КГБ в Англии - Олег Царев

Однако ощущение близости войны с Германией побудило Бланта поставить перед разведкой вопросы, связанные с возможным изменением его официального положения, а следовательно, и отведенной ему роли вербовщика, с которой он столь успешено справлялся до сих пор. 10 августа 1939 года Горский направил в Москву письмо, в котором говорилось, что ТОНИ просит указаний относительно того, где он мог бы быть наиболее полезным в случае войны, называя при этом две имеющиеся у него возможности: первая — зачисление в офицерский резерв и вторая — работа в штабной армейской разведке. Центр ответил, что поскольку личной связи с ТОНИ нет, то дать ему конкретные указания не представляется возможным, однако его пребывание в армейской разведке на время войны было бы предпочтительнее.

Британские разведывательные службы, видимо, придерживались такого же мнения относительно использования Бланта в военное время, хотя и по другим причинам. Вскоре он получил письмо, подписанное М.П. Бруксом за начальника Управления военной разведки, в котором ему предписывалось явиться не позднее 14.30 16 сентября 1939 года по указанному ниже адресу для прохождения «курса разведки». По окончании курса, писал майор Брукс, Блант получит назначение в Службу военной разведки.

Таким образом вопрос с устройством Бланта решился сам собой и не худшим для советской разведки способом. Но не успел он приступить к занятиям, как разразился первый в его оперативной работе кризис. Опять же через Берджеса стало известно, что 26 сентября Блант до окончания срока обучения был откомандирован из разведывательной школы. Через своего друга он передал записку для Горского, которая начиналась весьма тревожной фразой:

«26 сентября. Сегодня утром меня вызвал начальник разведкурсов в Мэнли полковник Ширэр и сообщил, что он получил указание из Министерства обороны о невозможности допуска меня к какой-либо разведывательной работе. Он не показал мне письмо, но сказал, что никаких мотивировок такого указания не приводит, однако категоричность его очевидна».

«ТОНИ было официально заявлено, — докладывал Горский по горячим следам в Центр, — что в директиве Военного министерства о его откомандировании сообщается, что он ни в коем случае не может быть использован на разведывательной работе, хотя служба в армии для него не закрыта». Хотя причины откомандирования не были указаны, продолжал Горский, сам Блант предполагает, что их может быть две: 1) контрразведка получила сведения о его коммунистических взглядах в прошлом; 2) ей стало известно, что он гомосексуалист. Берджес, передавая записку своего друга, просил указаний к действию, так как пассивность Бланта, по его мнению, могла быть расценена как признание вины.

Через несколько дней Блант был приглашен на беседу к бригадному генералу Мартину, который, как он предполагал, являлся заместителем начальника разведывательного отдела Военного министерства, и получил подтверждение своему опасению. «Между ними состоялась длительная беседа, — сообщал 3 октября 1939 года в Москву Горский, — в ходе которой Мартин сообщил, что ТОНИ был откомандирован из разведывательной школы якобы за то, что, в бытность его в университете, он был связан с коммунистической организацией, ездил в Советский Союз и писал статьи марксистской направленности». Блант не отрицал, что в своих критических статьях, публиковавшихся в журнале «Спектейтор», он рассматривал историю искусства с позиций марксистской философии. Это, вероятно, навело кого-то, предполагает Блант, на мысль, что те же взгляды он исповедует и применительно к политике. В конце долгого и чрезвычайно напряженного разговора генерал Мартин заявил, что обдумает сказанное Блантом, который произвел на него благоприятное впечатление, и наведет соответствующие справки о нем в Тринити-колледже.

Друг Берджеса — Денис Проктор, которого тот подослал к генералу Мартину с целью выведать отношение последнего к Бланту и в случае необходимости замолвить за него словцо, подтвердил, что у Мартина сложилось вполне хорошее мнение о Бланте и что он намерен вернуть его в разведку, назвав его увольнение всего лишь недоразумением. Со слов Берджеса, Денис Проктор в беседе с Мартином высказался в том плане, что «все благопристойные люди если не придерживаются левых взглядов, то, по крайней мере, имеют левых друзей». Берджес также высказал предположение, что информация о Бланте поступила от агента контрразведки из Кембриджа, а Блант подозревал конкретно бывшего члена коллегии в Тринити Денниса Робертсона, отказавшего ранее Филби в рекомендации для поступления на службу в Форин Офис. Хорошо зная Робертсона, Блант считал, что он может поступить таким образом даже в отношении близкого друга. Более того, Блант видел, как Робертсон завтракал со штабным офицером и несколько странно вел себя при последовавшей затем встрече с Блантом.

