Взрослое лето - Владимир Голубев

Осторожно пробираясь, девочка обнаружила несколько ямок, заросших травой и кустарником. «Наверно, искали клад», – подумала Алёна и пошла дальше. Но идти вперед, пригнувшись, стало опасным, она ползком подкралась к краю кургана и стала смотреть и слушать.

Через полчаса внизу послышались шаги и грубые мужские голоса:

– Борян, я пошёл готовить обед.

– Я тебе помогу, вот только отремонтирую тачку.

– Приходи. Слышь, мастер, вермишелевый супец с тушёнкой будешь?

– Да, а на второе?

– Картофан с консервами.

– Сгодится.

Девочка замерла, боясь даже дышать, от страха ей захотелось тут же провалиться под землю. Она лежала, боясь пошевелиться, о возвращении обратно не могло быть и речи. Алёна решила дождаться, когда копатели куда-нибудь отлучатся. Тогда можно безопасно отползти от края кургана и поскорее покинуть таинственный остров. Прошло ещё с полчаса.

– Утюг, давай, я достану посуду, – сказал тот, кого называли Борян.

– Без базара, накрывай на стол.

– Мне кажется, в тоннеле опять утечка газа, попахивает чем-то.

– Да ладно, тебе. Я смазал вентили, чуть подкрутил. Ну, может, мальца и выпустил. Что с того?

– Сдохнем мы здесь от этого газа. Или ёмкость травит, почитай, с войны стоит?

– Если бы газ выходил, отрава бы давно ушла в атмосферу. Фашисты стали не жалели, тем более для таких тёмных делишек.

– Эти твои утечки ни разу добром не заканчивались. Помнишь, когда ты первый раз надышался?

Алёне показалось, что в повисшей на полянке тишине слышно только биение её сердца.

– Ага, помню, когда мне дед с бабкой попались.

– Ты чуть всю операцию не запорол.

– Даже не верится, что всё чудом обошлось.

– Хорошо, меня рядом не оказалось, ты бы и меня прихлопнул, как комара, верняк, Утюг, а?

– Ну да, точняк! Не знаю, что на меня тогда накатило. Я вспомнил, что ты приезжаешь из Москвы и сорвался за тобой, ну, в общем, что с меня взять – поехала крыша, злился так, аж зубами скрипел. Всё меня бесило. Ну и порешил из обреза грибников. А чё? Мужик меня тормозит и спрашивает так борзо, мол, ты кто такой и что в моём лесу делаешь, прикинь, совсем оборзел старый пень. Ну, тут меня и понесло. Хвать из-под сиденья обрез и в него дуплетом. А после слышу, кто-то вопит в кустах, глядь – бабулька, божий одуванчик. Молчком перезаряжаю, а она сама бежит в мою сторону, значит, к своему мужику. Ну, я её тоже снял дуплетом. Выхожу из машины, руки-то трясутся, а они лежат родненькие рядом, в крови. Я сразу и свалил оттуда. Нечего тут всяким шляться без спроса! Здесь наша земля! Верно?

– Точно. Хорошо, тебя не замели. А то парился бы сейчас в крытой зоне, в пожизненном заключении. Есть кому передачки-то хоть носить?

– Братва подсобила, мусора к нам на остров и не сунулись. А насчёт дачки, ты ж знаешь, нет, у меня никого. Батя всю жизнь по лагерям скитался, пока, бедолага, не околел на строгаче, в Невьянске. Маманя тянула меня в одиночку, всё маялась, переживала. Да вот схоронил её лет шесть назад. Я лучше сдохну, чем обратно в клетку, хватит с меня казённого дома, нахлебался баланды!

– Да, судьба. Я вот сколько уже тебя знаю, да всё хочу спросить, а зачем ты к нашим нацистам подался? Ты ж судимый, зачем тебе всё это? Политика, расовая теория?

– А что мне, по-твоему, осталось в жизни: только с синяками бухать в вонючей подворотне или за гаражами спайсом дымить?

– Да нет, я совсем не об этом. Ну, у нас всякие разговоры, книжки, идеи. Потом дисциплина, ну сам понимаешь?

– Пойми, Борян! Тяжело одному по жизни болтаться. Куда я могу прибиться после отсидки по малолетке? В токари? В охранники? Опять смазать лыжи и на зону? А здесь я человек, глядишь, со временем и пристроюсь на тёплое местечко, и стану тогда не какой-то Утюг, а уважаемый Юрий Павлович.

– Да, свои люди везде нужны. Особенно после такой работы, глядишь, мы с тобой в героях окажемся. Только я…

Голос умолк и стало слышно, как дятел забарабанил по старой берёзе.

– … ты никому не сольёшь?

– Да я, сам знаешь, могила.

После этих слов у девочки привычно зазвонил колокольчик.

– А я хочу отколоться. Приеду и сразу женюсь, детишек с женой нарожаем. На заработанные деньги куплю в пригороде двушку, я уже и дом присмотрел, под Люберцами. Тачка у меня есть, на первое время сойдёт. Вернёмся, отдохну и пойду работать, а? Как тебе?

