Ген хищника - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Самбуров последовал за ней. Вслед им донеслось:

– Мне бы кто помог…

– И это все, зачем мы сюда шли? – поинтересовался Григорий. – У него, конечно, что-то спрашивать бесполезно…

– Мы все узнали, – отозвалась Кира, поднимая с земли большой красивый красный листок.

– Ну, тоже хорошо, – согласился подполковник. – И что мы узнали?

– Пока точно не знаю. Есть уже хочется. Давай по-быстрому в Управление образования района и потом поедим!

– Как скажете, шеф, раз уж вы у нас теперь командуете, – заметил Григорий, но замечание прозвучало совсем без иронии и сарказма.

В Управление образования района Кира с подполковником не пошла. Она вытащила наушники и, устроившись поудобнее в кресле, прикрыла глаза.

– То есть ты кидаешь меня на всех этих теток? – проворчал Григорий.

– Да. Уверена, твое удостоверение с ними прекрасно справится. Поднимется переполох, тебя окружат вниманием, сочувствием, скорее всего даже любовью. Удачи.

– Может, я боюсь чужих женщин? – Самбуров надулся и медленно пошел к зданию.

– О! Они быстро станут своими, – хихикнула Кира.

Предсказания девушки сбылись. Всего через полчаса подполковник вернулся с ксерокопией личного дела Андрея Крякина и Аниты Хакимовой, на всякий случай. Самбуров ругался и отплевывался.

– Этим бабам, пардон, женщинам на границе служить надо. Ни один враг не пройдет! Они мое удостоверение проверяли! Вольцеву дозвонились. Я по личному не всегда дозваниваюсь, а они по горячей линии за пару минут пробились! – проворчал он.

– У них приоритетная связь со всеми государственными учреждениями, – хихикнула Кира, внимательно рассматривая его всего, округлила глаза, дойдя до щеки.

– Что? Что-то не так? На что ты смотришь?

– Смотрю, сколькими цветами помады ты измазан, – невозмутимо ответила девушка.

– Правда, что ли? Где? Сотри! – Самбуров полез за салфеткой в подлокотник.

– Я пошутила, – засмеялась Кира. – Но то, что тебя не удивила эта вероятность, наводит на подозрения, – ехидно закончила девушка и вытащила листочки из файла.

– Вергасова, ты такая зараза! – выругался Григорий.

Учился Андрей на сплошные тройки все школьные годы. Однообразные отметки шли такими стройными рядами, что никаких сомнений не возникало, выставлены они, чтобы перевести в следующий класс и максимально быстро избавиться от горе-ученика. Поведение стабильно «неуд».

– Адрес есть, но сначала я хочу поесть. Тем более, скорее всего, родители где-то работают и вернутся вечером. В «ЛаЛуну». – Кира проложила маршрут. – Может, и далековато, но я люблю этот ресторан.

– Любой каприз, – согласился Григорий.

Добрались они минут за двадцать, почти без пробок, и даже припарковались без проблем. Для туристического места и Нижнеимеретинской набережной редкость.

Кира не стала смотреть меню, а сразу заказала солянку по-грузински, овощной салат и чайник имбирного чая без меда.

– Доверюсь твоему вкусу, пока не разочаровывал и отлично совпадает с моим, – проговорил Самбуров, лучезарно улыбаясь и глядя на Киру сквозь лукавый прищур. Он заказал то же самое. – Но приглашение на шашлык в силе.

– Непременно, – согласилась Кира. – Я очень прожорливая.

Его взгляд будоражил. Внизу живота разливалось тепло, навалилась лень, отключая мысли. Ей хотелось выпить вина и отправиться в гостиницу, ощутить его руки на своем теле, дыхание на шее.

– Уф, – выдохнула она, освобождаясь от соблазнительных мыслей.

– Ты думаешь, что Анита Хакимова тоже как-то связана с Андреем Крякиным и Анастасией Кирилловой, сейчас, в настоящем? – Кира видела, что он тоже взял себя в руки. Взгляд стал спокойнее, искорки в них исчезли.

– Не знаю, но возможно, через нее найдется какой-то след. – Девушка пожала плечами.

– Значит, считаешь, что началось все еще в школе? Дети ожесточились, появились комплексы? Не рановато? Хотя дети вообще жестоки, – рассуждал Григорий.

– Жестоки, все верно. В детстве они не осознают, что жизнь конечна. Не понимают, что люди вообще умирают. Не могут составить последовательную логическую цепочку того, что какое-либо их действие может привести к смерти, своей или другого человека. Не отдают себе отчета, что после смерти все закончится. Навсегда. Лет до семи дети не в состоянии сопереживать, сопоставлять свою боль и чужую. Мамы до посинения могут призывать: «Вот тебе больно, и Коленьке больно». Ему да, ему больно, а на Коленьку ему чихать. Хрясь по башке. Пусть еще больнее будет. Нет ассоциативного ряда. Он это он. Остальные это остальные. В лучшем случае ребенок не будет лупить Коленьку, если боится рассердить маму. Но эта жестокость с возрастом, с осознанием смертности человека, и в частности своей, проходит…

Кира разлила принесенный чай по чашкам. Они сидели возле окна, по улице ходили люди. Видом на море этот ресторан не обладал, но Кира здесь чувствовала себя необыкновенно комфортно и уютно. В сезон, когда улицы заполняли отдыхающие, стеклянные панорамные окна отгораживали от суеты, скученности и суматохи. Когда наплыв курортников уменьшался, вид из окна дарил умиротворение и спокойствие. Самбуров сидел довольный и безмятежный, стало быть, и ему в «ЛаЛуне» нравилось. Киру это обрадовало.

– А вообще, ребенок делает выбор, быть или не быть преступником, в очень раннем возрасте. Года в три уже, возможно, – продолжила Кира.

Григорий округлил глаза:

– Да ладно! В три? Еще совсем карапуз!

– С трех до семи приблизительно. Знаешь, как заставить человека убивать?

– Такое возможно? – подполковник приподнял брови.

– Конечно, – легко согласилась Кира. – Надо просто дегуманизировать, убрать из человеческой категории тех, кого предстоит убить. Представить свиньями, насекомыми, бурдюками с кишками, швалью, лохами, в общем, низшими, не достойными жизни существами…

– Подобная пропаганда нередко встречается… – нахмурившись, пробормотал Самбуров. – Много где…

– Конечно. В зависимости от типа мышления и психологического состояния необходимо полоскать мозги нужное количество раз. И все. Под лозунгом «Эти твари и гниды не достойны жизни» человек способен убить кого угодно.

Самбуров быстро моргал, хмурился. Он думал над тем, что она сказала. Складывал исторические случаи и события из личного опыта.

– Много припомнил? Недостойных жизни категорий? Геи, иноверцы, нацисты, америкосы, мирные протестующие… В определенных условиях можно кого угодно подвести под эти условия. И это только то, что вспоминается с ходу. – Она весело улыбалась, будто с ее губ не слетало жутких страшных слов. – А если подумать? Припомнить? Например, сегодня мы слышали яркую историю, как в сознании одного живого существа мир разделился на своих и чужих. Дальше происходит выбор. Если она для них изгой, то они – шваль, бурдюки с кишками, горстка насекомых. С ними можно не считаться.

Девочка принесла мясо и овощи. Кира улыбнулась, предвкушая удовольствие от еды. От нее не укрылось, что Григорий за ней наблюдает.

– Я привела пример, но не обязательно, что так и произошло. Но примерно вот так рождается убийца. Серийный убийца. Себя он ставит как право