На вершине власти - Владимир Гриньков

Итальянцы намеревались искать в Джебрае нефть, они добивались разрешения на это давно, но Фархада не удавалось уговорить, и они вновь и вновь обращались с предложениями, пока не получили, совершенно против всяких ожиданий, ответ – попробуем обсудить. Это был добрый знак, хотя и не было внешних причин для изменения позиции президента. Откуда им было знать, что дело не в позиции, а в самом президенте, но этого не знали не только они, но и никто в целом мире, кроме самого Хомутова. Когда Хусеми доложил, что из итальянского посольства поступило обращение с просьбой о приеме, он равнодушно пожал плечами:

– Отчего не принять.

– Это по поводу нефтеразведки, товарищ президент, – напомнил Хусеми.

Хомутов понял, что речь идет о чем-то, что тянется давно, еще с фархадовских времен, и чтобы в очередной раз не угодить впросак, распорядился:

– Подготовь мне полную записку по их вопросу.

Он теперь поступал так всегда: если чувствовал, что почва уходит из-под ног, – требовал заключения экспертов, и через короткий срок ему доставляли пухлую папку, в которой было все – и история вопроса, и мнение специалистов, и сведения, полученные разведкой. Было похоже на методическое пособие – освоив, можно было двигаться дальше.

Спустя два дня Хусеми обеспечил его информацией. Однако, ознакомившись, Хомутов понял, что все далеко не так просто, как он поначалу думал. Оказывается, советские были против участия итальянцев в поисках нефти, об этом и спецслужба сообщала, и министерство иностранных дел. Но Хомутов решил не давать итальянцам сразу поворот от ворот, и через пару дней все-таки встретился с послом. Тот явился во дворец с целой кипой выкладок и диаграмм и больше часа втолковывал, как выгодно то, что они предлагают. Хомутов выслушал внимательно, но от высказываний воздержался, и вскоре деловая беседа незаметно перетекла в чаепитие. Уже были отложены в сторону графики, да и ни к чему были эти бумаги, посол считал, что и без того многого достиг – его выслушали. Это могло стать началом новых отношений. Стараясь подчеркнуть, что ценит внимание главы государства, он с чувством сказал:

– Под вашим руководством, господин президент, джебрайский народ многого добьется.

– Этот народ многого добьется под любым руководством, не только под моим, – пожал плечами Хомутов.

Посол смотрел на собеседника с изумлением. Этот Фархад оказался вовсе не таким туповатым царьком, как он привык считать.

– Вы считаете, что в Джебрае могут произойти изменения? – поинтересовался он осторожно.

– А разве здесь все идеально и ничто не нуждается в улучшении?

Итальянец сосредоточенно помешивал чай в грушевидном стаканчике, размышляя о последних словах президента. Теперь он окончательно уверился, что их встреча не случайна – Фархад принял некие важные решения и через него, итальянского посла, дает знать цивилизованному миру о скорой перемене курса. Посол поднял голову и встретился взглядом с президентом – тот ожидал ответа.

– Я не в праве давать советы в подобных случаях, – сказал посол уклончиво.

– И все же?

Итальянец пожал плечами:

– Если речь идет о коренных преобразованиях… – начал он задумчиво.

– Но иногда бывает достаточно одного толчка, – напомнил Хомутов.

– Нет, нет, – покачал головой посол. – Косметические меры ни к чему не ведут. От того, что вы слегка измените, скажем, лицо человека, его подлинная суть не изменится, не так ли?

– Почему же? – живо возразил Хомутов, внутренне посмеиваясь над таким поворотом их беседы. – Измените внешность, дайте человеку шанс начать с чистого листа – и он преобразится.

Он-то знал, о чем говорил. Итальянец сдержанно улыбнулся, отставил стаканчик с рубиново-золотым настоем.

– Я читал книгу доктора Мольца, – заметил он. – Его еще называли «доктор Пигмалион». Он специалист в области пластической хирургии.

Хомутов взглянул на посла несколько обеспокоенно, но в его словах, похоже, не было двойного дна.

– Наблюдая за судьбами своих пациентов, Мольц пришел к выводу, что смена облика еще не делает человека другим. Если в его душе не произошло никаких изменений – он остается тем, чем был до операции. Так и с народом, – посол сделал округлый жест, – если вы хотите что-то изменить, но изменения эти поверхностны и не затрагивают сути национального характера, – ваши усилия бессмысленны.

– Возможно, в чем-то вы правы, – сказал Хомутов, хотя и не был согласен с итальянцем. – Как, вы говорите, зовут этого «доктора Пигмалиона»?

– Мольц. Я готов прислать эту книгу, господин президент, если она интересует вас.

