Разрушь меня - Тахера Мафи

— Самое время, — говорит он.

Но это не Адам произносит эти слова.

Глава 39

Кровь повсюду.

Адам лежит на земле, скорчившись, но я не знаю, куда его подстрелили. Вокруг него собираются солдаты, и я впиваюсь ногтями в держащие меня руки, пиная воздух и выкрикивая в пустоту. Кто-то утаскивает меня подальше, и я не могу видеть, что они делают с Адамом. Боль сковывает конечности, стискивает суставы, ломает каждую кость в моем теле. Я хочу завизжать на все небо, хочу упасть на колени и захлебнуться слезами в земле. Я не понимаю, почему эта агония не находит выхода в моих криках. Почему чья-то рука зажимает мой рот.

— Если я уберу руку, ты должна пообещать мне, что не будешь кричать, — говорит он мне.

Он прикасается к моему лицу голыми руками, и я не знаю, где обронила пистолет.

Уорнер утаскивает меня во все еще функционирующее здание и ударом ноги распахивает дверь. Включает свет. Флуоресцентные лампы загораются с присущим им приглушенным гулом.

На стенах тут и там висят картинки, радуги из алфавита прикреплены степлером к пробковым плитам. Небольшие столы разбросаны по всей комнате. Мы в классе.

Интересно, это ли место служит школой, в которую ходит Джеймс.

Уорнер убирает руку. Его глаза тусклого зеленого оттенка настолько светятся счастьем, что я в ужасе.

— Боже, как же я скучал по тебе, — говорит он мне. — Ты же не думала, что я вот так легко позволю тебе уйти?

— Ты подстрелил Адама. — Единственные слова, которые приходят мне на ум. Мой разум помутился от неверия. Я вижу перед собой его прекрасное тело, распростертое на земле, и вокруг все красное-красное-красное. Мне нужно знать, жив ли он. Он должен быть жив.

Я вижу блеск в глазах Уорнера.

— Кент мертв.

— Нет…

Уорнер загоняет меня в угол, и я понимаю, что никогда в своей жизни я не была так беспомощна. Никогда не была настолько уязвима. Я провела семнадцать лет, мечтая избавиться от своего проклятия, но в этот момент я, больше чем когда-либо, отчаянно желаю его вернуть. Глаза Уорнера неожиданно теплеют. Его постоянно сменяющие друг друга эмоции очень сложно предугадать. Им сложно противостоять.

— Джульетта, — говорит он и так нежно прикасается к моей руке, что это обескураживает меня. — Ты заметила? Кажется, у меня иммунитет к твоему дару. — Он изучает мои глаза. — Невероятно, не правда ли? Ты заметила? — вновь спрашивает он. — Когда пыталась сбежать? Ты почувствовала это?..

Уорнер, который абсолютно ничего не упускает. Уорнер, который замечает каждую мельчайшую деталь.

Конечно же, он знает.

Но я шокирована нежностью в его голосе. Искренностью, с которой он хочет узнать ответ.

Он словно неприрученная собака, безумная и одичавшая, жадная до хаоса, постоянно желающая узнавания и принятия.

Любви.

— Мы действительно можем быть вместе, — говорит он мне, словно не замечая моего молчания. Он притягивает мне ближе, слишком близко. Я застываю, покрытая пятью сотнями слоев страха. Ошеломленная скорбью и неверием.

Его руки тянутся к моему лицу, губы — к моим губам. Мой мозг в огне, готовый взорваться от невероятности этого момента. Мне кажется, словно я наблюдаю за всем со стороны, оторванная от своего тела, без возможности вмешаться. Больше чем чем-либо еще я шокирована нежностью его рук, искренностью его глаз.

— Я хочу, чтобы ты выбрала меня, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты сама выбрала быть со мной. Я хочу, чтобы ты сама хотела этого…

— Ты сошел с ума, — выдавливаю я. — Ты безумен…

— Ты просто боишься того, на что способна. — Его голос мягок. Спокоен. Медленен.

Обманчиво убедителен. Я никогда до этого не замечала, насколько у него приятный голос. — Признай это, — говорит он. — Мы идеальны друг для друга. Ты хочешь силу. Тебе нравится чувствовать оружие в своей руке. И тебя… тянет ко мне.

Я пытаюсь занести кулак, но он ловит мои руки. Прижимает их к моим бокам. Прижимает меня к стене. Он намного сильнее, чем кажется.

— Не ври себе, Джульетта. Ты вернешься со мной, хочешь ты того или нет. Но ты можешь выбрать вариант, в котором ты этого хочешь. Ты можешь выбрать вариант, в котором ты будешь этим наслаждаться…

— Никогда, — выдыхаю я сломленно. — Ты больной… ты больной, извращенный монстр…

— Это неправильный ответ, — говорит он и кажется искренне расстроенным.

— Это единственный ответ, который ты от меня получишь.

Его губы пододвигаются слишком близко.

— Но я люблю тебя.

— Нет, не любишь.

Он закрывает глаза. Прислоняется своим лбом к моему.

— Ты не представляешь, что со мной делаешь.

— Я ненавижу тебя.

Он очень медленно качает головой. Затем опускает её. Утыкается носом в мою шею, и я пытаюсь подавить дрожь ужаса, которую он может расценить иначе. Его губы прикасаются к моей коже, и с моих губ все-таки слетает хныканье.

— Боже, как бы я хотел укусить тебя.

Я замечаю блеск серебра во внутреннем кармане его пиджака.

Я чувствую трепет надежды. Трепет ужаса. Готовлю себя к тому, что нужно будет сделать.

Провожу мгновение, оплакивая чувство собственного достоинства.

И расслабляюсь.

Он чувствует, как напряжение покидает мое тело, и в свою очередь отвечает на это. Он улыбается и ослабляет хватку на моих плечах. Обхватывает руками мою талию. Я проглатывают рвоту, подкатывающую к горлу и угрожающую выдать меня.

На его пиджаке миллион пуговиц, интересно, сколько мне придется расстегнуть, прежде чем я доберусь до пистолета. Его руки исследуют мое тело, скользят вниз по спине, ощупывая всю мою фигуру, и это все, что я могу сделать, чтобы предотвратить нечто более отчаянное. Я недостаточно умела, чтобы пересилить его, и я понятия не имею, почему он может ко мне прикасаться. И я понятия не имею, каким образом я сумела проломить бетон вчера. Понятия не имею, откуда взялась та энергия.

Сегодня все преимущества на его стороне, и не время выдавать себя.

Пока еще нет.

Я кладу руки ему на грудь. Он прижимает меня к изгибу своего тела. Поднимает мой подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Я буду хорошо с тобой обращаться, — шепчет он. — Я буду так хорошо с тобой обращаться, Джульетта. Обещаю.

Я надеюсь, что не очень заметно дрожу.

И он целует меня. Жадно. Отчаянно. Желая ворваться в меня, попробовать меня. Я настолько ошарашена, настолько в ужасе, настолько закутана в кокон безумия, что забываюсь. Я стою абсолютно неподвижно, в полнейшем отвращении. Мои руки соскальзывают с его груди.

Все, о чем я могу думать, — это Адам, и кровь, и Адам, и звуки выстрелов, и Адам, лежащий в луже крови, и я почти отталкиваю его. Но Уорнера не так легко обескуражить.