Мой любимый зверь - Матильда Старр

Впрочем, из них двоих только она на это как-то реагировала. Он словно и не замечал ее наготы.

– Контроль. Нельзя давать волку взять вверх, верх должна одержать ты. Никому не нужно, чтобы, обернувшись, ты понеслась в лес охотиться на зайчиков. В лучшем случае на зайчиков.

Он озвучил одно из самых страшных ее опасений.

– Вы же не хотите сказать, что я кого-то… – голос Инги задрожал.

– Нет. Если бы ты убила человека, даже не убила – просто напала, мы бы с тобой сейчас не разговаривали: ты бы была мертва.

Инга подняла на него недоверчивый взгляд.

Он серьезно? Или пытается запугать доверчивого новичка, чтобы прилежнее училась?

– Никаких шуток, – хмуро сказал Виктор. – Многим может показаться, что оборотень – вроде как сверхчеловек. Он сильнее, выносливее. Совершеннее. В каком-то смысле так и есть… И потому нельзя забывать, наша задача – охранять людей, служить им, хоть это слово не всем по нраву, и уж точно не нападать на них. Волка, который причинит вред человеку, казнят тут же.

Инга похолодела. Только теперь она поняла, в какой опасности на самом деле оказалась в тот день, там, в лесу…

– Хорошо, – сглотнув пересохшим горлом, сказала она. – Я все поняла. Что нужно делать?

– Я уже сказал. Учиться сохранять контроль. Сразу может не получиться, но со временем получится обязательно.

Инга кивнула: знать бы еще, как этот контроль сохранить. Она помнила свое первое превращение: туман в голове – и все тут.

– А как я обернусь?

– Очень просто, если однажды оборачивалась. Придумай себе фразу для перехода, что-то несложное. То, что ты можешь быстро проговорить мысленно, чтобы дать себе команду. Но! Фраза должна быть достаточно редкая, чтобы она не пришла к тебе в голову тогда, когда переворачиваться не нужно. А то, знаешь ли…

Инга кивнула и сразу отбросила «ежки-матрешки». О чем она не станет думать ни за что в жизни?

– Вслух говорить надо?

– Нет, про себя. Сегодня я все сделаю.

Он обошел ее встал за ее спиной. Близко, слишком близко, чтобы она смогла на это не среагировать. Почувствовав тепло его тела, Инга вздрогнула и с досадой отметила, как часто застучало сердце.

– Не трясись так, не холодно же. Говори.

«Оранжевый лед». Инга и сама не знала, откуда возникло настолько нелепое сочетание. Ладно, сойдет.

Сознание затуманилось. Она ощущала, как меняется ее тело, слышала голос, словно откуда-то издалека:

– Не уходи, держись! Думай о чем-нибудь. Говори с собой. Отдавай себе приказы.

Смысл слов в принципе был ей понятен, но смутно, очень смутно. Словно та часть ее, которая могла бы осознать, что говорит человек, крепко спала, а бодрствовала другая. И эта другая понимала: человек в комнате может быть опасен. Если на него не нападать, он тоже нападать не будет. Он преграждает выход, убежать не получится, нападать нельзя!

Не так, не словами, на уровне ощущений, догадок и четкого понимания: свой. Это свой, он пахнет как свой, выглядит как свой. Но все-таки ей надо его опасаться.

Инга пришла в себя все на той же лавке, все так же накрытая одеялом, как и вчера. Только в этот раз одежды на ней не было – лежала стопкой рядом. И Виктора в комнате тоже не было. Инга вскочила и торопливо оделась.

Она едва успела справиться с пуговицами, как он появился на пороге.

– Ну?

– Вначале я слышала голос. Понимала. И даже помню, что чувствовала, чего хотела… А потом все. Опять отключилась.

Виктор кивнул:

– Неплохо, надеюсь, завтра будет лучше. Сегодня отдыхай. И вообще все то время, пока мы занимаемся, избегай прогулок, резких движений и грустных мыслей. Стрессов тебе и тут хватает.

Инга даже не стала спорить: в чем, в чем, а в этом он прав…

Глава 35

Горячо. И так приятно… Ее обнимают сильные руки, гладят – настойчиво и бесстыдно, там где хотят. И она разрешает, покорно изгибается, подставляясь под жадные твердые ладони. Их мало, очень мало. Хочется стать крошечной, чтоб полностью поместиться в них, сразу, всем кожей коснуться. Голова кружится, ох как кружится голова… Обжигает жаром мускулистого мужского тела – и вспыхивает ответный жар, знакомый, томительно-колючий. По коже пробегает волна дрожи, внутри сладко екает от предвкушения. Она вжимается в него все сильнее, обвивает обеими руками, касается губами ямочки между ключицами… Задыхаясь от возбуждения, тянется вверх, ищет его губы… Со стоном прижимается к ним, целует жадно, пьянея от наслаждения.

Что-то не так…

Вкус не тот, и запах…

И Стас целовал ее иначе…

Она открывает глаза. Виктор! Это он ее целует – жарко и незнакомо. Это его тело так тесно впечаталось в нее, изгиб в изгиб, горячее, сильное, крепкое. Это его руки тискают ее, рассылая по всему телу сладкие вспышки удовольствия.

Виктор…

Но она не отстраняется. Зачем? Так умопомрачительно приятно и просто – раствориться, потеряться, расплавиться в этом огне…

Инга проснулась и подскочила на кровати. Сердце колотилось как ненормальное, по телу прокатывались волны жара и дрожи, будто все, что только что было, не приснилось, а произошло наяву. Ежки-матрешки! Хоть под холодный душ вставай, чтоб остыть.

В последнее время она спала неспокойно. Толком, пожалуй, и не спала вовсе. Даже сквозь сон слышала каждый шорох, реагировала на малейший сквозняк. Удивительно, что все равно умудрялась хорошо высыпаться и чувствовать себя намного лучше, чем раньше.

А еще сны. Теперь они снились часто, были яркими. Воспоминания из прошлого, лица, фразы, разговоры. Как ни странно, почти никогда не снился Стас или кто-то из ее прошлой стаи. То ли она сама не хотела никого из них видеть, то ли не положено смотреть сны про посторонних волков, а может, никаких причин и нет. Просто не снится и все!

Зато вот приснился Виктор. Еще как приснился! К чему бы это? В соннике, видимо,