Хомутов сдержанно кивнул. Чай был выпит, беседа близилась к завершению. Наконец посол поднялся из-за стола и склонил голову в дипломатическом поклоне, но не уходил, пока президент не скажет последнее слово.

– Что же касается нефти, господин посол, – подвел черту Хомутов. – Мне представляется, что к этому разговору мы еще вернемся.

Итальянец удалился. Дверь не успела закрыться, как показался Хусеми.

– Полковник Бахир, – доложил он.

– Разве сегодня намечена встреча с ним? – вскинул брови Хомутов.

Он снова чувствовал себя как школьник, которого неожиданно вызвали к доске.

– Нет, – отвечал Хусеми.

– Так в чем же дело?

– У него крайне важный вопрос.

– Разве нельзя подождать до завтра? – попытался уклониться Хомутов.

Хусеми промолчал, давая понять, что не ему надлежит отвечать на это.

– Пригласи полковника, – сказал Хомутов, стараясь скрыть досаду.

В присутствии министра он всегда стремился заняться чем-нибудь второстепенным, чтобы не выдать себя. Из высокой стопки папок, сложенных на краю стола, Хомутов выдернул первую попавшуюся и раскрыл, якобы знакомясь с бумагами. Тем временем полковник уже входил в кабинет с традиционным выражением озабоченной преданности на лице.

Хомутов сдержанно поздоровался, отодвинул папку, но закрывать не стал, подчеркивая, что занят и не сможет уделить много времени.

– Я решил не готовить докладную записку, а обратиться к вам лично, – заявил Бахир, – поскольку мое дело относится к сфере безопасности государства.

После паузы он уточнил:

– И прежде всего вашей личной безопасности, товарищ президент.

Хомутов смотрел на министра рассеянно, словно его личная безопасность казалась ему вещью не столь уж существенной, гораздо важнее – интересы страны, но полковник, похоже, считал иначе.

– Ваша безопасность, товарищ президент, обеспечивается не только соответствующей службой, но во многом зависит и от того, кто находится рядом с вами. Я имею в виду личный состав президентской охраны.

– А что там с личным составом? – Хомутов заинтересовался. – Есть сигналы?

Он всегда считал, что опасность для него исходит только извне, здесь же, во дворце, под защитой гвардии, он в безопасности.

– Пока ничего подозрительного, – успокоил Бахир. – Дело в том, что некоторые люди несут службу во дворце по пять и более лет и досконально знают как расположение помещений, так и ваш распорядок дня.

– И что же?

– Если некто пожелает получить интересующую его информацию, он сможет сделать это, даже не побывав во дворце – через работающих здесь людей.

– Допустим, – согласился Хомутов. – Что же вы предлагаете?

– Персонал необходимо сменять через определенные промежутки времени.

Хомутов прикинул, чем это может ему грозить. Выходило – ничем. Он и сам заменил обслугу в первые же дни после своего водворения в президентские апартаменты.

– Хорошо, – сказал он после паузы. – Готовьте людей, а мы посмотрим, кого вы введете во дворец.

Он захлопнул лежавшую перед ним папку.

– У вас все, полковник?

Он испытывал облегчение от того, что беседа с Бахиром оказалась столь необременительной. Однако, подняв глаза в ожидании ответа министра, Хомутов обнаружил, что тот сидит напротив, безмолвный и багровый, тупо глядя в одну точку, словно пытаясь что-то вспомнить.

Хомутов нажал кнопку вызова секретаря, плеснул воды в стакан и потянулся к Бахиру. Вбежал Хусеми, застыл в дверях. Хомутов крикнул ему:

– Врача! Быстрее!

Его возглас вывел Бахира из оцепенения, министр вскочил, по-прежнему багровый, и забормотал:

– Прошу простить меня, товарищ президент! – и стал пятиться к дверям. Хомутов шел за ним следом, держа стакан в вытянутой руке, и обеспокоенно допытывался:

– Что случилось? Вы почувствовали себя плохо?

Бахир, наконец, собрался с силами, чтобы ответить.

– Сердце… Немного прихватило. Это бывает со мной.

Он вышел стремительно, едва не сбив с ног Хусеми, и только теперь, оставшись один, Хомутов залпом осушил стакан и упал, обессиленный в кресло. «Все-таки итальянец был прав, – подумал он с тоской. – Ничего не меняется внутри человека. Я по-прежнему боюсь. Сначала боялся Гареева, понимая, что он может сделать со мной все, что пожелает, сейчас боюсь Бахира. Я – уже не я, но это только видимость. Внутри – прежний человек: те же мысли, те же страхи». Он вздохнул, сунул папку, так и лежавшую на столе, в общую стопку. Замечательная зеленая сафьяновая папка с золотым фазаном, оттиснутым на обложке. Он не мог знать, какую, волей случая, отвел от себя опасность.