Пепел короля, проклятого звездами - Карисса Бродбент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это виделось мне единственно правильным. Мир не заслуживал Орайи – той удивительной личности, какой она могла бы стать.
Я хотел в этом убедиться. Какой смысл всех моих устремлений, если я не смогу их осуществить? Если не исправлю то, что омрачало ее жизнь?
Так я думал раньше. Однако сейчас в темных углах мыслей шевелилось сомнение.
Может, мне не надо заниматься всем этим?
Я снова повернулся к окну:
– В Сивринаж я отправлюсь один. Орайя пока не сможет быстро перемещаться. Вы обе отправитесь позже. Я распоряжусь, чтобы солдаты Кетуры вас сопровождали.
Мише спрыгнула с кресла:
– Что? Райн, тебе нельзя возвращаться одному.
– Мише, поработай с Орайей над ее магией. У тебя это все равно получится лучше. А когда здесь появится Кетура, она научит Орайю убирать крылья.
– Райн…
– Мише, мне нельзя терять время на ожидание, – резко ответил я, шумно выдохнул и смягчил тон. – Сделай это для меня. Хорошо? Последи за ней. Сама же говорила, что ей нужен кто-то рядом.
Мише перестала хмуриться, хотя внутренний конфликт еще продолжался и она решала, отступиться или дальше давить на меня.
– Ладно, – весьма неуверенно сказала она.
Назавтра, едва стемнело, я двинулся в путь. Я простился с Мише, которая бурно возражала против столь раннего моего отлета. Но я быстро прекратил все поползновения спорить со мной.
Затем я постучал в дверь комнаты Орайи. Ответа не последовало.
Она, конечно же, находилась внутри. Здесь ей было некуда идти. И потом, я ощущал ее запах. Я всегда чуял запах ее крови, пульсирующей по жилам. Я слышал легкий шелест простыней.
Я снова постучал.
Если после третьего стука не ответит, больше пытаться не буду.
Я постучал в третий раз и услышал:
– Что еще?
Вопрос был задан резким, язвительным тоном. Я невольно улыбнулся. Вот и она.
Я открыл дверь, заглянул внутрь. Скрестив ноги, Орайя сидела на кровати с книгой. Крылья за спиной были слегка расправлены.
Мне хватило доли секунды, чтобы оценить ее состояние: глаза, кожа, крылья, раны.
Раны выглядели лучше, чем сутки назад. Крылья тоже были несколько расслаблены. Вчера я переживал за нее, стараясь размять ей мышцы крыльев. Я не сомневался: напряжение в ее теле появилось гораздо раньше крыльев. Орайя постоянно носила на себе не только видимые, но и невидимые доспехи. Последние она не снимала почти двадцать лет.
Я смотрел на нее. Вид у Орайи был довольно унылый.
– Что? – все тем же тоном спросила она.
– Принцесса, ты такая очаровательная, – улыбнувшись, ответил я.
Она вперилась в меня.
– Улетаю вот. Зашел проститься.
Она торопливо моргнула. Раз, второй. Угрюмость на лице сменилась…
Я был удивлен.
– Посмотрите на это лицо! Если бы я тебя не знал, то сказал бы, что ты встревожилась.
– С чего бы? – напряженно спросила она. – Куда направляешься?
– Возвращаюсь в Сивринаж.
– Зачем?
Я сухо улыбнулся. Улыбка скорее напоминала оскал.
– Затем, что ришанская знать – отъявленные мерзавцы.
Я буквально слышал, как Кайрис отчитывает меня за раскрытие даже такой малости сведений. Они могли быть обращены против меня.
Лицо Орайи снова изменилось. Появилось недовольство. Даже ненависть. Она попыталась прогнать это выражение и, как всегда, не сумела.
– Вот как, – сказала она.
– С тобой останется Мише и отряд солдат. – Я кивком указал на ее крылья. – Постарайся пока их не тревожить. Через несколько дней сюда прибудет Кетура. Она тебя научит управлять крыльями. Исчезновение их и появление – когда привыкнешь, это не так уж и трудно.
Орайя смотрела на меня, морщила лоб и молчала.
– Постарайся не показывать свою радость по поводу моего отлета, – сухо сказал я и взглянул на стол.
Тарелка была почти вылизана. Я невольно обрадовался.
Орайя по-прежнему молчала.
Я не привык к ее длительному молчанию.
– Вроде и все, – сказал я. – Береги себя. Через несколько недель увидимся.
Я стал закрывать дверь, когда Орайя меня окликнула.
Я замер. Снова посмотрел на нее. Она чуть подалась вперед. Губы были плотно сжаты, словно она боялась выплеснуть накопившиеся слова.
– Благодарю за исцеление крыльев, – сказала она.
Мои пальцы сдавили дверной косяк.
Как будто это требовало благодарности. Обычная любезность.
– Я же говорил, ты создана для полетов. Было бы несправедливо отнимать это у тебя.
На ее губах появилась едва заметная улыбка, будто солнце блеснуло среди облаков.
Улыбка быстро померкла, и глаза Орайи стали отрешенными. Я бы не удивился, если бы сейчас она думала о Винсенте.
К счастью, отрешенность исчезла.
– Счастливого пути, – сухо пожелала мне она, вернувшись к чтению.
– Спасибо, – ответил я, наградив ее прощальной улыбкой.
Улетал я около полуночи, вооруженный до зубов. Меня сопровождали двое солдат Кетуры. Вейл сказал бы, что этого мало, но остальных я предпочел оставить с Орайей и Мише. Обе не были беззащитными овечками, но Орайя еще не выздоровела, а Мише… Всякий раз, когда я смотрел на ее руки, мне казалось, что там прибавилось следов от ожогов.
Перед тем как взмыть в воздух, я еще раз оглянулся на двухэтажный домик и увидел в окне второго этажа серебристо-лунные глаза. У меня зашлось сердце. Так происходило всегда.
Орайя стояла, скрестив руки. Лоб упирался в оконное стекло. Когда наши взгляды встретились, она подняла руку и почти помахала мне.
Похоже, я одержал маленькую победу.
Я помахал Орайе и взлетел.
Часть четвертая
Полулуние
Интерлюдия
Для вампиров время дешево.
Раб усваивает это быстро. Будучи человеком, он ощущал каждую проходящую секунду. Перед ним мелькали упущенные возможности, уносимые стремительной рекой вечности. Людям свойственно скорбеть по прошедшему времени, потому что оно – единственная ценность в их быстротечной жизни.
В новой жизни раба есть немало особенностей, к которым он относится с презрением. Но сильнее всего он горюет по своему уходящему человеческому облику и человеческим представлениям, по утрате острого чувства времени. Жизнь, где ничто не имеет ценности – даже время, – это вообще не жизнь.
Годы смываются, словно свежевыкрашенная стена, попавшая под ливень. Жизненный холст бывшего человека всегда остается белым. Вампиры королевского двора наслаждаются своей неподвластностью времени. За века они перестали получать удовольствие от простых радостей жизни, отчего их вкусы и привычки отличаются крайностями и жестокостью. Порой жертвами этой жестокости становятся люди. Но и без вампирских забав человеческая жизнь слишком коротка и хрупка. Обращенные вампиры почти не уступают рожденным: они крепче людей и