Капитан чёрных грешников - Террайль Пьер-Алексис де Понсон дю

— А как называется эта ферма? — спросил Рабурден.

— Сой.

— Странное название, — сказал мнимый коробейник настолько спокойно, что стало ясно: он ничего не подозревает о коварном озерке.

Они немного помолчали, и Николя спросил:

— А пистолеты ты взял?

— Да нет, — ответил Рабурден, — я их уже несколько месяцев с собой не ношу. Мы же договорились, что будем жить как честные люди.

— Это верно, да.

— Да и зачем нам оружие с собой? Себе же во вред.

— Правда, правда… Так ты их дома оставил?

— Да я и к тебе их не брал — лежат дома, в Марселе. А палка у меня крепкая, в кармане нож острый — если что, сгодится.

— А у меня и ножа нет, — сказал Николя. — Только эта тросточка.

И они пошли дальше.

Виноградники остались позади. Началось чистое поле.

Было темным-темно, хотя на небе сверкали звезды.

Но в южном небе нет сероватой прозрачности северного. Когда нет луны, оно здесь темно-синее, почти черное, несмотря на мириады сверкающих звезд.

Время от времени Николя Бютен беспокойно озирался — быть может, опасался, нет ли в поле какого-нибудь припозднившегося крестьянина.

— Что-то долгие у тебя пятнадцать минут, — прервал молчание Рабурден.

Николя протянул руку:

— Видишь вон там, впереди, дубовую рощу?

— Вижу.

— Ферма прямо за ней.

— А…

— Там, в роще, меня и подождешь. А ферма еще шагах в ста.

У опушки рощи поле перешло в дикий луг, поросший вереском и лавандой, а тропка стала совсем узкой. Рабурден пошел по ней первым.

Тогда Николя Бютен немного приотстал, отвинтил от тросточки набалдашник, а на его место приладил медный шар, который лежал у него в кармане.

Они вошли в рощу.

Там было совсем уже темно.

Рабурден остановился.

— Пусть меня повесят, — воскликнул он, — если я вижу рощу!

— Сейчас увидишь, — ответил Николя. — Но сперва…

Он шагнул ближе к Рабурдену.

— Сперва что? — спросил тот.

— Сперва потолкуем малость.

— Ты же…

— О серьезных делах потолкуем, — сказал Николя Бютен вдруг резко и властно.

Рабурден содрогнулся:

— Ты это чего?

— Дурную ты, друг, со мной игру играл!

— Я?

— Ты хотел меня своей песенке обучить.

— Так это только чтобы быстрее получить, что причитается…

— Так со старшими не поступают.

— Да брось ты!

— А кто так поступает, тех наказывают смертью.

Рабурден подумал, что у Николя под курткой пистолет, и отскочил.

Но Николя протянул руку и наставил на Рабурдена свою тросточку.

— Ты что, шутишь, что ли? — спросил тот все еще испуганно.

— Да нет, не шучу. Вот смотри.

Тут Николя нажал какую-то потайную пружину под шаром, и раздался слабый свист.

Рабурден страшно закричал и упал, как подкошенный.

— Вот так, — тихонько сказал Николя Бютен. — Хорошая вещь, духовое ружье: все сделает как надо, а шума никакого.

Он наклонился над Рабурденом. Тот лежал плашмя на земле.

Пуля, вытолкнутая сжатым воздухом, попала ему прямо в грудь.

— Только бы кровью не замараться, — прошептал Николя.

И поднял могучими руками тело бывшего друга.

Пропасть Сой была оттуда в двух шагах, ночь темна, кругом ни души.

Через пять минут Николя бросил Рабурдена — то ли мертвого, то ли раненого без сознания — в тихое озерко, которое никогда не отдает обратно того, что получает.

Ночь темна, кругом ни души

"С Рабурденом мы квиты, — усмехнулся Бютен. — А теперь пора и к советнику".

Бездна распахнулась, сомкнулась — и от Коробейника не осталось и следа.

XV

Между тем советник Феро дожидался прихода Николя Бютена.

Утром советник вышел от нового хозяина Ла Бома в глубоких раздумьях.

