Семь бесов в бочке меда - Дарья Урбанская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зарождение жизни есть дарование свыше. Плодовитая самка создана быть королевой. Она будет хранить семя самца, полученное лишь однажды, в течение всей своей жизни…
С глухим звуком кулак Виктора врезался в скулу полоумного лектора. Липа же схватила с верстака железные кле́щи и принялась судорожно молотить ими по стеклу. Виктор отобрал у нее инструмент и ударил сам. Мощно, с разворота, вкладывая в удар всю силу своей ярости. Но стекло только чуть дрогнуло. Будто бронированное.
Липа закусила собственную ладонь, чтобы не закричать от невозможности помочь несчастной. Смотреть на творящееся насилие было больно, и ее блуждающий взгляд уперся в голову козла, висящую над кроватью. В них бушевал рубиновый костер. Черные рога твари стремительно ветвились, оплетая стену, потолок, столбики балдахина…
– Ты крепкий, сильный, – тем временем довольно протянул осевший на пол любитель муравьев, словно не замечая, что ему только что врезали. Из его треснутой губы сочилась кровь. – Но не можешь разбить какое-то стекло. Хочешь, помогу?
Виктор выдал череду матерных слов и снова схватил мужика за грудки, поднимая с пола:
– Помогай же, твою мать!!!
– Ты станешь сильнее. Намного сильнее. О, ты так прекрасен в своем гневе. – Он вдруг фамильярно провел пальцами по скулам Виктора, а тот вздрогнул и замер, уставившись в глаза собеседнику. – Не рабочая особь, нет, только не рабочая. Ты солдат. У тебя будут прекрасные мандибулы[8]. – Затем его рука сместилась ко лбу. – И скапусы[9] хорошо встанут…
Он нес какую-то ахинею, но теперь Виктор внимательно слушал, будто и правда понимал, о чем речь.
– Вить… – напряженно позвала Липа. – Витя, ты чего?
– Моему клану нужна сила. Ты станешь первым. Главным над ними. Вожак! Генерал! Посмотри же, как они прекрасны!
Тейге сунул руку в куртку, и тут же заскрежетали скрытые механизмы, словно у него в кармане был спрятан пульт управления.
Шестигранники потолка вспыхнули, очерченные по периметру светодиодными лентами, и поехали вниз, открывая взору задвинутые прежде вертикальные колбы в человеческий рост. Вот только внутри были не люди. В медово-золотистой жидкости, как насекомые в янтаре, застыли существа, тела которых когда-то принадлежали мужчинам, но теперь были чудовищно изуродованы. Куски плоти вырваны, конечности отрезаны и заменены на механические подобия – многосегментные лапки, когти. А их лица – деформированные, почти треугольные, с огромными жвалами и лобными наростами – заставляли волосы на затылке вставать дыбом.
Липа в ужасе отшатнулась от ближайшей колбы и отвернулась к окну, но обзор преградила фигура в черной рясе с надвинутым капюшоном. Неизвестный стоял с той стороны, спиной к Липе, и жестикулировал, привлекая внимание насильника, но при этом не произнося ни звука. Что именно он показывал, так и осталось непонятным. Однако атмосфера в комнате изменилась. Толстяк, взмокший, с потными разводами на синей футболке, тяжело дышал и таращился на незнакомца в рясе, непонятно как появившегося в комнате. Вокруг кровати, замещая балдахин, вились разросшиеся козлиные рога.
Стоило маньяку отвлечься, как меж ороговевших отростков проскользнула зареванная полуголая девушка. Она буквально стекла с кровати на пол, утягивая за собой оторванный клок простыни. На четвереньках она подползла к двери и вывалилась на лестницу донжона.
– Стой, шлюха!
Мерзавец пришел в себя и ринулся следом, но на двери, очевидно, сработал запирающий механизм. И сколько бы мужчина ни бросался на нее, она не поддавалась. Тогда он кинулся на фигуру в рясе, но тот неуловимо быстрым движением шагнул назад и оказался рядом с Липой по эту сторону стекла. На краткий миг, когда преграда пропала, она и маньяк схлестнулись взглядами. Его лицо исказила гримаса узнавания и ненависти, а с губ слетело грязное оскорбление. А в следующую секунду из центра его груди показалось острие черного рога, ткань футболки начала стремительно пропитываться кровью. Мужчина закричал и задергался, но, словно насаженный на гарпун, не мог вырваться. Из его тела прорастали все новые и новые шипы. А потом они резко втянули трепыхающуюся жертву на кровать. Козлиная борода удавкой оплела шею толстяка, притягивая его ближе к ощерившийся пасти. Рубиновые искры капали из глаз твари на лицо мужчины, прожигая кожу. Роговые ветви окончательно сомкнулись, укутывая жертву в плотный кокон, сквозь который еще слышались истошные вопли и хруст костей.
– Таддеус! – Недовольный возглас Тейге заставил вздрогнуть и отвернуться от леденящего душу зрелища. – Вечно ты все портишь, брат.
Моя королева
Липа невидяще уставилась перед собой, никак не реагируя на священника, проникшего через окно каким-то таинственным образом. Точь-в-точь, как та мерзавка в алом платье.
«Телепортируются они, что ли? Как открываются чертовы зеркала?»
Темная фигура слилась в единое пятно, утратив черты, расплылась на грани восприятия. Глаза жгло как тогда, в солярии. Отчаянно хотелось заплакать, но слез не было. Липа беззвучно шевелила губами, бормоча что-то бессвязное. Перед внутренним взором мелькали картинки насилия в донжоне, сменяющиеся образом маньяка, которого изнутри раздирало козлиными рогами. Все происходящее было столь сюрреалистично, что Липа перестала воспринимать действительность.
«Мне тоже вкололи какую-то дрянь?»
В воздухе что-то промелькнуло, стрелой прошло сквозь фигуру священника, ударилось в стекло и с глухим стуком упало на пол. Липа заторможенно перевела взгляд на изогнутое волной лезвие кинжала, затем на человека в рясе. И на ее глазах темная фигура пошла рябью, как помехи на экране телевизора, а в следующий миг истаяла мутной дымкой.
«Как тогда, в склепе. Он просто растворился в воздухе. Как?!»
Липа запоздало дернулась, наткнулась спиной на одну из колб с изуродованным человеком внутри и, зажав рукой рот, отшатнулась.
– Располагайся поудобнее, мой дорогой. – Любитель муравьев тем временем по-приятельски похлопал Виктора по плечу, и тот послушно лег на стол, как будто даже выдохнув от облегчения. – Сейчас подберем тебе амуницию, подходящую будущему статусу.
Тейге небрежно утер кровь с губ, оставив на лице разводы, и неторопливо направился в сторону брошенного им кинжала. Липа подбежала к Виктору и тронула его за плечо, все еще настороженно следя взглядом за ненормальным актером.
– Ви-ить? Ты чего разлегся? – шепнула она и снова потрясла его. – Вставай!
– Таддеус даже в детстве был гаденышем. – Тейге поднял кинжал и повертел его в пальцах. – Всегда кляузничал, пытался выставить меня в дурном свете перед отцом, пока сам прикидывался святошей, – бормотал он себе под нос, прилаживая оружие на пояс. – Хорошо, что я после смерти вырезал его поганый язык. Но он и молча умудряется мне пакостить.