Грешные игры джентльмена - Джиллиан Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она принадлежит только ему. И никто не прикасался к ней прошлой ночью, что бы там о ней ни говорили. Он ее первый мужчина. Он лишил ее невинности. Его братья ошибаются.
Элоиза повернулась к Дрейку, он увидел, что ее губы крепко сжаты, а в руке она держит какой-то листок – кажется, газетную страничку. Дрейк удивленно посмотрел на нее. Она не выглядит виноватой. Нет, похоже, Элоиза… в ярости. Но с чего бы это? Это ведь он должен гневаться, а не она.
Обняв Элоизу, Дрейк быстро поцеловал ее, прежде чем она что-то успела ему сказать. Его рука скользнула вниз по ее спине. Элоиза одновременно и сопротивлялась, и отвечала ему, и неожиданно Дрейку стало все равно. Потому что больше всего ему хотелось держать ее в своих объятиях.
На мгновение он забыл о своей ревности, своих подозрениях. Его рука властно погладила ее руку, приласкала ее грудь, он начал целовать ее.
Но, внезапно прервав поцелуй, он отстранился от Элоизы. Она слегка задыхалась и была сильно смущена. Впрочем, и он тоже.
Дрейк внимательно посмотрел на Элоизу. Он пришел сюда, чтобы узнать правду, какой бы горькой для него она ни оказалась.
– Прошлой ночью мы заключили соглашение, Элоиза, – сказал Боскасл спокойно, не сводя с нее глаз, ожидая увидеть хоть какие-то признаки тревоги. – Мы…
Элоиза не дала ему договорить – она ткнула Дрейка в грудь рукой, в которой держала смятую газетную полосу.
– Интересно, сколько таких же соглашений ты заключил в одно и то же время? – язвительно осведомилась она.
Дрейк удивленно опустил глаза. Честно говоря, он надеялся, что Элоиза больше не будет донимать его с этой дурацкой карикатурой на Хита, изображенного с чрезмерно большим мужским естеством, напоминающим дуло пушки.
– Не приставай больше ко мне с этой ерундой! – сердито промолвил Боскасл. – И не уводи разговор в другую сторону!
Элоиза еще яростнее тряхнула газетой.
– Ты сам начал говорить о нашем соглашении, но, судя по этой заметке, ты сам же и нарушил…
Дрейк не слышал ни единого слова, потому что хотел знать одно, только одно: есть ли у нее еще какой-то любовный интерес?
Дрейк повысил голос, желая привлечь внимание Элоизы:
– Нет, Элоиза, сначала ты сама должна ответить мне на несколько вопросов! И прошу тебя, перестань махать у меня перед носом этой дурацкой газетенкой.
Элоиза отступила назад, его сердитый тон явно удивил ее. Но Дрейк уже не мог сдерживаться. Сомнения ревности рвали его на части, разъедали душу, как кислота, и если женщина, приведшая его в ярость, хотя бы просто ответит ему…
– Скажи мне правду, Элоиза, – промолвил он холодно, глядя ей в глаза. И повторил: – Правду.
– Значит, правду… – Глаза Элоизы блеснули, неожиданно она осмелела, смущение исчезло. – Правду… Что ж, хорошо, замечательно. Я жду. Конечно, с твоей стороны разумнее было бы рассказать мне все до прошлой ночи. Однако в интересах справедливости, из-за того, что меня всегда считали женщиной разумной и что даже собака заслуживает хорошего отноше…
Дрейк наклонился к ней, его глаза потемнели, как ночное небо.
– Это меня ты назвала собакой?
– Если то, что написано в этой газете, – правда, то да, – холодно кивнула Элоиза.
– Да плевал я на эту газету! – завопил Дрейк. – Я хочу знать все о тебе и о том, другом мужчине.
Элоиза вновь махнула скомканной газетой.
– И я на все плевала, если ты на все плюешь! Я хочу все знать об этой куртизанке, об этой Марибелле… – Она осеклась и удивленно посмотрела на Дрейка: – О каком это другом мужчине ты говоришь?
Боскасл был вынужден признаться себе, что ее удивление искреннее. Он понизил голос, несмотря на то что черная хищная птица ревности продолжала яростно махать перед его лицом своими крыльями.
– У тебя есть еще один любовник, Элоиза?
– Есть еще – кто? – Элоиза вытаращила на Дрейка глаза с таким видом, словно она только что разгадала какую-то древнюю тайну. – О! Теперь я, кажется, понимаю, в чем дело. Ты пытаешься избавиться от меня, обвинив меня в том, в чем виноват сам.
Дрейк подтолкнул ее к подоконнику.
– Тебя не должно касаться, что делаю я, – сказал он угрожающе. – Что ты делала прошлой ночью?
– Ты напился, что ли, Дрейк Боскасл? Прошлую ночь я провела с тобой.
Дрейк поднял голову. За приоткрытой дверью почти неслышно промелькнула пухлая тень миссис Барнс. Он быстро подошел к двери и с грохотом захлопнул ее. Миссис Барнс издала удивленный, но сдавленный возглас.
Элоиза прошла в центр комнаты, глядя на Дрейка с таким видом, будто он сбежавший из психиатрической больницы сумасшедший. На одно мгновение она даже представила себе, как берет стул, замахивается им и обрушивает его на голову Дрейка. Возможно, именно такая встряска ему необходима.
– Да что с тобой случилось? – осторожно спросила она, обходя стол.
Дрейк быстро приблизился к Элоизе.
– Перед моим приходом сюда прошлой ночью тут был или не был мужчина? Тот, который ушел отсюда в темноте через садовую калитку?
Элоиза продолжала смотреть на него, ее мягкие красные губы слегка приоткрылись от удивления. «Отрицай мои слова, – твердил он про себя. – Только не говори, что это правда. Солги мне. Объясни мне все какой-нибудь ерундой. Я поверю любой сказке».
– Откуда ты об этом узнал? – спросила Элоиза после долгой паузы.
Он заморгал: такой реакции Дрейк совсем не ждал. Ни жалкой попытки обмануть его, ни намека на какое-то разумное объяснение. Все утро Боскасл представлял себе, как начнется их разговор, убеждал себя держаться спокойно. И он даже почти убедил себя в том, что братья поспешили с выводами. Дрейк даже представлял себе, как Элоиза потешается над его словами, объяснив ему присутствие чужого мужчины в доме какой-то простой причиной.
Первоначальная боль, вызванная словами Элоизы, быстро перешла в неуправляемый гнев.
– Кто это был? – загремел он, напрочь забыв о собственном намерении держать себя в руках. – Кто этот человек? Ты собираешься быть и его, и моей любовницей, одновременно?
Элоиза побледнела.
– Ничего подобного. – Обойдя Дрейка, она подошла к двери и приложила к ней ухо.
Через мгновение Элоиза громко застучала в дверь и сердито проговорила:
– Я знаю, что вы подслушиваете, миссис Барнс. И ты тоже, Фредди. Немедленно уйдите отсюда.
Дрейк тем временем сорвал с себя перчатки и утренний сюртук на шелковой подкладке. Упав на диван, он сложил на груди руки. Но он и минуты не мог посидеть спокойно. Поэтому он встал. Однако, встав, он был не в состоянии оставаться на месте и принялся мерить шагами комнату. Затем снова сел. Удивительно, как ему удалось понизить голос до низкого рыка, когда он вновь обратился к Элоизе: