Время – московское! - Александр Зорич

Наплевав на условности, я трусцой побежал через чинный вестибюль Территориального Управления ГАБ по Восемьсот Первому парсеку к лифту, который должен был доставить меня на минус восемнадцатый этаж, к месту встречи.

Тоже вот, мистика интеллектуального щита Отчизны! Клоны разбомбили почти все капониры, накрыли командные пункты ПКО, перепахали хранилища люксогена (почти пустые, хвала Пантелееву!). Но ни бомба, ни ракета, ни снаряд не отыскали скромное строение 17.

Все у них там было. Исполинские бегонии в кадках. Зеркальные деревоплиты на полу. И даже колесный поломойник гостиничной модели, который погнался за мной, истребляя каждое пятнышко грязи, каждую пылинку.

Я, конечно, догадывался, что мой вызов связан с «делом Тани». Но когда среди сидящих я увидел перепуганную большеглазую ксеноархеологиню, улетучились последние сомнения.

«Значит, все-таки Глагол».

Помимо Тани, ради такого случая нарядившейся в серое платье с белым воротничком, в кабинете генерал-майора Колесникова обнаружились: осанистый каперанг с большим желтым лицом, представившийся Кролем; похожий на высушенного кузнечика генерал-полковник Долинцев; некто в штатском, отрекомендовавшийся Иваном Денисовичем; и сам хозяин кабинета, собственно Демьян Феофанович Колесников – грузный простоватый мужчина пятидесяти лет.

Нужно ли говорить, что присутствующих, кроме, конечно, Тани, я видел впервые в жизни? Слышать о них мне тоже не доводилось. Впрочем, на то они и генералы ГАБ – о таких не сочиняют анекдотов. И по каналу «Победа» не показывают.

Меня представили (к счастью, обошлось без выволочки за опоздание).

Мне поднесли кофе по-венски и шепнули: «Будьте как дома!»

Меня усадили в кресло перед длинным овальным столом. И Демьян Феофанович продолжил свой экскурс в историю секты манихеев (нашей земной, исторической), прерванный моим появлением.

Я обнял онемевшими пальцами горячую фарфоровую чашку и невольно залюбовался. Из моего кресла открывался отличный вид на широкий, ухоженный орнитариум, вмонтированный в стену.

За толстым стеклом хлопотали над цветущими кустами граната переливчатые крохи-колибри. Порхали луллиш – конкордианские птички величиной с тех же колибри, но только в отличие от колибри снежно-белые, с ярко-красными гребешками и затянутыми слепыми бельмами глазками, «птички-слепышки». Их очень любила Исса, все собиралась завести себе таких, когда мы поженимся…

В орнитариуме светло и пестро – как в раю. И казалось, что не в мертвых недрах чужой, неприютной планеты собрались все мы, а на дивном острове Мадагаскар, у широкого окна в тропическое лето.

Не секрет, что интерьер кабинета может многое рассказать о его хозяине. Но самое веское слово о хозяине всегда говорит аквариум, орнитариум или террариум. Чем они больше – тем персона значительнее.

Но это еще не все.

Злочев когда-то целую лекцию мне на Глаголе прочел на эту тему, от нечего делать. По его наблюдениям – а кабинетов он повидал побольше моего, – аквариумы держат тихие зануды высокого полета: стратеги, штабные операторы, любители кропотливой работы. Террариумы обожают силовики, эксперты по диверсиям и ликвидациям. (Злочев мечтал именно о террариуме.) А орнитариумы, штуку дорогую и редкую, устраивают в своих подземных и надземных обиталищах те, кто работает с эксклюзивными, подчас непроверенными сведениями, с дерзкими проектами и инновациями. Те, кто пытается управлять будущим из дня сегодняшнего.

В кабинете Колесникова – орнитариум. Что же это получается, мы с Таней – «инновация»?

Полюбоваться птичками всласть я не смог. Стоило мне отдышаться и сделать первый обжигающий глоток, как Колесников повернул шишковатую голову белорусского фермера в мою сторону и сказал:

– А теперь оставим в покое манихеев и обратимся наконец ко второму вопросу, то есть к лейтенанту Пушкину.

Я весь напрягся. Вставать, не вставать? Что делать-то, когда обстановка, что называется, формально неформальная?

– Во-первых, я хотел бы воздать должное Александру Ричардовичу за проделанную работу. Благодаря вашей бдительности, Александр Ричардович, благодаря остроте вашего ума мы получили в свое распоряжение ценнейшую информацию, связанную с местоположением планеты, которую вы в своих отчетах назвали Глагол. Кстати, мы решили поддержать вашу инициативу. С некоторых пор в нашей документации эта планета проходит с таким же названием. – Колесников сделал паузу, словно бы приглашая меня сказать слово. Было видно, что ткань разговора он чувствует так же хорошо, как опытный закройщик – сукно под своим лекалом.

