой двойной бородкой, Геннадий Павлович подошел к двери своей комнаты, привычным движением перевернул в руке кольцо с ключами и сунул в замок маленький плоский ключик. Ему всегда казалось, что замок, запираемый таким ключом, должен быть крайне ненадежным. И на этот раз его наихудшие опасения подтвердились – замок был не заперт. Чуть приоткрыв дверь, Геннадий Павлович осторожно заглянул в комнату. Не супостат проник в чужое жилье без ведома хозяев, а сын Артем вернулся домой раньше обычного. Калихин вздохнул было облегченно, но вдруг недоброе предчувствие кольнуло сердце: что-то случилось – Артем никогда прежде не приходил домой так рано. Сын стоял возле открытого шкафчика. В одной руке у него был небольшой рюкзачок, в который он что-то торопливо кидал с полок. Услышав звук прикрытой Геннадием Павловичем двери, Артем глянул на отца и, ничего не сказав, продолжил свое занятие.

– Ты куда-то собираешься? – осторожно поинтересовался Геннадий Павлович.

– Да, – коротко бросил в ответ Артем.

Геннадий Павлович удержался от того, чтобы задать уточняющий вопрос. Подойдя к столу, он отодвинул стул, сел и провел ладонью по лицу. Окно было распахнуто настежь, но в комнате все равно было невыносимо душно.

Артем захлопнул дверцу шкафчика и перешел к полке, на которой лежали туалетные принадлежности. В рюкзачок полетели мыло, зубная щетка, начатый тюбик английской зубной пасты, которую Артем покупал для себя, бритвенный станок и упаковка сменных лезвий к нему.

Геннадий Павлович насторожился – если Артем брал с собой бритву, значит, собирался уйти не на один день. Калихин был уже готов обратиться к сыну с вопросами, но Артем опередил его. Застегнув «молнию» на рюкзачке, он перехватил его за обе лямки и, повернувшись к отцу, сказал:

– Я ухожу.

– Надолго? – спросил Геннадий Павлович, чувствуя уже, что ответ ему не понравится.

– Навсегда, – ответил Артем и сделал шаг по направлению к двери.

– Подожди! – Геннадий Павлович взволнованно вскочил со стула, пытаясь загородить собой выход из комнаты. – Как это – навсегда? Что значит – навсегда?

Артем тяжело вздохнул. По всему было видно, что он хотел избежать этого разговора, потому и пришел домой пораньше, рассчитывая на то, что отец, как обычно, допоздна засидится с друзьями. Но, раз уж они встретились, следовало дать какие-то объяснения.

– Ты сегодня был в кабинете генетического картирования? – спросил Артем, хотя понятно было, что ему уже известен ответ на этот вопрос.

– Да, – растерянно кивнул Геннадий Павлович.

– Тогда ты должен понимать, почему я ухожу.

– Нет! – Геннадий Павлович взмахнул руками, точно мух отгонял. – Я ничего не понимаю!

Чуть наклонив голову к плечу, Артем посмотрел на него, как на убогого.

– Тебя что, туда за руку тянули?

– Так ведь все равно нужно…

– А нельзя было сначала со мной посоветоваться?

– О чем?

Геннадий Павлович решительно не понимал, о чем идет речь, и оттого волновался еще сильнее. Лицо его сделалось красным, на лбу выступили крупные капли пота.

– Ты давно на себя в зеркало смотрел?

– В зеркало? – автоматически повторил Геннадий Павлович.

– В пятьдесят два года человек не может выглядеть так, как ты. Любому идиоту с первого взгляда на тебя ясно, что ты проходил процедуру омоложения.

– И что? Я нарушил этим какой-то закон?

– Нет! – театрально взмахнул свободной рукой Артем. – Перед законом ты чист! Только теперь ты автоматически получаешь клеймо генетического урода! А вместе с тобой и я, поскольку я твой сын!

– Я проходил процедуру омоложения уже после того, как ты родился.

Геннадий Павлович полагал, что привел достаточно веский довод, но Артем в ответ только рукой махнул.

– Да кому какая разница! Процедура омоложения сама по себе никак не связана с нарушениями генома. Просто кто-то решил, что всем, кто ее проходил, следует автоматически проставлять в генетическом паспорте несколько отрицательных баллов.

– Зачем? – опешил Геннадий Павлович. – Затем, что человеком, который чувствует себя неполноценным, проще управлять. Если после генетической начнется еще какая-нибудь чистка, то первым делом полетят те, у кого в генетических паспортах имеются красные отметки. А все остальные при этом станут восторженно кричать: «Долой уродов».

– Но Юлик Коптев… Ты ведь помнишь Юлия Никандровича? – Артем коротко кивнул. – Он сказал, что располагает статистикой, в соответствии с которой процедура омоложения приводит к незначительным изменениям в геноме.

– Откуда у него эта статистика? – Не дожидаясь, что скажет отец, Артем сам же ответил на свой вопрос: – Из районных кабинетов генетического картирования. А те, кто там сидит, выполняют указания своего руководства.

– В таком случае откуда тебе это известно?

Артем усмехнулся, как будто Геннадий Павлович сказал что-то смешное.

– Знаешь, кто управляет миром?

– Кто? – спросил Геннадий Павлович, хотя и понимал, что делать это совершенно необязательно. – Артем снова сам ответил на вопрос.

– Тот, кто располагает информацией, – сказал Артем. – Как ты думаешь, откуда я узнал, что ты уже сбегал в кабинет генетического картирования? Меня об этом поставили в известность друзья, имеющие доступ к сети и умеющие в ней работать. Если бы ты не порол горячку, то мы бы сделали тебе нормальный генетический паспорт. Прости, отец, но если тебе на свою жизнь наплевать, то я к своей отношусь иначе. Поэтому я не хочу до конца своих дней нести на себе клеймо сына генетического урода.

Геннадий Павлович много чего мог бы сказать в ответ на слова сына. Например, то, что он поступил, как честный человек и настоящий гражданин. Или то, что не верит тому, о чем говорит Артем, потому что верить подобной чепухе просто глупо. Если даже кто-то несколько раз нарушил установленную процедуру генетического картирования, то это вовсе не означает того, что подобные злоупотребления должны входить в практику. Геннадий Павлович не сомневался в этом, потому что, в отличие от тех, кто считал всех вокруг жуликами, бандитами и негодяями, он был уверен: люди в большинстве своем честные и добрые, вот только обстановка, в которой им приходится жить, редко позволяет им проявить свои лучшие качества. Геннадий Павлович мог сказать сыну, что если уж его друзьям стало достоверно известно о фактах недобросовестного отношения работников кабинетов генетического картирования к своим служебным обязанностям, то им следует не думать о том, как оградить от этого своих родных и близких, а передать информацию соответствующим органам. Он мог сказать, что, спасаясь бегством от мнящейся ему беды, Артем убегает не от судьбы, а от себя самого, и, как известно, в таком забеге победителей не бывает. Геннадий Павлович много еще чего мог сказать сыну, но он понимал, что этим Артема не остановить. Поэтому он только спросил: