Горожане - Валерий Алексеевич Гейдеко

Он повернулся к газетному киоску и увидел, что Катин приятель собирается уходить. И почему-то твердо решил, что Катя явно отдает предпочтение ему, Виктору, а он ведет себя как последний тупица, мямлит, мелет какую-то чепуху.

Виктор подошел к девушке.

— Чего так настойчиво добивался ваш приятель? — снисходительно показал он в сторону парня.

— А я знаю?! — повела Катя плечами.

— Все ясно. Катя, ответьте мне на один вопрос. Вы человек самостоятельный или нет?

— Ну.

— Тогда слушайте меня внимательно. Знаете, где спасательная станция? Да, правильно. Так вот, сегодня вечером я буду ждать вас… — Виктор лихорадочно подсчитал, когда засыпает Денис, прибавил для верности еще полчаса и сказал, — в девять часов. Сможете прийти?

— Хорошо, — тихо ответила Катя и покраснела.

— Значит, до вечера!

Теперь предстояло самое сложное — договориться с Кешей. Виктор не знал, с чего начать, откладывал разговор с часу на час и в итоге дождался вечера, когда отступать дальше было некуда.

— Кеша, — сказал он безразличным голосом, — ты не присмотришь вечером за моим парнем? А мне нужно на часок отлучиться… ну, сам понимаешь.

— Валяй, — с неожиданным раздражением ответил Кеша.

— Ну, если не можешь, то не нужно.

— Давай, давай, действуй, — еще агрессивнее откликнулся он.

«Ну и ладно, — подумал Виктор. — Тоже мне, блюститель нравственности нашелся». И он решил уложить Дениса пораньше, чтобы уйти со спокойным сердцем. Несколько раз прислушивался к дыханию сына, надеялся, что тот уже заснул, но, как только Виктор пытался встать, Денис мгновенно хватал его за руку: «Папа, ты куда?»

Виктор смотрел на светящийся циферблат часов, думал с беспокойством, что так может и опоздать. Ну, кажется, все. Стараясь не шуметь, он оделся, прикрыл дверь и несколько минут еще постоял за дверью, проверяя, не проснулся ли сын. Нет, все тихо. Виктор вышел на набережную и не узнал ее. Сейчас он впервые увидел ее вечером, и все, что днем было беспощадно высвечено солнцем, теперь казалось глубоким, объемным, обрело другие очертания. Фонари стояли редко, и Виктор то попадал в яркую полосу света, то проваливался в темноту; остро и пряно пахли цветы, в кустах, у ограды санатория, однообразно трещали какие-то сверчки. Моря не было видно, только мощно и ровно от берега тянуло прохладой.

Вот и спасательная станция. Виктор посмотрел на часы: без трех минут девять, слава богу, успел.

Прошла какая-то компания, парень неумело, но с душой наигрывал на гитаре, остальные с восторгом орали: «В профсоюзе, бабка, в профсоюзе, Любка…» Знакомая мелодия, усмехнулся Виктор.

Кати не было.

Прошли парень с девушкой, остановились за поворотом, девушка привстала на цыпочки, обняла парня за шею, и они надолго замерли, застыли.

Виктор взглянул на часы — двенадцать минут.

«Ну что ж, сеньор, заседание отменяется», — попытался сострить Виктор, словно от этого ему станет легче.

Когда он подошел к корпусу, то увидел свет в своем окне. «Что-нибудь с Денисом?» — встревожился он и побежал по лестнице.

Дениска сидел на коленях у Кеши и плакал навзрыд.

Самое странное, что Кеша удержался от сентенций. Правда, посмотрел очень красноречиво: «Видишь, мол, что происходит», но комментировать ничего не стал.

Дениска заснул мгновенно, только голова коснулась подушки. А Виктор долго лежал с открытыми глазами и думал о том, как неожиданно поворачивается жизнь. Когда-то, в двадцать лет, он смотрел на всех, кто старше тридцати, с чувством снисходительного превосходства, ему казалось, что после тридцати для человека уже не существует в жизни тех соблазнов, которые так мучительно-желанны в молодости, и единственное, что ему остается, — терпеливо дожидаться приближения сорока, пятидесяти и так далее. Какая наивность! Человек живет десятилетиями, и что-то, конечно, в нем притупляется, сходит на нет, но все равно он живет и одним днем, и вот сегодня ему уже дела нет до того, что восемь лет назад он мучался, терзался, когда Галка не пришла на свидание, то самое, когда он хотел сделать ей предложение, сегодня об этом и вспоминать как-то странно, с годами любовь к жене становилась все ровнее и спокойнее, и теперь ему кажется уже, что женат он был всегда, и трудно себе представить, что когда-то за Галкой нужно было  у х а ж и в а т ь  и что в первые дни после свадьбы он стеснился ее и потому старался утром всегда проснуться первым и одеться, пока жена еще спала, — все эти ощущения сейчас стали расплывчатыми, размытыми, а самым острым переживанием оказалось то, что Катя не пришла к спасательной станции. И Виктор неожиданно подумал о том, что подобных огорчений и радостей, наверное, будет в его жизни еще немало, и уснул успокоенный.

Утром Кеша сделал вид, что не замечает Виктора. «Нет, так дело не пойдет, — решил Виктор. — Было бы из-за чего нам ссориться». Виктор искал тему для разговора, но Кеша отвечал угрюмо и односложно. Тогда он решил использовать последний шанс — спросил что-то о Болгарии, как, мол, они к нам относятся, как советских туристов принимают.

Кеша оживился. Минут пятнадцать он предавался воспоминаниям и в итоге соскользнул на похвалу брачным конторам, а также всяким газетным и журнальным объявлениям, которые помогают познакомиться чрезмерно застенчивым людям.

«Ну и ну! — удивился Виктор. — Да ты у нас, оказывается, вольнодумец. А мне простить не можешь, что я вечером отлучился. Правда, с Катей я познакомился без помощи брачной конторы».

Кажется, Кеша уже простил ему этот проступок, обмяк, и Виктор решил пустить первую шпильку.

— Значит, любой может дать объявление? — преувеличенно наивным тоном спросил он.

— Совершенно любой! — с пылом подтвердил Кеша.

— Ну, а ты?

— При чем здесь я? — смутился Кеша. — Мне не нужно. У меня уже есть жена.

— Ну, а до женитьбы?

— Не знаю, — замялся он. — Может, и дал бы. Дело не во мне, а в принципе. Ты разве не согласен, что на Западе по-иному стоят вопросы нравственности?

— Согласен. Только, друг мой,