Пешка в большой игре - Данил Корецкий

– Уголовное дело возбуждено по факту разглашения государственной тайны. Возможна переквалификация на измену Родине в форме шпионажа. Вы – сотрудник военизированной организации. Поэтому расследование относится к нашей компетенции, – четко объяснил следователь.

Платонов уловил из данного ответа только одно – вляпался он по самые уши. И неважно, что все вокруг безнаказанно воруют, хулиганят, грабят, убивают, берут взятки, беззастенчиво растаскивают страну на большие и маленькие куски, – его отделили от всех, вытащили за ухо из общей кучи на обозрение и за жалкие полмиллиона раскрутят на всю катушку: и в газетах ославят, и по телевизору взяточника в погонах покажут, и под трибунал отдадут, а он как грохнет: к исключительной мере!

И хотя в последнее время даже злодеев, – десятки жизней загубивших, милуют или просто держат годами без исполнения приговора, его, Ваню Платонова, обязательно расшлепают и еще сделают главным виновником всех бед народных: почему бандиты обнаглели вконец? Да потому что он, сволочь, у рецидивиста взятки берет!

– Что размечтался? – Грубый голос следователя вырвал Платонова из оцепенения.

– Повторяю вопрос: откуда вы узнали о майоре милиции Еремкине?

«Надо в отказ идти, пока не поздно, – мелькнула спасительная мысль. – Урки никогда не признаются...»

– Человек какой-то обратился, где, мол, найти майора Еремкина... – выдал лейтенант давешнюю «заготовку».

И тут же получил чувствительный удар в бок.

– Нет в природе майора Еремкина, идиот, – прогудел контрразведчик. – Никто не мог его спрашивать! Это прикрытие на случай опасности! Оно секретно. Как ты узнал государственный секрет?! Неужто ты и вправду шпион?!

Подозреваемый с минуту молчал. Из двух зол надо выбирать меньшее. Лучше быть взяточником, чем шпионом.

Он глубоко вздохнул и начал выкладывать все так быстро, что следователь едва успевал записывать. Контрразведчик включил крохотный диктофон. Несколько раз он насторожился: зачем бандитам капитан Васильев? И фамилия Клячкина показалась знакомой; отлучившись к другому телефону, он навел справки, узнав, что об этом человеке следует разговаривать с майором Межуевым.

Допрос закончился. Одеревеневший Платонов долго читал протокол и все время нервно зевал. Подпись получилась неровной: рука дрожала.

Военный следователь выписал протокол задержания.

– Куда его? – спросил он, дойдя до последней строчки.

– Пока к нам. – Майор из отдела по борьбе с коррупцией снял трубку внутреннего телефона.

– С содержанием в ИВС ГУВД Москвы, – продиктовал сам себе следователь, расписался, извлек из круглой коробочки печать, подышал и поставил четкий фиолетовый оттиск.

Два сержанта увели задержанного.

– Это дело не наше, я передаю его по подследственности, территориалам. – Следователь захлопнул тонкую папку с не подшитыми еще бланками обыска и допросов и стал заполнять соответствующее постановление.

Такое решение никого не удивило, ибо было оговорено с самого начала. Всерьез считать коррумпированного чиновника шпионом мог только идиот. Но обычная гражданская прокуратура по нескольку месяцев решает вопрос о возбуждении уголовного дела и зачастую не находит для того оснований. А на телефонный запрос о несуществующем майоре она бы вообще не отреагировала: мало ли кто что спрашивает!

Потому три присутствующих здесь представителя военизированных ведомств прикинулись идиотами, и военный прокурор им в этом подыграл. В результате выяснен вопрос о причине интереса Платонова к фигуре прикрытия органов контрразведки, одновременно разоблачен взяточник, добыты улики. Когда выяснилось, что шпионажем здесь не пахнет, военный следователь, естественно, передает дело доследовать своим гражданским коллегам. Все просто, изящно и эффективно.

Дописав постановление, военный следователь поднял голову.

– Ну что?

Контрразведчик тоже выжидающе смотрел на хозяина кабинета.

– Нет вопросов, мужики! Сейчас только закуску организую...

В сейфе у майора отыскалась водка, дежуривший по отделу молодой лейтенант принес хлеба, сыра и колбасы, потом сбегал в ближайший киоск за консервами и литровой бутылью пепси-колы.

Майор разлил на троих.

– Тебе дежурить, а мы на сегодня отработали, – пояснил он лейтенанту.

– Пей колу и перекуси с нами.

– За успешное окончание! – Следователь слегка хлопнул по папке свежего уголовного дела.

Три крепкие ладони накрыли сверху стаканы и беззвучно ударились костяшками.