– Благодарю вас, товарищ генерал-майор. Мне очень лестно слышать… насчет Глагола… Правда, это название придумал не я. Когда я прибыл в лагерь для военнопленных, другие офицеры уже называли планету именно так. А еще я хотел бы добавить, что к нашей удаче я имею косвенное отношение. Ключевой здесь была информация, полученная мною от Татьяны Ивановны Ланиной, а ею – от чоругов. Вот ей-то и нужно сказать спасибо.

– Ваша скромность делает вам честь, товарищ Пушкин. Но вы не беспокойтесь, доцента Ланину мы уже поблагодарили. Искренне поблагодарили. – Колесников учтиво кивнул, обернувшись к Тане.

Таня потупила глаза и, как обычно, зарделась. Я уже заметил, что вогнать ее в мак может даже услышанная мимоходом солдатская шутка, не говоря уже о похвале генерал-майора.

– Но я позвал вас сюда не только затем, чтобы петь вам осанну… Впрочем, вначале – слово капитану первого ранга Кролю, командиру Х-крейсера «Геродот». Он лично побывал в окрестностях планеты несколько дней назад.

Каперанг с желтым лицом и мраморными глазами (уже известные мне приметы бывалого волка Х-матрицы) поднялся и вытянулся по струнке – видимо, «будьте как дома», сказанное адъютантом Колесникова, он всерьез не воспринял. Обвел присутствующих стеклянным взглядом. И заговорил – коротко, дельно.

– Вверенный мне крейсер прибыл в указанный сектор пространства и обнаружил планетную систему с ожидаемой формулой. Четвертая планета имеет атмосферу. Присутствие конкордианских объектов в районе планеты стало очевидным с первых же секунд нашего пребывания. Эта планета, как вскоре выяснилось, и является искомым Глаголом. Помимо спутников связи и раннего предупреждения, на низких орбитах Глагола расположены крепость и четыре исследовательские станции типа «Рошни». Наблюдения за поверхностью планеты также подтвердили данные о геофизических, электромагнитных и гравитационных аномалиях, упомянутых в отчете лейтенанта Пушкина и других пленных офицеров. Помимо прочего, нашими приборами были зафиксированы эффекты, которые подпадают под определение «комплексных аномалий», то есть аномалий, связанных с отклонением от целого ряда физических законов.

– Что именно имеется в виду под «комплексными аномалиями»? – спросил генерал-полковник Долинцев, когда капитан сделал паузу.

Но вместо Кроля ответил Иван Денисович – высокий, наголо бритый человек в строгом сером костюме, сидевший рядом с Таней. На вид ему было лет сорок пять.

– Да это как раз понятно, – шутливо бросил он. – Когда у вас падает на пол чернильная ручка и вместо того, чтобы остаться там лежать, взлетает под потолок, перед вами обычная аномалия. А когда ручка прилипает к потолку и, извиваясь, ползет в направлении Северного магнитного полюса для того, чтобы, наткнувшись на преграду в виде светильника, расплавиться и выпасть вам на голову чернильным дождиком, – перед вами «комплексная аномалия».

Присутствующие заулыбались – затейливое объяснение Ивана Денисовича всем понравилось.

Я тоже осклабился. А заодно подумал, что, несмотря на свой непритязательный штатский вид, этот Иван Денисович скорее всего большая шишка, если он осмеливается перебивать каперанга и держать за ровню генерал-полковника Долинцева.

Тем временем Кроль продолжал:

– Научно-исследовательская группа, которая находилась на борту вверенного мне крейсера, имела две альтернативные программы исследований. Первая предполагала более длительное, обширное изучение планеты, включая высадку на Глагол в пригодном для этого месте. Вторая – программа-минимум – предусматривала сбор и экспресс-интерпретацию информации, полученной от систем наблюдения. Но, само собой, в условиях плотного радарного покрытия околопланетного пространства средствами обнаружения противника мы смогли выполнить только программу-минимум. Причем не до конца. – В голосе капитана я уловил фрустрированные нотки. – Дело в том, что к исходу первых же суток пребывания в граничном слое Х-матрицы, отвечающем стратосфере Глагола, на борту корабля сложилась нештатная обстановка.

– «Нештатная обстановка»? – переспросил Долинцев. – Вы хотите сказать, нештатная ситуация? У вас произошла какая-то авария?

– Нет. Не ситуация, а именно обстановка, – настоял на своем Кроль. – Под «нештатной обстановкой» я подразумеваю обстановку в первую очередь психологическую.