– Тоскливо. Давай, братан, завязываем ковыряться в мозгах, иди лучше похлебай моего супчика.

– Давай разливай, а я пока хлеб достану.

Голоса стихли. Всё стало ясно как белый день. Девочка, справившись с дрожью, подняла голову и осторожно выглянула из своего травяного укрытия. Копатели сидели за складным столом в нескольких метрах от неё и ели из одноразовой посуды. Один из них, крупный и белобрысый, с тяжёлой челюстью и узкими глазами, одетый в камуфляжные брюки и футболку, громко прихлёбывал из тарелки. «Наверно, это Утюг», – подумала девочка, не сводя глаз с его синих от наколок рук. Второй, повыше, с правильными чертами лица и причёской «ёжик», наверно – Борис. Значит, вот тот, в наколках, просто так убил дедушку и, чтобы не осталось свидетелей, заодно застрелил и бедную бабушку. Но чем он надышался? Наркотиками? Газами? Токсикомания? Вот так дела.

Алёне хотелось здесь, прямо на земле, плакать, кричать, дёргать траву – она узнала убийцу, она видела его перед собой, но ничего не могла поделать, ибо сама находилась на краю жизни – один только необдуманный шаг или нелепая случайность, выдавшая её копателям, приведёт к смерти. Надо уходить, побыстрее скрыться, но как? Они совсем рядом, им не составит труда поймать девчонку, тем более, они знают остров как свои пять пальцев. Значит, надо дожидаться, когда они куда-нибудь уйдут, и тогда со всех ног сматываться с этого кургана и такого опасного острова. Пусть разбираются взрослые, те, кому положено, а ей, девчонке, надо просто спасать свою жизнь.

Но лежать пришлось долго. Копатели неторопливо обедали, потом пили чай и курили. Только через час они разошлись по палаткам.

Тогда Алёнка решилась и стала отползать назад, подальше от опасности. От долгого лежания на земле в одном положении руки и ноги болели, и она еле двигалась.

– Утюг, выйди посмотри, кто-то шумит рядом, – подал голос из палатки Борис.

– Да ладно, лень мне. Я ничего не слышу, хочешь, смотри сам, я и так в тоннеле проторчал полдня. Дай мне отдохнуть.

Полог палатки открылся и копатель осмотрелся по сторонам. А после достал пачку сигарет и закурил.

– Нервы стали ни к чёрту в этом грёбаном лесу. Всё что-то слышится или видится. Вчера в сумерки углядел, будто кто-то ходит по болоту, прямо по трясине. Может, леший? Или водяной? Нет, наверно, болотник, такой весь в сером и такой высокий? Как ты думаешь, кто это?

– Отстань от меня со своими сказками, детям будешь рассказывать. А пока не шуми, дай поспать хоть полчасика, – недовольно закряхтел Утюг.

– Ладно, спи, а я покурю и тоже подремлю.

Алёна лежала, боясь дышать, собственное дыханье казалось ей громким и гулким. В эти минуты девочке хотелось услышать родные звуки лесного оркестра: стрекот сороки, переливы сойки, барабанную дробь дятла, гром и скрип стволов в ураган. Но кругом тихо, и небо хмуро, только листва на осинах дрожит по привычке, да иногда сзади нежданно зафыркает ёж. Девочка улыбнулась, вспомнив своего Колючего колобка, а потом испугалась, а вдруг копатели подумают, что здесь кто-то прячется. Но её страхи утихомирил зашумевший в верхушках берёз и осин ветер, а следом хором заскрипели стволы, и поднялся птичий гомон.

Успокоившись, она поползла дальше, и когда оказалась в метрах тридцати от опасного края кургана, очутилась в ямке между сухой сосной и дубом. Впадина показалась ей местом для укрытия, где можно встать и размяться и потом, согнувшись, как можно скорее покинуть холм. Алёна спустилась в ложбину – шрам на теле холма от кладоискателей, и привстала, с опаской оглядываясь по сторонам. Она отряхивалась от травы и иголок, когда земля под её ногами предательски просела, песок по трещинам посыпался в чрево кургана и следом за ним, в облаке пыли, туда рухнула и девочка, царапая ноги и руки, даже не успев перепугаться…

Девочку спасло от копателей только то, что при падении в подземелье она не закричала и даже не вскрикнула. Либо время, предшествующее её провалу вниз, заставило её перестроиться и забыть обыкновенные привычки, либо само небо оберегало девочку в этот день.

Вскоре она пришла в себя и кое-как поднялась с разбитых колен. Когда облако пыли осело, Алена открыла глаза и увидела, что провалилась под землю. Находилась она словно в узком колодце, чьи стенки можно ощупать руками, а сверху, в полутора-двух метрах, светился маленький лаз, за которым оказалось самое дорогое в жизни – свобода. Прыгнуть так высоко обычной девочке немыслимо, цепляться не за что, можно попробовать сделать ступени в отвесной стене. Ноги после приземления саднили, а ещё ныли поцарапанные локти, коленки и пальцы. Пыль попала в горло, и пришлось потихоньку откашливаться.