– Будем!

Наступила сосредоточенная тишина – оголодавшие мужики навалились на бутерброды.

– Хорошо расслабляет, – сказал хозяин кабинета. – Когда сердце хватает, приму сто грамм – и как рукой!

– Интересно все-таки человек устроен. – Следователь откусил большой кусок колбасы. – Если у него есть потребность выпить – он и пьет. И никто ему не запретит, хоть что делай!

– Да... Уж скольким головы поотворачивали после восемьдесят пятого – бесполезно! – Майор налил по второй.

Снова сошлись в бесшумном чоканье костяшки рук, умеющих разяще пользоваться оружием и обыкновенной ручкой.

– Человека вообще не переделаешь, – продолжил майор. Лицо его раскраснелось. – Сколько хищников мы в камеры отправили, а толку? У блатных железный Закон: кто у своих ворует – того в гроб кладут. А что надо с нашими предателями делать?

– Тоже в гроб? – спросил лейтенант. Возможно, потому, что не пил, он держался как посторонний и даже ничего не ел.

– Не знаю. Но если два года давать – другим какой пример?

– Мне кажется, кому надо – вообще ничего не дают. Мелочь какая попадется – осудят. А крупняк – прорвал сеть и ушел. Или доказательств не хватило, или обстановка изменилась, или заболел сильно. Что-нибудь обязательно найдется, но не будет он в зоне париться! У меня брат в колонии работает, рассказывает: одна шушера в зоне! Ни авторитетов, ни начальников – работяги да приблатненная шелупень!

– Это верно, Витя. – Майор разлил остатки водки. – Но сие от нас не зависит. Вот они что-то могут, – он показал на военного следователя. – Они, – кивнул на контрразведчика.

– Раньше – да! Теперь и мы ничего не можем, – сказал контрразведчик.

Следователь молча кивнул.

На этот раз стаканы ударились без предосторожностей.

Старшие выпили водку, лейтенант – пепси.

– Кто же может? – спросил он. – Если милиция, военная прокуратура и контрразведка бессильны? Кто? Мне кажется, сейчас только бандиты все могут. Да банкиры всякие.

– Хозяин нужен. – Контрразведчик вытянул руку и с силой сжал кулак. – Чтоб мог команду дать и строго спросить!

– И чтобы слуг своих не давал в обиду! – подхватил майор. – Не отказывался от приказов, не подставлял, не заставлял челюсти разжимать, когда ты после долгой гонки хищника схавал! Да не пинал тебя за это!

– А квартиры нужно людям давать? Оклады нормальные? За жирными ворами следить нужно? – Следователь стукнул кулаком по столу. – Кто это обязан делать? Я, ты или ты?

– Ладно, мужики, пора по домам. Мне только позвонить... С другого телефона.

Лейтенант повел контрразведчика в свой кабинет.

– Сейчас он позвонит – и за нами приедут, – сказал следователь и икнул. – Шутка.

Майор улыбнулся, но без особого веселья.

Контрразведчик соединился с дежурным и передал сообщение для майора Межуева. При этом он контролировал, чтобы дверь в кабинет была плотно прикрыта и оставшийся в коридоре, лейтенант ничего не слышал. Пьянка – пьянкой, дружба – дружбой, а конспирация – конспирацией. Если человек и выпивши это понимает, значит, он профессионал. Если нет – сявка с удостоверением.

Передачу информации от сотрудников службы внутренней безопасности задерживать не принято. Дежурный одиннадцатого отдела заглянул в нужный журнал и узнал, что майор Межуев работает с агентом на конспиративной квартире номер четыре. Он немного подумал. Дело деликатное, лучше не лезть со звонками.

Дежурный перечитал сообщение. «Авторитет Юго-Запада Зонтиков (Клык) настойчиво интересовался Клячкиным и получил его установочные данные». Ничего экстренного в сообщении не усматривалось.

Дежурный посмотрел на часы. Двадцать два сорок. Можно подождать до утра.

К окошку круглосуточного филиала «Мосгорсправки» подошел неопределенного возраста человек с заметной седоватой щетиной на бугристом лице.

– Мама, найди адресок друга, в гости приехал. – В щель под стеклом протолкнулась мятая бумажка, завернутая в пятитысячную купюру.

«Мама», которая была лет на семь моложе посетителя, безразлично придвинула телефон и соединилась с картотекой.

– Клячкин Виктор Васильевич, пятьдесят пятого года, уроженец Владикавказа, – привычно пробубнила она в трубку без всякого выражения и эмоций.

Дежурная провернула огромный металлический барабан, перебрала толстую стопку карточек, извлекла нужную. В правом верхнем углу краснел аккуратный прямоугольник.