Судьба (книга третья) - Хидыр Дерьяев

— Тебе, ишан-ага, ума не занимать — новый заведёшь.

Черкез-ишан хотел засмеяться, но вспомнил, что у Клычли траур по матери, и сдержался.

Съел волк или не съел, а пасть — в крови

Просидев с гостем без малого до полуночи и переговорив обо всём, что интересовало и его и почтенного Бекмурад-бая, ишан Сеидахмед почувствовал сильную усталость и, извинившись, пошёл укладываться. Он уже приготовился увидеть первый сон, и увидев входящего в комнату сына Черкеза, решил, что спит.

— Салам алейкум, отец! — протянул ему руки Черкез-ишан.

Ишан Сеидахмед поморгал, понял, что сын ему не снится, и обрадовался.

— Алейкум салам, сынок! Приехал, наконец? Почаще бы навещал своего старого отца. Отец твой одинок, неизвестно, сколько дней ему осталось жить, — пожаловался он. — Совсем я обессилел. Оставайся здесь, будь после меня хозяином! Не ломай, сынок, этих строений!

От жалости к самому себе ишан Сеидахмед прослезился. Черкез-ишан подсел к отцу, ласково погладил его по плечу.

— Успокоитесь, отец. По предначертанию аллаха, каждый уходит в назначенное ему время, а вы ещё вон каким молодцом выглядите! Совсем здоровяк!

Ишан Сеидахмед доверчиво и расслабленно приткнулся к сыну.

— Какой там здоровяк, сынок, какой молодец! Прошло моё время. Одного хочу: чтобы ты до моей смерти рядом был. Не обижай отца, сынок, брось свой греховный город, возвращайся сюда, живи здесь постоянно!

В сердце Черкез-ишана шевельнулся острый и тёплый комочек жалости к старику.

— Хорошо, отец, я послушаюсь вас, перееду. Жалею, что раньше не сделал этого.

— Ох, сынок, из-за этой проклятой девки ты оставил родной кров! — посетовал ишан Сеидахмед, утирая глаза свисающим концом чалмы. — И откуда только появилась эта тварь! От нас — сбежала, от Бекмурад-бая — сбежала. Ни слуху, ни духу от неё нет. Ты, сынок, образование имеешь, должен всё понимать. Это не человек был, а злой дух, принявший образ человека! Конечно, при её красоте кто бы догадался об этом. Даже я её спервоначалу не разглядел. А уж ты — тем более. У неё же, у дьяволицы, тысячи всяких чар! Вот ты и попал под их влияние, забыл о своём отце, а дьяволице только этого и нужно. Забудь её, возвращайся в аул, сынок. Она сделала своё дело и исчезла, больше уж никогда не появится.

— А может, её Бекмурад-бай убил? — осторожно спросил Черкез-ишан.

Ишан Сеидахмед неожиданно рассердился.

— Каким ты стал, сынок! Ничему не веришь, родному отцу не веришь!.. О господи, почему ты послал мне такого ребёнка? Или — это известие о приближении конца света? Прибери меня, всесильный, раньше, чем я увижу всё это собственными глазами!

— Да верю я вам, отец, верю! — убеждал его Черкез-ишан, которому перед предстоящим разговором было совершенно не с руки ссориться со стариком.

Но ишан Сеидахмед не успокаивался.

— Я называю её злым духом, дьяволицей, а ты спрашиваешь, убил ли её Бекмурад-бай! Если веришь мне, так не задавай больше таких вопросов. Сам же прекрасно знаешь, что духа убить невозможно.

— Не сердитесь, отец. Случайно глупое слово вырвалось.

— Как же не сердиться! При всех уважаемых людях аула я сказал Бекмурад-баю, чтобы девушку не искали, что она — злой дух. И все яшули поверили моим словам, сказали: «Упаси бог!» Один ты сомневаешься.

— Да не сомневаюсь я, отец, не расстраивайтесь!

Чёрт меня дёрнул не вовремя ввязаться в этот разговор, с досадой подумал Черкез-ишан. Теперь успокаивай его, оглаживай, как брыкливого телёнка, а время — идёт.

— Как не расстраиваться? — тянул своё ишан Сеидахмед, хотя уже успокоился, смиренный покорностью сына. — Когда Бекмурад-бай воевал в Каахка, я специально к матери его ездил, Кыныш-бай. Сказал ей: ваша невестка — дьяволица, радуйтесь, что исчезла, не причинив вам зла. А ведь могла ночью всех детей передушить или превратить их в синий камень! Что бы вы тогда детали, упаси бог? Отметьте своё избавление, зарезав в жертву двенадцать баранов. И она зарезала. А ты не веришь, что девушка — дьяволица.

Интересно, думал Черкез-ишан, сам-то он верит тому, что говорит пли просто заговариваться от старости стал? А ведь славится в народе, чуть ли не пророком его считают, любому слову верят, что бы ни сказал! Эх, народ, бродящий в темноте, долго ли бродить ещё будешь?

