Пепел короля, проклятого звездами - Карисса Бродбент

– Ты о чем? – спросил я, хотя прекрасно понял ее вопрос.

– О том, на что я наткнулась, войдя сюда.

У меня заболела голова. Я не хотел думать обо всем этом, поскольку и сам не знал, что происходило перед появлением Мише. Не хотелось думать о стонах Орайи, прикосновениях к ней и кратком мгновении ее открытости. И о боли в ее глазах я тоже думать не хотел.

– Ничего особенного, – буркнул я в ответ.

– Мне так не показалось.

– Это была ошибка.

Сплошная ошибка.

«Ты заставил меня сделать то, чего не смог сделать сам», – упрекнула меня Орайя.

Ее глаза были полны слез. Я видел ее такой, какая она есть: без масок и защитных барьеров. Она и не догадывалась, насколько прозрачной бывает в такие мгновения. Я видел всю ее боль, пробивавшуюся наружу.

Я ощущал себя дураком. Невообразимым дураком.

До этих слов Орайи я не осознавал содеянное. Я думал, будто принес великую и благородную жертву. Думал, будто спас ее или попытался спасти, даже если мой замысел осуществился… совсем не так, как я надеялся.

Не было никакой благородной жертвы. Я лишь добавил пищи для ее кошмарных снов.

– Завтра я отсюда улечу, – сказал я. – Под вечер.

Я не поднимал глаз от письма. Своеобразный сигнал для Мише, означавший: «Я не хочу об этом говорить». Разумеется, она не отреагировала, и я по-прежнему ощущал на себе ее недовольный взгляд.

– Райн.

– Мише, здесь не о чем говорить.

– Полнейшее вранье, – возразила она и намеренно повторила по слогам: – Пол-ней-ше-е вра-нье.

– Ты потрясающе владеешь словом. Тебе говорили об этом?

– Посмотри на меня, – потребовала Мише.

Она вырвала у меня письмо и встала напротив. Глаза у нее сделались настолько большими, что я видел в них огонь очага. Так бывало, если ее сильно разозлить.

– Ну и каков твой замысел? – спросила Мише. – Каков следующий шаг?

Я ткнул пальцем в послание Вейла:

– Отправлюсь обезглавливать всех своих врагов, а там посмотрим, останется ли что-то от королевства. Наверное, так.

– Перво-наперво при всей своей власти ты ничего не сможешь сделать, пока не перестанешь негодовать на эту власть.

Я едва не рассмеялся. Пришлось употребить остатки силы воли, чтобы промолчать, поскольку ничего дельного я все равно бы не сказал.

«Пока не перестанешь негодовать на эту власть».

Я любил Мише: глубоко и искренне, но меня бесила ее способность говорить подобное с невозмутимым лицом. Естественно, я негодовал на свою королевскую власть. Меня вынудили занять трон, и вина за это частично лежала на Мише.

– И второе, – продолжила она, и ее лицо и голос сделались мягче. – Ты не можешь вот так взять и убежать от Орайи. Ты ей нужен.

Не сдержавшись, я усмехнулся. Усмешка получилась скорее болезненной, чем сердитой.

– Райн, она нуждается в том, чтобы кто-то был рядом, – сказала Мише. – Она… она действительно одинока.

Это правда. Орайя нуждается в чьей-то поддержке.

– Знаю, – вздохнул я. – Но…

«Но это не обязательно должен быть я».

Глупо было произносить эти слова вслух. Я не мог себя заставить, хотя они казались мне более очевидными, чем когда-либо.

– Не бросай ее, – сказала Мише. – Она тебе не Несанина, и все кончится не так, как тогда. Она сильнее.

Я предостерегающе посмотрел на Мише. Странно: прошло двести лет, а само упоминание имени Несанины действовало, как палец, готовый нажать курок арбалета и послать мне в грудь тяжелую стрелу сожаления.

– Да. Орайя совсем не похожа на Несанину.

– И ты отнюдь не Некулай.

– Это ты точно подметила, – пробормотал я, хотя мои слова прозвучали не слишком убедительно.

Я не походил на Некулая. Тогда почему все эти месяцы меня не покидало ощущение, что он следит за каждым моим шагом?

– Не отталкивай ее, Райн, – тихо сказала Мише.

Я потер саднящий висок.

– Не понимаю, о чем ты.

– Хватит врать. Прекрасно понимаешь.

Я едва не выпалил в ответ: «Не слишком ли лицемерно это звучит в устах особы, которая закрывается всякий раз, когда ее спрашивают о серьезных вещах?»

Это было бы по-детски глупо. Мише не заслуживала такого упрека.

Наверное, и Орайю нельзя было упрекнуть в лицемерии.

– Ее все бросили, – сказала Мише, глядя на меня печальными глазами. – Все.

– Я ее не бросаю, – возразил я, произнеся это резче, чем намеревался. – Я приносил клятвы и не отступлю от них.

«Твоя душа – моя душа». «Твоя боль – моя боль». «Твое сердце – мое сердце».

Даже тогда, произнося эти слова, я ощущал их весомость.

Куда легче, если бы это была игра как я и пытался убедить всех подряд. Однако в глубине души я знал, что клятвы значат на самом деле. Я мог врать другим, однако врать себе не получалось, как бы ни старался.

Я повернулся к окну, скрестил руки на груди и стал смотреть на гребни дюн. Красивое зрелище, но через несколько секунд оно размылось, сменившись страдальческим лицом Орайи. Ее лицо на Кеджари в ту ночь. Ее лицо в день нашей свадьбы. Ее лицо, когда она плакала на вершине лахорской башни. Ее лицо сегодня, когда она едва сдерживала слезы.

Я снова все испортил.

Орайя заворожила меня с первого взгляда, когда я увидел ее готовой сражаться со стаей одурманенных вампиров, чтобы спасти торговку кровью, свою подругу. Поначалу я говорил, что мной движет исключительно любопытство, чисто практический интерес к человеческой дочери Винсента.

Этот довод быстро рухнул. Повторяю: я плохо умею врать самому себе. Я даже не пытался убеждать себя, что держу Орайю при себе по одной-единственной причине: узнать, чем еще она может быть мне полезна.

– Я думал, что смогу, – наконец сказал я, продолжая разглядывать дюны; слова застревали у меня в горле. – Думал, что смогу… не знаю.

Спасти ее.

Не те слова. Орайя не нуждалась в спасении. Ей требовалась родственная душа, которая сопровождала бы ее на темной дороге, ведущей к раскрытию ее истинных способностей. Ей требовался кто-то, кто защищал бы ее, пока она не окрепнет, чтобы защищаться самостоятельно.

Я сделал новую попытку объяснить:

– Думал, что смогу ей помочь. Создам ей безопасную жизнь.

– Ты ей помогаешь и оберегаешь.

– Не знаю, так ли это.

Я отвернулся от окна. Мише уселась в кресло, подтянув колени к подбородку. Ее восхищенные глаза были широко распахнуты. Никто не умел слушать так, как Мише.

– Я причинил ей боль, – выдавил я. – Сделал очень больно.

Морщинка на лбу Мише разгладилась.

– Сделал, – согласилась она. – Как собираешься исправлять положение?

Я думал, что знаю ответ. Я бы дал Орайе все, что было отнято у