Возвращение на Арвиндж - Александр Гергель

Уже в сумерках капитан вышел в парк боевой техники. Привалившись к бамперу ЗИЛ-131, он достал из кармана куртки сигареты и уже собрался чиркнуть спичкой, когда от крайней в ряду бээмпэшки отделилась смутная маленькая тень, метнулась через дорогу и приблизилась к капитану.

– Ну, Бабаев, докладывай. Как обстановка в Первом взводе?

– Плёхо, товарищ капитан. Драка был…

– Урооо-ды, – промычал капитан. – Молодых избили? Мерзавцы!

– Нет, товарищ капитан, наш призыв драцца. Теперь все дедушки с разбитыми рожи ходят, – горестно объявил Бабаев.

Капитан наклонился к нему и разглядел в густеющем сумраке вспухшую губу маленького механика-водителя.

– Докладывай. Кто, что, как.

Бабаев рассказал.

– О, боже… Какие мерзавцы! – простонал командир роты.

Он повернулся и быстрым шагом направился в Крепость.

– Дневальный! Рота строиться! – бросил он, проходя мимо «грибка» к канцелярии.

Через пару минут с керосиновой лампой в руках он обходил построившуюся роту, приподнимая лампу и разглядывая лица солдат и сержантов. Как и ожидалось, Первый взвод выглядел изрядно помятым. Закончив осмотр, капитан встал напротив строя. Покачиваясь с мыска на каблуки, он выдерживал паузу и пытался сохранить остатки хладнокровия:

– Погодите… Дайте с проверкой закончить… – процедил сквозь зубы капитан. И все же не выдержав, сорвался на крик: – Сгною в горах!!!

Беда случилась из-за того, что, выполняя задание ротного, старшина допустил два стратегических просчета. Пер вый – в полковом магазине, когда, закупая необходимые товары, поддался на уговоры моложавой, полноватой продавщицы. Она, явно кокетничая с солидным незнакомым мужчиной, уговаривала его взять для «своих солдатиков», как она выразилась, не простые мыльницы из страшненькой розоватой пластмассы, а более дорогие, но очень симпатичные импортные коробочки нежных желтых, голубых и фиолетовых тонов с забавными картинками на крышках – котятами, утятами, щенками и цыплятами. Степаныч, за полгода истосковавшийся по женскому полу, не устоял под наплывами низкого бархатистого голоса симпатичной продавщицы. Решив, что лишних пятидесяти копеек не жаль за такую красоту, а ребята и вправду порадуются, он согласился на котят и утят. И забыв главный принцип, гласивший, что в армии все должно быть хоть и безобразно, но однообразно, он с довольной улыбкой глядел, как полная, ладная женщина нагибается к нижним полкам стеллажа и нагружает в коробку разноцветный праздничный товар. Второй просчет он допустил по возвращении в Крепость, когда в кубрике Первого взвода выложил на одну из коек положенное количество мыльниц и щеток и, ласково сказав бойцам: «Ребятки, разбирайте умывальные принадлежности», – вышел.

Вначале никто из солдат не обратил внимания на принесенные прапорщиком вещи, дедам было «по барабану», а молодые, как всегда, инициативы не проявляли. Только через полчаса пришедший в кубрик Олег Волынец заинтересовался грудой цветных пластмассок.

– Не, глянь, какая фигня, – проговорил он, ни к кому особо не обращаясь, вертя в руках голубую мыльницу. – Какой кошак забавный. Ёлы! А собачка! Пацаны, где надыбали?

– Прапор принес, – ответил, подходя, Султан. – К проверке, слюшай, готовятся. Говорил, чтобы мы брали себе, что нужно.

– Чума! – восхитился Олег, перебирая непривычно яркие цацы. – Хочу с котеночком, но фиолетовую!

Он ухватил из кучи фиолетовую коробочку, но та оказалась с утенком. Бросил, схватил другую. Снова не то. И тут Султан сказал:

– Фиолетовая с котенком – моя, твоя – желтая или зеленая.

Дальше все произошло очень быстро. Несколько человек подскочили к разбросанным по койке и минуту назад никому не интересным мыльницам. Олег выдернул из кучи фиолетового котенка, Султан схватился за его руку и рванул на себя, от чего Волынец потерял равновесие и бухнулся лбом о верхнюю койку. Султан выхватил у него мыльницу, и, не успев даже рассмотреть ее, получил сильный удар в скулу. С криками «Отдай! Мое!» все бросились друг на друга, и через несколько минут кубрик превратился в ад, а молодые солдаты заныкались в темные углы, чтобы не попасть под раздачу. Успокоились только через несколько минут, с боем отбив желанную добычу. Хлюпая разбитыми носами и сплевывая кровь рассеченными губами, вывалились из кубрика умываться к арыку…

– Ну, банда! Нет, вы только посмотрите, какие наглецы! Погодите, я вас… – проговорил напоследок капитан и приказал роте разойтись и готовиться к завтрашнему строевому смотру.

Поздно вечером в канцелярии, проверяя еще раз, не забыто ли чего, командир роты обратился к прапорщику:

– Василь Степаныч, в зимний период у каждого солдата должны иметься два комплекта портянок – полотняные и байковые. Это сделано?

– Не берут, товарищ капитан! Не хотят носить, подлецы. Половина ж из них шерстяные носки носит, – объяснил прапорщик.

– Мне наплевать, что они там носят! – взревел капитан. – На смотре каждый должен иметь два комплекта портянок. Выдать прямо утром! Вы что, хотите быть заподозренным в воровстве портянок у солдат!

Встречать комиссию готовились с самого рассвета. На утреннем построении роты командир, не доверяя сержантам, самолично провел утренний осмотр – тщательность бритья, чистые подворотнички, содержимое карманов. Обнаруженная во внутреннем кармане хэбэшки рядового Баратова старая поломанная зубная щетка была безжалостно растоптана каблуком капитана.

Комиссия прибыла ближе к полудню. Из вертушек один за другим выходил командный состав полка. Среди остальных выделялись две главные фигуры – заместитель командира полка, ответственный за Первый батальон, и начальник политотдела. Их сопровождала группа офицеров, младший из которых был в чине капитана – главный комсомолец полка.

Пока комбат угощал прибывших гостей в штабе, командиры рот и батарей построили личный состав. Коробки взводов Первой роты расположились на крохотном ротном плацу напротив спальных помещений.

Комиссия начала обход периметра Крепости против часовой стрелки, спустившись из помещения штаба к расположению Второй роты. Гурьбой зашли в Ленкомнату, заглянули в спальные кубрики, потом добрались и до оружейной комнаты. Вот тут в первый раз и прозвучало страшное слово «штык-нож».

Командир Первой роты, ожидавший комиссию, стоя радом с Первым взводом, похолодел, услышав это зловещее словосочетание. Дело в том, что, в отличие от полка, где дневальные стояли у грибков, как «на тумбочке» в Союзе, со штык-ножом на поясе, в батальоне, ввиду постоянной опасности нападения, дневальные несли службу, как и часовые на постах, по полной боевой – в бронежилете и с автоматами. Предметы головной боли любого командира – штык-ножи, которые имеют обыкновение ломаться, теряться, меняться и испаряться, были за ненадобностью надежно спрятаны от солдат. Они хранились в специальном, запертом на замок ящике в офицерском спальном помещении за канцелярией. Ключ от замка командир роты носил всегда с собой, так что никто, кроме него, в ящик залезть не мог. Таким образом раз и навсегда была решена проблема этой несносной части вооружения Советского солдата.