У Николя были слезы на глазах; с великим отчаяньем он говорил о человеке, которого не может прогнать от себя, не заплатив.

Иногда тот, кто хочет доказать все, не доказывает ничего.

Николя не подозревал, что добился именно такого результата.

Сперва он добился полного доверия господина Феро, но потом чуть-чуть пережал, играя горе, и старый прокурор ушел домой не без некоторых подозрений.

"Да, — думал он, — капитан Фосийон был казнен, но его преступление — политическое, а казнь за политику никого никогда не позорила. Что далеко ходить: ведь и жена его прожила долгие годы, окруженная всеобщим почетом, и дочь нашла жениха, и во всем Марселе — городе роялистов — не найдется никого, кто не считал бы капитана Фосийона мучеником. Отчего же сын его сменил имя? Отчего не хочет, чтобы жена его знала правду? Отчего так боится угроз человека, которого я сейчас видел?"

Советник задал себе все эти вопросы и пришел к такому решению: не отдавать всю сотню тысяч разом, хотя она и лежала у него в бумажнике.

Итак, советник Феро терпеливо дожидался, когда же явится к нему новый сосед, господин Николя Бютен.

Николя явился вовремя.

— От восьми до девяти, — говорил ему старик.

Николя пришел без четверти девять.

Он был один. Он казался совершенно спокоен и опирался на тросточку с набалдашником из слоновой кости, которая была не чем иным, как духовым ружьем.

Господин Феро встретил его в нижней зале Ла Пулардьера, которая служила и гостиной, и столовой, а на Михайлов день советник принимал там своих арендаторов.

Николя Бютен был совершенно спокоен — только немного бледен.

Господин Феро это заметил.

Кроме того, когда молодой человек поставил свою тросточку в угол у камина, отставной прокурор мельком взглянул на нее.

Взгляд его был совершенно равнодушен, но Николя Бютен побледнел от этого еще больше.

В зале горела только одна плошка.

Когда Николя вошел, господин Феро поставил ее на камин, так что на сидящего гостя свет падал прямо, а магистрат оставался наполовину в тени.

Но ни голос, ни взгляд, ни движения господина Феро не утратили прежней приветливости.

— Добрый вечер, сосед, — сказал он. — Вы аккуратны. Что ж, поговорим о наших делах.

Николя, ничего не ответив, ждал продолжения в учтивой, покорной позе.

Магистрат закрыл дверь и вернулся назад.

— Вот мы с вами и наедине, — сказал он. — Позвольте мне прежде всего вручить вам те десять тысяч франков, которые надобны вам нынче же вечером.

Николя вздрогнул.

"А почему не все сто?" — подумал он.

Господин Феро продолжал:

— Вы же понимаете: дома, в глуши, через полгода после появления черных грешников, никому не хочется хранить у себя много денег. Свои я держу в банках, в Эксе и в Марселе.

На той неделе я поеду в Экс. Там мы встретимся, и я отдам ваши деньги.

— Сударь, сударь! — сказал Николя Бютен. — Вы так говорите о них, как будто они действительно мои.

— Они ваши по праву, — сказал советник. — А пока возьмите вот это.

Он расстегнул суконную бурую куртку, вынул из внутреннего кармана пачку банкнот, положил на камин и сказал:

— Здесь должно быть десять тысяч франков.

С этими словами он встал. Будто бы собираясь пересчитать деньги в присутствии Николя Бютена, советник сделал шаг в сторону и оказался между гостем и тем углом, куда тот поставил тросточку.

— Ах, сударь, — сказал Николя, — не знаю, как вас и благодарить! Теперь и с женой у нас будет лад, и спать я буду спокойно…

Он говорил с тем же волнением, которое так тронуло господина Феро поутру.

Но к банкнотам он не прикасался — они так и лежали на камине.

Более того: Николя как будто что-то искал глазами.

— Берите же, — сказал господин Феро.

— Конечно, конечно, только вот…

— Что вы ищете?

— Перо и чернила.

— Зачем?

— Расписку написать.

При других обстоятельствах господин Феро, пожалуй, с негодованием замахал бы руками.