Тем не менее после встречи Проктора с Мартином пребывавший до этого в нервозном состоянии Берджес исполнился оптимизма и пришел к выводу, что кризис разрешен, и в личной записке в Центр спрашивал: «Могу ли я: 1) от имени партии поздравить А.Б. с прохождением трудного ипытания; 2) поблагодарить ГЕНРИ (Горского) за его взвешенные советы и правильный анализ в тот момент, когда я был возбужден и очень не прав».

Возбуждение Берджеса объяснялось в тот период также и тем, что он сам переживал кризис в отношениях с Горонви Рисом (ГРОСС — завербован им в 1938 году и отказался от сотрудничества осенью 1939 года после подписания пакта Молотова — Риббентропа, в 1951 году по своей инициативе сообщил в МИ-5 сведения о Берджесе, в 1954 году опубликовал в «Пипл» разоблачительные статьи о Берджесе с намеками на Бланта). В сообщении Берджеса в Центр (без даты) говорится, что в целях отхода от Риса и маскировки своей продолжающейся работы в разведке он «использовал факт оппозиции «Ньюс кроникл» нашей партийной линии и сказал Г.Р., что согласен [с его мнением] и намерен прекратить работу для партии». «Таким образом, — писал Берджес, — мы избавились от Г.Р. и в то же время создали видимость, что я больше не работаю для партии и товарищей… Кризис со всей очевидностью показал, что он никогда не был марксистом, а начиная с 7 конгресса Коминтерна он стал поливать партию грязью».

14 октября 1939 года Блант по распоряжению Военного министерства был восстановлен в разведывательной школе и приступил к занятиям. Инцидент был представлен как недоразумение, за которое ему принесли извинения. Блант закончил первый курс и с 20 ноября начал занятия на втором. За время учебы он передал нам ряд учебных пособий и записи лекций, читавшихся сотрудниками военной разведки и службы безопасности. Но наиболее ценным материалом была структура секретных служб Великобритании, вполне вероятно, полученная советской разведкой впервые. В записке от 17 ноября 1939 года, переданной через Берджеса, Блант сообщил, что именно скрывается за загадочными буквами «МИ»:

МИ-1 — оперативная разведка (Intelligence in the field);

МИ-2 — разведка во всех зарубежных странах, кроме Западной Европы (Intelligence in all foreign countries ex. W. Europe);

МИ-3 — разведка в странах Западной Европы (Intelligence in W. Europe);

МИ-4 — картография (maps);

МИ-5 — контрразведка на территории Великобритании (counterespionage in Britain);

МИ-6 — контрразведка за рубежом (counterespionage abroad);

МИ-7 — пропаганда (в войсках);

МИ-8 — радиоразведка (wireless intelligence);

МИ-9 — общая пропаганда (propaganda of unspecified kind);

МИ-10 — артиллерийская и химическая разведка (artillery and gas intelligence).

Еще в процессе учебы Блант запрашивал указаний, где ему предпочтительнее служить по окончании курсов. Центр, естественно, отдавал предпочтение Лондону и Военному министерству (War Office). Однако этим планам не суждено было реализоваться, и Блант получил назначение во Францию на должность начальника отделения военной полиции. Перед отъездом Блант по своей инициативе разработал условия связи на Францию, а в качестве вещественного пароля передал Горскому через Берджеса половину 10-франкового банкнота. Кроме того, проявив поразительную предусмотрительность и оперативную дисциплину, он съездил в Кембридж и обговорил условия связи между разведкой и Лео Лонгом (РАЛЬФ) на время своего отсутствия.

Центр принял решение не связываться с Блантом во Франции и предложил Горскому использовать возможности для встреч с ним в Лондоне. Хотя причины такого решения в письме от 7 февраля 1940 года не указывались, можно предположить, что Центр исходил из сложной военной обстановки и неизвестности о будущем местонахождении Бланта. Имеется, однако, недатированная выписка из письма лондонской резидентуры о том, что Блант находится в Булони. Вполне вероятно, что эти сведения были получены Горским от Филби. В своих воспоминаниях, датированных сентябрем 1980 года, Филби описывает свою встречу с Блантом именно в Булони: