Капитан чёрных грешников - Террайль Пьер-Алексис де Понсон дю

Стрелец вздрогнул.

— В понедельник, что ли, суд? — спросил бригадир.

— Должно быть, в понедельник, — ответил Гаво. — Позавчера в Эксе об этом был разговор. Хоть ты сеньор, и вообще барон, а вот не грабь, сволочь!

Гаво сказал это с такой ненавистью, что Стрелец невольно изумился.

— А тебе-то что черные грешники сделали? — спросил он.

— Да эти разбойники меня на дороге остановили!

— Остановили, да не тронули.

— Ну да, а все равно…

Форейтор, переставший нахлестывать кнутом и прислушавшийся к разговору, обернулся и сказал:

— А я знаю, с чего Гаво на них в такой обиде.

— Ну и с чего?

— Да они его так напугали, что он потом две недели хворал.

— Правда? — усмехнулся Стрелец.

— С ним чуть не холера приключилась; на каждой станции до ветра бегал. С тех пор так над ним и смеются.

— Ладно, ладно! — злобно ответил ему Гаво. — Смотри за лошадьми лучше, лодырь: на пятнадцать минут опаздываем.

И опять сказал:

— Отрежут, отрежут голову этому разбойнику!

Но Стрелец возразил:

— Некоторые говорят, что господин Анри де Венаск вовсе и не виноват.

— Ну, говорят. Только это он и есть — капитан.

— Не доказано еще.

— Симон его узнал.

— Симон не уверен.

— А я уверен.

— Ты?

— Ну да. Я ж его видел.

— В лицо?

— В лицо. И на суде так скажу, если меня позовут в свидетели.

— Гаво, друг мой, — серьезно сказал Стрелец, — раньше я от тебя таких слов не слышал.

— Это ему опять живот подвело, — усмехнулся форейтор.

Было бы время, Гаво разошелся бы до белого каления.

Но дилижанс подъехал к парому. Видно было, как баржа Симона медленно плывет по реке между двух канатов.

Стрелец слез и первым вошел на паром.

Он подошел к Симону и сказал:

— Видел я его.

— Ну и что?

— Это он.

— Коробейник?

— Ага. Ты не ошибся.

Дилижанс тоже въехал на паром, а через четверть часа съехал на другом берету и поехал дальше.

Тогда Стрелец сказал паромщику:

— Тебе Гаво хоть раз говорил, что видел капитана в лицо?

— Нет, никогда.

— А то сейчас он это утверждает.

— Вот еще!

— Говорит, что это господин Анри, что он его узнал, что и на суде то же скажет.

Симон пожал плечами:

— Моя думка такая, что Гаво и сам, может, при делах.

— Ты что хочешь сказать?

— Ладно, ничего! Уж я знаю…

— Да скажи…

— Должно быть, он больше нашего знает про черных братьев.

— Думаешь?

— Может, он с ними в дружбе.

— Вот как?

— Все! — решительно сказал Симон. — Еще скажу об этом советнику пару слов, а время придет — тогда все объясню.

* * *

Утром Симон опять переехал через Дюрансу и пошел бродить вокруг Ла Пулардьера.

Как бы случайно, он повстречал господина Феро.

— Ну что? — спросил тот.

— Это он.

— Стрелец его узнал?

— И он тоже.

Старик пристально посмотрел на Симона и сказал:

— Теперь слушай меня хорошенько.

— Слушаю, сударь.

— Ты хочешь спасти господина де Венаска?

— Еще бы!

— Тогда молчи и старайся впредь не встречаться с коробейником.

— Да?

— Ты уже сделал все, что было нужно от тебя. Теперь ступай домой, сиди спокойно и жди. Остальное — моя забота. Если ты мне понадобишься, я тебя найду.

Советник ушел, а Симон подумал: "Верно, что-то есть у него на уме!"

XI

Через час господин Феро де Ла Пулардьер направился в Ла Бом.

Как и говорил Симон, между двумя поместьями было не больше получаса ходьбы.

Господин Феро проворно шагал по уютной дорожке, что вилась меж виноградников, покрывающих плодородные земли берегов Дюрансы.

