Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася

– Капойо, – повернулся к ней Конда. – Выйди, пожалуйста, тоже.

Она присела, вежливо кивая и не поднимая глаз, и на ватных ногах вышла из комнаты к Арчеллу и Саорин, медленно погружаясь, как в трясину, в ворс сливового ковра, встречая их тревожные взгляды.

– Я пойду в купальню, умоюсь, – сказала она. – Очень душно.

Арчелл проводил её взглядом, который она чувствовала всем затылком. Лестница для катьонте едва слышно скрипнула под её ногами, и она подумала, что впервые спускается в женскую половину нижнего этажа этого странного дома.

– ...пудинг, – прозвучал мелодичный голос. – Думаю, три. Нет?

– Нет, Анкрета, – раздался хрипловатый смех. – Больше.

– Вилмета, что с хлебом?

– Привезли наконец. Прото сказал, что пора менять поставщика, этот слишком много ошибается.

– Кира снова хотела пирог с голубятиной на ужин. Равалита, займитесь. Кир заехал, соберите ему в дорогу свёрток.

– Я помню.

Аяна прошла по коридорчикам, вспоминая путь по мужской половине этажа, и вышла по лесенке к правому крылу, к купальне, потом подняла глаза наверх, на окна второй гостиной Айлери. Было тихо, только насекомые жужжали над цветами, и пара птичек пасси щебетала на крыше.

Она поднялась по лесенке на крытую галерею и спустилась в купальню, скрипнув красивой резной дверью, опасливо обернулась, встала на колени и провела рукой по мозаичной чаше купели, вспоминая, как с самого первого приезда сюда хотела потрогать мозаику. Краешки цветных плиточек не выделялись и не царапали пальцы, она рассматривала выложенные изнутри цветные волны и вихри, удивляясь тому, как столь разные цвета и их оттенки красиво сливаются в цельную картинку.

Вода, падавшая в мраморный поддон, была не такой обжигающе ледяной, как в озерке в долине Рогатого духа, но приносила облегчение и освежала лицо. Аяна подтянула рукава и намочила руки до локтей, потом умылась, фыркая и отплёвываясь, и влажными руками обтёрла шею.

– Айи.

Она развернулась и бросилась к нему, обегая купель, на ходу вытирая лицо поддёрнутым рукавом. Конда спустился по лесенке и стоял с потерянным лицом. Аяна прижала влажные руки к его щекам, потом выглянула за его плечо.

– Там никого, – сказал он с неловкой улыбкой, притягивая её и обнимая. – Все в доме.

– Ты поговорил с ней?

– Я извинился и сказал, что больше не потревожу её, и что мне стыдно за то, что я себе позволял. Обещал больше не пугать её и не врываться без стука. Мне правда очень стыдно. Я стоял там, говорил и рассматривал твою новую вышивку, и чувствовал себя примерно как тот диковинный зверь перед обычной лошадью, у которой четыре ноги. Поцелуй меня, любовь моя, – сказал он, сводя брови и сжимая шею Аяны сзади. – Верни моё равновесие. Ты спокойна.

– Я встретила друзей, – прошептала она, переводя дух. – Если бы не эта встреча с утра, не знаю, что бы со мной сейчас было. Смотри, у меня до сих пор руки дрожат. Они меня позвали выступать на площади, и, надеюсь, ты не станешь запрещать мне. Заканчиваю пораньше и еду туда. Я буду ондео.

– Ты, верно, шутишь, – сказал Конда, вновь целуя её. – Запретить тебе? На какой площади это будет? Я приду.

– Телидро. Мне надо идти, Конда, – прошептала Аяна.

– Мне тоже. Хочу заехать к сыну. Иди первая. Ты первая ушла.

Он с сожалением выпустил её и вздохнул. Аяна прижалась к его плечу, гладя пальцами его волосы, потом заглянула в тёмные, неспокойные глаза. Он кивнул.

Лесенка для катьонте снова скрипнула, выпуская её на сливовый ковёр, к расплывчатым пятнам света на стене, и Аяна прошла по пустому коридору к комнатам Айлери.

– Заходи!

Девушки подняли на неё глаза. Аяна отметила про себя, что Айлери выглядит немного спокойнее, да и Рида не кажется так уж сильно напуганной.

– Всё хорошо? – спросила она, присаживаясь на диванчик и расправляя свою вышивку.

– Да, – кивнула Рида, косясь на Айлери. – Только я не понимаю, зачем он приходил.

– Он сказал, что больше не будет меня беспокоить, – сказала Айлери, пожимая плечами. – Хоть какая-то определённость.

