Горький обман - Акваа К

Я заставляю себя отодвинуться от нее.

Тяжело дыша, я прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Не позволяй мне снова целовать тебя так, пока ты не будешь готова, — прошептал я, чувствуя, как сердце гулко бьется в груди.

— Пожалуйста, Ремо. Мне нужно это прямо сейчас, — умоляет она, в ее глазах отчаяние.

— Аврора…

— Прекрати сейчас пытаться быть джентльменом.

Она встает и задирает мою рубашку, притягивая меня ближе к себе, а затем впивается в мои губы мягкими, медленными поцелуями, втягивая мои губы в свой рот.

Я стону. — Черт!

Поднимая ее, я тянусь к ней сзади и расстегиваю молнию. Ее платье падает вниз по телу, скапливаясь у ее ног, а она стоит там в одном лишь белом бюстгальтере и подходящих к нему трусах. Синяки на ее теле — это коллаж из пурпурных, синих и зеленых цветов, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы сдержать ярость, которую вызывают во мне эти отметины.

Она делает шаг ближе, обхватывает меня за шею и целует. Я обхватываю ее за талию, стараясь не причинить ей боли. Я продвигаюсь вперед, заставляя ее отступить на шаг, пока она не падает на кровать, глядя на меня сверху.

Я беру ее за подбородок и целую ее щеку до шеи, а ее руки сжимают мою рубашку в кулак.

— Ремо, — хнычет она.

Моя рука спускается по ее талии к поясу нижнего белья. Я стягиваю их и снова опускаюсь на колени.

Это безумие, сколько раз я падал на колени ради нее, как легко мне это дается, и как мне нравится быть здесь, под ней, позволяя ей иметь власть надо мной.

— Ложись, Аврора, позволь мне дать тебе обещание.

Я толкаю ее в живот, и она падает обратно на кровать. Мои руки обхватывают ее бедра, и я раздвигаю ее ноги в коленях. Мой взгляд падает на ее стекающую пизду, и желание сжимает мой живот. Мне нужно попробовать ее на вкус.

Я прижимаюсь губами к ее колену, а затем перышками поцелуев поднимаюсь вверх по бедру, пока не добираюсь до ее киски. Мой язык проводит по ее влажному входу, а ее руки пытаются вцепиться в мои волосы, и она громко стонет.

— Я обещаю всегда любить тебя, Аврора. Я обещаю убить любого, кто причинит тебе вред.

Я медленно целую ее, не торопясь, чтобы довести ее до края. С каждым движением моего языка, с каждым движением губ она извивается подо мной. Ее хныканье и мычание наполняют нашу спальню, словно прекрасный саундтрек.

— Я обещаю трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь даже дойти до ванной. Я обещаю целовать тебя до тех пор, пока у тебя не перехватит дыхание, а когда ты все же вздохнешь, каждый вздох будет нести мое имя в напоминание о том беспорядке, который я оставляю после себя.

Я погружаю в нее свой язык.

— Ремо, прекрати, — скулит она, царапая ногтями мою кожу.

Я ухмыляюсь ей и убираю язык, облизывая губы, чтобы уловить каждую каплю ее сладкого возбуждения. Я ввожу в нее два пальца и быстро и сильно насаживаю. Она с криком опрокидывается навзничь. Она прекрасна в своем освобождении. Такая открытая и раскованная. Моя.

— Я обещаю всегда напоминать тебе, насколько ты моя, насаживая тебя на свой член. Я обещаю трахать тебя так глубоко, что твое тело будет только повторять мое имя.

Я смотрю, как женщина, которую я безумно люблю, распадается на части от моих рук, и чувствую, что моя любовь к ней становится все глубже. Она была создана специально для меня. Каждая частичка ее тела ложится прямо в мои руки, словно она была создана специально для меня.

— Ремо, Ремо, Ремо, — напевает она, ее лицо искажается.

— Правильно, любимая, твой муж, тот, кто злодейски одержим тобой. — Я легонько царапаю зубами ее клитор.

И я беру все. Я вылизываю каждую ее частичку, не упуская ни одной сладкой капли ее выделений. Она дрожит надо мной, ее колени прижимаются к моей голове, ее спина выгибается.

Она — единственная женщина, к которой я когда-либо буду прикасаться. Я никогда не испытывал такого желания, как к Авроре. До Авроры похоть и желание не отвлекали меня. С тех пор как я встретил ее, мне постоянно хочется целовать ее, пробовать ее на вкус, и я хочу, чтобы она была в моих объятиях каждую секунду дня.

Я поднимаюсь и хватаю ее за затылок, а затем целую, позволяя ей почувствовать вкус себя на моих губах и в моем рту. Она восхищенно хмыкает и обхватывает меня ногами за талию, а ее руки снова обвивают мою шею. Она наклоняется к моей шее и прижимается мягкими, ленивыми поцелуями к моему горлу.

— Помоги мне привести себя в порядок, — пробормотала она.

Я стону. — Ты чертова дразнилка.

В ванной я помогаю ей помыться, вытираю тело, мою волосы и прочесываю пальцами каждую прядь, пока она с ухмылкой наблюдает за мной.

И я улыбаюсь в ответ, чувствуя, как мои щеки приподнимаются только для нее.

— Я принесла тебе твои любимые тако, Аврора!

Я вздыхаю, когда Камари заходит в дом уже в третий раз за неделю.

Я сказал Авроре не ходить на работу по крайней мере неделю, и я тоже взял отгул. Без меня компания не развалится и за неделю. И я заботился о ней. Я пережил все ее кошмары. Я обнимал ее по ночам, целовал и давал ей почувствовать себя любимой, так что у нее не было времени задаваться вопросом, остаюсь я или нет.

Уйти невозможно.

Венеция очень помогает мне, ходит в офис днем, чтобы было чем заняться. Вечером она возвращается поздно, полная энергии, и помогает нам с Авророй готовить.

За несколько дней они с Авророй сблизились.

Взрослость Венеции в восемнадцать лет оставляет меня в недоумении. Она говорит с таким знанием дела, что мне хочется докопаться до нее, чтобы понять, почему она такая, какая есть.

Пока что я оставляю ее в покое.

У Хелиа есть свои дела, о которых нужно позаботиться. Например, сохранить жизнь Дэймону, пока я не буду готов к нему.

— Хватит вздыхать, Ремо. То, что ты ее муж, еще не значит, что ты все знаешь.

Камари поднимает подбородок и с ухмылкой проходит мимо в сторону кухни, где Аврора сегодня печет клубничный чизкейк.

— Камари, о боже! Это тако от Карлоса?