Он был при параде: надел поверх безупречной рубашки редингот, а на голову цилиндр, что делал только по воскресеньям, когда ходил в деревню на церковную службу.

Орденов же он и вовсе никогда не носил, но на сей раз вдел в петлицу розетку офицера Почетного легиона.

Утро было ясное, солнце сверкало, и последние капли росы трепетали на кончиках листьев, как влажные жемчужины, только что извлеченные из моря.

Никогда прежде господин Феро и не думал навещать новых соседей.

Как мы уже сказали, старый прокурор жил один и ни к кому в гости не ходил.

Поэтому слуги, увидев, как он вышел из Ла Пулардье-ра, несколько удивились этому воскресному гардеробу в восемь часов утра буднего дня.

Он ничего не объяснил, так что слугам пришлось только гадать между собой, а господину Феро до этого и дела не было.

По дороге он думал так:

"Теперь для меня установлен факт: сын капитана Фосийона и новый хозяин Ла Бом Николя Бютен — одно лицо. Итак, я нашел того, кого искал. Но одно меня очень смущает: что человек, который не признается, что был коробейником, живет в доме молодых супругов. Откуда же он там взялся?"

После встречи с Симоном в уме господина Феро зародилось подозрение.

Неужели Николя Бютен, сын несчастного, честного капитана Фосийона, сам — человек бесчестный? Уж не находится ли он в какой-то связи с бандой черных братьев?

Если бы не сообщение Симона — сообщение, подтвержденное свидетельством Стрельца, — господин Феро на другой день по возвращении из Экса все равно пошел бы в Ла Бом.

Но тогда он взял бы бумажник с сотней тысяч франков в банковских билетах, передал бы этот бумажник Николя Бютену и сказал бы:

— Вот то, что вам причитается.

А теперь господин Феро оставил бумажник в Ла Пулар-дьере, хотя деньги и были готовы.

По дороге он думал, какой бы найти предлог для своего визита.

Думал он недолго.

Земли Ла Пулардьера и Ла Бома лежали рядом. Их разделял ручей.

Со старыми хозяевами Ла Бома у господина Феро был уговор, что каждый из них по очереди весной и осенью будет углублять русло ручья, чтобы талая вода с гор не заливала поля.

Новый хозяин, Николя Бютен, видимо, не знал об этом уговоре, и советник шел теперь возобновить его.

Войдя в небольшую платановую аллею, которая вела к дому, господин Феро увидел на скамье перед домом несколько человек.

Во-первых, две сестры: мадам Бютен и мизе Борель. Они сидели за вышиваньем.

Перед ними играл в траве маленький мальчик.

Немного в стороне мужчина лет тридцати, одетый в белую куртку и соломенную шляпу, подстригал садовыми ножницами деревья.

Лица женщин были ясны и спокойны; казалось, что и у мужчины нет никаких забот.

Увидев эту картину, господин Феро, никем из них не замеченный, вздрогнул и на секунду остановился.

"Может быть, — подумал он, — в этом доме и укрывается преступник, но никто из этих славных людей об этом, конечно, не знает".

Вдруг обе женщины встали, а мужчина обернулся.

Они услышали скрип шагов старика по песчаной дорожке. Тот спокойно направлялся к ним.

Николя Бютен пошел к нему навстречу и снял шляпу.

— Здравствуйте, сосед, — любезно сказал советник. — Вы меня, должно быть, не знаете?

— Право, не знаю, — сказал Николя Бютен таким простодушным голосом и с такой искренностью во взгляде, что обманулся даже его собеседник, привыкший читать в глубинах самых злобных сердец.

— Я хозяин Ла Пулардьера.

— Господин советник Феро?

Никем из них не замеченный, он вздрогнул и на секунду остановился

И Николя Бютен снова поклонился.

— Он самый, — ответил советник и сам поклонился женщинам.

— Господин советник, — сказал Николя Бютен, — мы с супругой в самом деле очень виноваты: недавно приехали в эти края, а у вас с визитом не были. Но вы нас, верно, простите, ведь мы еще только-только устраиваемся.

— Охотно вас прощаю, дорогие соседи, — с улыбкой ответил старик. — Я ведь и сам по округе слыву мизантропом и говорят, что я живу, как медведь.