Тишина была липкой, как лужица разлитого сиропа для ачте, про которую забыли на несколько дней.

– Интересно, какие покои тебе выделят, Гелиэр? На этом этаже или на третьем? – спросила наконец Рида.

– А что на третьем этаже? – спросила Аяна заинтересованно, выводя нитку на лицевую сторону и хватаясь за неё, как за вспыхнувшую лучину в темном подвале.

– Там четыре комнаты. Туда ведёт лестница из общей комнаты этого этажа. Они пустуют, я туда заходила, – сказала Рида. – Там только мебель.

– Там нет половин, – сказала Айлери. – Вряд ли Гелиэр поселят там. Там были детские и комнаты нянь, но они давно пустуют. Если хочешь, можем посмотреть. У меня с непривычки пальцы болят от иглы.

– Хочу, – сказала Аяна, всей душой стремясь покинуть эту комнату с атласной занавеской хоть ненадолго, вырваться из запаха цветочных духов, из гнетущей, тягостной липкой тишины, нарушаемой лишь скрипом иголок, протаскиваемых через холст.

Окна общей комнаты, выходившие на ворота поместья, освещали изящно изогнутые ножки мебели и деревянные перила лестницы на третий этаж. Аяна поднялась туда за Ридой и Айлери, протянув руку Гелиэр, и та, подобрав подол. поднималась следом, пугливо озираясь.

– Тут всего три комнаты и одна небольшая кладовая, – сказала Айлери. – Справа и слева – детские, а между ними – комната нянь.

Аяна по очереди заглянула в каждую их дверей, в царство пыльного прошедшего времени, ветхих воспоминаний, слишком резко и ясно освещённых большими чистыми окнами. Самой пыли здесь не было видно, но сразу, как только Аяна заглянула в первую из комнат, она почувствовала разницу между надолго заброшенной комнатой Конды и этими, казалось, навечно забытыми детскими, с мебелью, обёрнутой светлой тканью, спрятанной от солнца и чьих бы то ни было глаз.

– Тут грустно, – сказала Гелиэр. – В этом доме, видимо, давно не рождалось детей.

Аяна подсчитала годы, пожевав губу.

– Почти двадцать лет, – сказала она.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Рида.

– По слою пыли.

Тихая грусть тянулась за их коляской, как пыль, поднятая в воздух колёсами зелёного фургона Кадиара из глинистой пересохшей колеи, и вороная кобылка споро рысила, неся их к дому Эрке.

– Бр-р-р, – поёжилась Гелиэр. – Надеюсь, мы не останемся там надолго. Этот дом внушает мне какой-то ужас.

Аяна была с ней, в общем, согласна, особенно теперь, после того, как заглянула в пустующие детские комнаты. Но дом внушал ей не ужас, а скорее какую-то пыльную, затхлую тоску. В нём была красивая резная мебель с ножками, выложенными перламутром, звонкие струи воды в высокий мраморный поддон в купальне, цветы и статуи, портреты и большой парк, но в нём не было жизни. Он весь напряжённо, тревожно замер, и это напряжение пронизывало воздух, натягиваясь между углами, по лестницам, в коридорах. Возможно, всё в нём ощущалось бы иначе, если бы не кир Орман с его нелепыми требованиями, или не этот странный, никому не приносящий радости брак, который был вроде праздника одной из сестёр Тили. Аяна вспомнила, с какими лицами все сидели за этим якобы праздничным столом. С такими лицами впору сыпать зёрна на борт погребальной повозки.

– Я опасаюсь за рассудок Айлери, – сказала вдруг Гелиэр.

– Даже так?

– Да. Она сидит целыми днями, ничего не делая. Может, когда я перееду туда, хоть и ненадолго, я смогу её хоть чуть-чуть развлечь.

Она помолчала немного, потом весело посмотрела на Аяну.

– Когда я увидела её в первый раз, мне показалось, что вы похожи внешне. Ну, знаешь, цвет волос, да и глаза тоже немного, цветом... Но сегодня, когда вы говорили, я смотрела на вас, и мне показалось, что вы похожи примерно как подушка и топор.

– Дай-ка угадаю, с чем из этого ты меня сейчас сравнила, – скосила челюсть Аяна.

– Прости! – пискнула Гелиэр в притворном ужасе. – Я пошутила! Если откровенно, – сказала она, вдруг неожиданно посерьёзнев и округляя глаза, – мне сегодня показалось, что даже её безумный муж похож на тебя больше, чем сама Айлери. Прости. Не обижайся.