В погоне за солнцем (СИ) - Алиса Элер

— Мы не подвластны страстям, это верно. Они для нас — пустой звук. Да, чувства, да, долг, да — правильность. Но не страсть. Она всегда ведет к отступлению. Страстями вымощена дорога во тьму. Мы не жестоки, мы — справедливы.

— И если для спасения Вашей или чьей-нибудь жизни мне потребуется подвергнуть вас боли — я не буду колебаться ни секунды из-за лживого милосердия. Это все равно что вместо ампутации загнивающей ноги дать умирать больному. Милосердие? Да, милосердие. Глупое преступное милосердие.

Девушка, чуть приободрившаяся было, вновь побледнела и отчаянно сжала маленькие кулачки.

— Камелия, прекратите, — смягчился я. — Особенно — извиняться. Извиняться перед вами должен я. Мне жаль, но…

— Я не сомневался ни секунды, — закончила Камелия, подняв твердый взгляд. — Потому что так было нужно. Я понимаю. Понимала, когда просила прощение за то, что подвергла нас всех опасности… прошу и сейчас: за то, что вынудила вас поступить именно так.

— Ну, ну! Меньше надрыва и сентиментальных слов! — фыркнул Нэльвё, подмигнув слишком посерьезневшей девушке. — Лучше скажите, господа: мы так и будем стоять на берегу этой на ладан дышащей пристани или двинемся уже, наконец… а куда, собственно, мы двинемся?

— Боюсь, до ближайшего постоялого двора — и не шагом дальше, — усмехнулся я. — Иначе вам опять придется меня тащить.

— Но-но-но! Хорошенького понемножку! Симулянты отправятся волоком… позади лошадей.

— Посмотрю-ка я, как ты это сделаешь в присутствии Камелии! — ехидно заметил я. И, разом отбросив шутливые интонации, спросил, спохватившись: — Кстати, неужели пристань забыли украсить моим портретом? Странно, учитывая количество расклеенных в Ильмере и Торлиссе объявлений.

Камелия вдруг ахнула:

— Точно! Ваши ведь портреты были — тогда, на воротах Академии! Я еще посмотрела мельком — знакомые вроде черты… а вы заметили?

— Руку на отсечение даю — заметил, — с мрачным удовольствием сказал Нэльвё. — И в Ильмере — тоже. Вон как задергался.

— Мне на минуточку показалось, что вы хотели нас покинуть… — робко, сама не веря в то, что говорит, начала Камелия. И осеклась, увидев, как я изменился в лице. — Или не показалось?

Я смущенно кашлянул, но промолчал.

— Даже не надейся и на этот раз уйти от ответов, — пригрозил Нэльвё, поняв, что разговор предстоит долгий, а вести его сейчас некогда. — Разберемся с ночлегом — и объяснишь, наконец, что происходит.

— Все всё объяснят, — согласился я, многозначительно смотря на Отрекшегося.

— Все! — радостно подхватила Камелия.

Мы с Нэльвё переглянулись, и в его взгляде явственно прочиталось: «Не всё так не всё».

Я едва сдержал смешок, продолжив нарочито серьезно и совсем о другом:

— Поедем по королевскому тракту? Впрочем, там наверняка будут расклеены объявления о розыске…

— Они и тут были, — «вовремя» поделилась Камелия. — Вас мастер Нэльвё зачаровал.

Разговор сам собой сошел на нет.

Я вскочил в седло. Слабость еще чувствовалась, но держался я более-менее уверенно.

Впрочем, вспомнив Кое-что, я пустил Стрелочку быстрым шагом и нагнал вырвавшегося вперед Нэльвё.

— Твоя работа? — бросил я, подъезжая.

Он, к моему удивлению, только покачал головой.

— Я не понял, что с тобой приключилось. Поэтому не рискнул вмешиваться. Даже энергией не стал делиться. Ты был как замершая на ребре монета: только тронь — и она качнешься в одну из сторон.

— И ты отдал меня на волю случая? — фыркнул я.

— Состояние было стабильным, — пожал плечами Нэльвё. — Я решил, что разумнее всего будет повременить. И, судя по всему, не ошибся. Лекарь тебе уже не очень-то нужен, а вот сытный ужин и крепкий сон будут очень кстати. И да, Мио! — спохватился он и обернулся, криво улыбнувшись. — Не вздумай колдовать!

Что-то подобное я ожидал услышать и не стал возражать.

Говорить нам больше было не о чем, и я приотстал. Мое место на узком тракте, где едва могли разминуться двое путников, тут же заняла Камелия. Я этому только обрадовался: значит, никто не будет тревожить меня назойливым присутствием.

Ночь уже опустилась на землю, и небо налилось тревожной чернильной синью. Ветер с реки холодил плечи. Невозможность прибегнуть к волшебству сейчас меня даже радовала. Я мог закрыть глаза и вдыхать вечернюю тишину, впивать холодный, словно расплескавшийся из кувшина с родниковой водой, воздух…

Закрыть глаза — и вслушиваться в тихий шорох всколыхнувшихся ветвей, серебристую трель соловья и тихие напевы ветра, не пытаясь вплести в них свой голос.

Когда мы, наконец, добрались до постоялого двора — россыпи желтых огоньков, пугливо жмущихся друг к дружке — уже окончательно стемнело. Густые сумерки перетекли в раннюю ночь, с блеклыми еще звездами и мглистым небом. Время неустанно подбиралось к десяти.

Я замер на изломе холма, любуясь — и, подхлестнув поводьями, пустил лошадь вскачь. Ветер толкнул в грудь, взметнул волосы. Растрепавшаяся, позабытая мной коса хлестнула по спине в последний раз — и рассыпалась по плечам. Я дернулся было, чтобы поймать ленту, но опоздал: она текучим, плавным движением обняла рукав, на мгновение прильнула к штанине и соскользнула в ночь. Я зачем-то обернулся, словно надеясь ее увидеть, и, коротко выругавшись, поскакал дальше.

Стрелочка слетела с холма и перешла на неторопливую рысцу. Огоньки стали ближе и, словно разглядев нас и перестав бояться, рассыпались по полю искристой гурьбой. Сквозь ночную мглу постепенно проступали смутные очертания постоялого двора.

— Надеюсь, не опоздали, — напряженно сказал Нэльвё, вглядываясь в темноту.

Мы ехали бок о бок.

— «Не опоздали»? — пискнула откуда-то позади, из шепчущей за спинами ночи, Камелия.

— Уже поздно. Комнаты разбирают еще под вечер, к семи-восьми часам. А сейчас все десять. Трактир, конечно, большой, мест должно быть много, но… — он замолчал, предоставив самим додумать очевидное.

Я с сомнением взглянул во тьму. Остротой зрения thas-Elv'inor я похвастаться не мог, и был уверен только в том, что впереди действительно что-то темнеет.

— Купцы редко выбирают Восточный тракт. Морем ближе, — негромко, скорее размышляя вслух, чем к кому-то обращаясь, проговорил я.

Дорога, теряющаяся во мраке, споро ложилась под копыта коней. Россыпь огоньков окончательно разбежалась — и обернулась очерченными желтыми квадратами окон. Смутные раньше очертания становились все отчетливее, и теперь даже я мог разглядеть громоздкое двухэтажное здание со смешной чуть приплюснутой крышей.