Алхимия желания - Тарун Дж. Теджпал

Первую неделю я писал несколько абзацев каждое утро, и все шло хорошо. Прошел почти год с тех пор, как я утопил «Наследников», возвращение к творчеству наполнило меня жизнью и достоинством. Я также наслаждался отсутствием старого режима. Это заставляло меня меньше считать и быть менее циничным. Я чувствовал отвращение к моим прежним методам. Правила, подсчет слов, болезнь, которая заменила творчество.

Больше всего мне нравилось щелканье клавиш печатной машинки. В офисе — современном мире — я первое время пользовался компьютером.

В мягком прикосновении к клавиатуре отсутствовала музыка печатной машинки. И чувство надежности. Мигающие слова на экране компьютера казались временными, мимолетными; в то время как черные буквы на белой бумаге выглядели вечными. Когда я работал в офисе, я чувствовал, что создаю мишуру. Когда я работал дома, мне казалось, что создаю чтл-то ценное.

Это странно. Незыблемая реальность моей офисной работы словно померкла. Вымысел, создаваемый на машинке, казался реальным.

Как старший индус не перестает учить нас, мир — это не то, что кажется.

Между тем Физз обходила школы. Ей было скучно, и нам снова не хватало денег, хотя мы все еще отказывались об этом разговаривать. Но подходящей работы не было. Индию охватила эпидемия степеней. Способности, талант, умения — хорошая вещь, но им приходилось объезжать лошадей степеней. Индийцы среднего класса проверяли лошадей, словно готовились к фильму «Атака легкой кавалерии». Степени магистра, бакалавра, магистра права, магистра философии и медицины; семейное положение, работа, репутация — все это словно зависело от этих бесконечных званий. В большинстве случаев проходили годы, прежде чем люди обнаруживали, что они сидят верхом на игрушечных лошадках и никуда не едут.

Очень многие индийцы среднего класса раскачивались на степенях и никуда не ехали.

Физз была простым выпускником, который даже не забрал свой диплом. Самонадеянность времен юности. Ее попытки провалились. Над ней смеялись у ворот домов батраков, где она и не появилась бы, если бы дома у нее была полная резвая конюшня.

Я проверил в траншеях на предмет других вариантов. Из всех предложений, которые мне встретились, самым достойным показалось предложение редактировать книги. Один стрелок в моей траншее однажды работал в хорошо известном издательстве. Он сказал, что это был настоящий скандал. Издательство приобретало права на несколько престижных произведений, но чаще всего просто воровало их. Даже законно приобретенные произведения никогда честно не оплачивались. Недавно это издательство начало выпускать местные книги. Это были дешевые биографии бизнесменов и политиков, которые платили за печать и бумагу. Иногда попадались сборники исследовательских трудов, заранее проданные учебным заведениям. Издательство также пыталось выпустить несколько художественных произведений. Они пропали без следа. Похоже, что с новеллистами, посещающими издательство, обращались плохо.

Издательство называлось «Дхарма букс». «Праведные книги».

У владельца издательства были большие усы. Он курил сигары и ездил на белом мерседесе. Его звали Дум Арора. Он почти никогда не читал книг. Дум сколотил состояние на заправках и газовых агентствах. Мой приятель в траншее сказал, что Дум Арора однажды рассказал ему, какая книга его самая любимая. Это была «Чайка» Джонатана Ливингстона. Дум сказал, что научился у нее смыслу жизни. И картинки птиц были необычные.

Мой стрелок сказал, что поэтому Дум — человек, на которого хорошо работать. Он платил мало, но во время и оставлял тебя в покое. Он платил пять рупий за одну отредактированную страницу и три рупии за корректуру. Если он приглашал тебя домой, то предлагал виски «Джонни Уокер», «Блэк Лэйбл» из очень большой бутылки. Тогда он был щедрым. Можно было выпить целую бутылку, если осилишь. Стрелок сказал: когда приезжаешь в его дом, он встречает тебя с криком: «Будем джонни-шонни?»

Парикмахер приходил к нему домой, чтобы осушить eго большие бутылки виски. Через несколько дней, по словам стрелка, можно было заметить синяки на его коже.

Физз пошла к нему на встречу. Он был открытым и дружелюбным. Дум страстно говорил о свой любви к книгам. Он сказал, что сделал состояние не на них, но они делали его одухотворенным. А деньги, как нам известно, ничего не значат, имеет значение только божественное. Все остальное неважно. Только бог пойдет с нами. Он сказал, что будет платить Физз три рупии за отредактированную страницу. Физз возразила: ей говорили, ставка — пять. Дум согласился. Он будет давать ей пять, потому что видит, что она хороший и искренний человек.

Дум дал ей на редактуру историю жизни одного бюрократа. Это был толстый текст, напечатанный на хорошей бумаге, в прекрасном переплете. Автобиография. Этот человек давно был в отставке. Это была ода самому себе. В ней было описано множество удивительных вещей, которые он сделал для, провинции. Рассказывалось о том, как он служил народу Индии. Когда бы я ни посмотрел на Физз за работой, я видел, что она правит абзацы, стрелочками отмечая что-то, внося изменения.

— Его просто осчастливили, начав строительство общего коровника, — сообщала она. — Или он рассказывает нам, какая речь о муниципальных реформах перед деловым клубом «Ротари» вызвала овацию стоя.

В конце дня Физз театрально потягивалась и говорила:

— Пятнадцать страниц; семьдесят пять рупий.

Моя собственная работа шла хорошо. Я чувствовал, что я нашел великую тему, навеянную нашим странным путешествием в Дели и сообщением, которое я прочитал в газете. Эта книга обещала быть точной противоположностью «Наследников». Никаких просторов, перспектив, разных поколений. Я собирался в этот раз описать всего один случай. Один случай, одно путешествие, один характер. Я создам не тщательно продуманное ожерелье, а превосходный бриллиант. Я чувствовал, что понял силу маленького, которое иллюстрирует большое.

Молодой сикх никогда не был нигде, куда не мог взять свою лошадь.

Так я написал в первый день. Моя история была о молодом сироте, который вырос в сикхской семинарии в маленькой деревне в Пенджабе. Интроверт, сосредоточенный на своей религии и военных правилах, воин-святой, он никогда не выходил за пределы своей семинарии. У него была только одна страсть, кроме уроков Великого Сахиба и музыки гурбани: езда на лошадях, которые содержались в школе.

Они были его семьей. Он проводил много часов, катаясь на них, кормил и чистил их. Ему было легче с ними, чем со студентами, которые говорили о своих семьях и друзьях. Иногда, молодой воин просыпался ночью от нахлынувшего на него глубокого чувства одиночества. Тогда он шел туда, где были привязаны лошади под деревом тамаринд. Ложась между ними, слушая их сопение и фырканье, глядя, как поднимаются и опускаются их теплые шелковые бока, он успокаивался. Сикх часто спал там.