Заметив, что старик притих и вроде бы смягчился, Черкез-ишан приступил к выполнению своей основной задачи.

— Скажите, отец, здесь находиться Берды?

— Какой Берды? — вяло спросил ишан Сеидахмед, утомлённый недавней вспышкой.

— Которого Бекмурад-бай из Мургаба выловил.

— Здесь. В моей лечебнице сидит.

— Разве он сошёл с ума? — разыграл удивление Черкез-ишан.

— А какой нормальный мусульманин пойдёт в большевики? — вопросом на вопрос ответил ишан Сеидахмед.

— У меня к вам огромная просьба, отец, — помедлив, сказал Черкез-ишан. — Поговорите с Бекмурад-баем, он вас послушает — отдайте мне этого Берды.

— Зачем тебе этот безбожник? — вскинулся ишан Сеидахмед. — Освободить хочешь?

— Да, отец, — признался Черкез-ишан. — Если поможете в его освобождении, хоть завтра перееду сюда из города и потом в город вообще ни шагу не ступлю, из кельи без вашего разрешения не выйду!

Ишан Сеидахмед поджал сухие бескровные губы, пожевал ими.

— Не позорь на старости лет своего отца, Черкез! Не знаю, чем тебе дорог этот безбожник, и знать не хочу, но, освободив его, я до смерти от греха не очищусь.

— Разве он безбожник?

— Самый настоящий безбожник! Все большевики такие — в аллаха не верят, в пыгамбера, предсказателя будущего, верят. Нет, Черкез, где хочешь, там и живи. Одному аллаху ведомо, почему ты стал таким, но я не могу взять на душу грех даже ради того, чтобы удержать тебя возле себя. Хочешь — иди сам разговаривай с Бекмурад-баем, он в комнате для гостей. А я тебе в этом деле не помощник.

— Так ведь его убить собираются, отец! — воскликнул Черкез-ишан. — Завтра на базарной площади казнь состоится! Правда это?

— Правда! — сердито сказал ишан Сеидахмед и лёг, повернувшись лицом к стене.

С отцом ничего не вышло, подумал Черкез-ишан, осторожно прикрывая за собой дверь. Будет ли толк от разговора с Бекмурад-баем? Вряд ли будет. Без поддержки старого ишана смешно даже надеяться. Однако я всё же зайду — надо использовать все возможности до конца.

Бекмурад-бай ещё не лёг. Он выпил три чайника чаю и раздумывал, выпить ли четвёртый или не стоит — пусть пропадает:

— Не помешал вам? — вежливо осведомился Черкез-ишан, входя. — Вы, кажется, спать уже собираетесь?

— Ай, для нас что ночь без сна, что две — ничего не значит, — любезно отозвался Бекмурад-бай, пытаясь догадаться, что принесло в такой поздний час сына Яшина Сеидахмеда. — Нам часто приходится недосыпать, ишан-ага. Проходите. Я как раз мечтал о приятном собеседнике, чтобы разделить с ним чайник чая.

Черкез-ишан принял приглашение.

Разговор пошёл о пустяках, не касаясь никаких щекотливых тем. Так опытные фехтовальщики в начале схватки наносят друг другу лёгкие пробные удары, нащупывая сильные и слабые стороны противника, перед тем, как начать бой в полную силу. Бекмурад-бай несколько раз деликатно подавил зевоту. Наконец Черкез-ишан решил, что тянуть дольше нет смысла и сказал:

— Бай-ага, я хочу изложить вам причину своего столь позднего прихода. Узнав её, вы согласитесь, что разговор не требовал отлагательства.

— Слушаю вас, ишан-ага, — отставил свою пиалу в сторону Бекмурад-бай, давая тем самым понять, что готов слушать с полным вниманием, не отвлекаясь ничем посторонним, будь это даже глоток чая.

— Каждый человек старается сделать в своей жизни что-то полезное, — начал Черкез-ишан издалека, — но у одного это получается полезным, у другого — вредным. В таком противоречии часто проходит жизнь. И сколько угодно мы видим, как горе одного не омрачает радости другого.

— Правильно, — на всякий случай согласился Бекмурад-бай, пока совершенно не понимая, куда клонит Черкез-ишан.

— Однако ни радость, ни горе не бывают постоянными спутниками человека. И то и другое — преходяще. Рано или поздно, быстро или медленно, но проходят и горе и радость..

— Правильные слова.

— Наши умные предки видели в этой сложности бытия и хорошее, и плохое и оставили нам много мудрых советов, которые помогают нам избегать тех ошибок, что были сделаны дедами и прадедами. В одном из таких советов, в пословице, заключена большая мудрость. Пословица гласит следующее: «Добром на добро отвечает каждый, но только истинно сильному доступно ответить добром на зло». Думаю, объяснять эту пословицу нет смысла, она предельно ясна и так.

— Да, всё понятно.

— Примените эту мудрость в жизни, бай-ага, докажите, что вы истинно сильный и великий духом человек.