Двойник Декстера - Джеффри Линдсей

—Что? — переспросил я, стремительно щелкая пере­ключателями, в попытке угнаться за бешено скачущей мыслью. Видимо, предстояло иметь дело с пугающе новой идеей. — Зачем мне адвокат?

— Не будь таким наивным, Декстер, — ответила Рита. Она шмыгнула носом и начала рассеянно вытирать мое плечо, промокшее насквозь. — Если Рич... то есть детектив Худ, — оговорилась она, на мгновение покраснев, — если он попытается доказать, будто ты убил Камиллу, нам по­надобится лучший консультант... кстати, Карлин, с нашей работы. Она говорит, ее зять... в любом случае первая кон­сультация почти всегда бесплатная, поэтому не придется... конечно, деньги не важны... так я спрошу завтра, — ска­зала она, и, видимо, вопрос был решен, так как Рита сно­ва испытующе взглянула на меня, переводя взгляд справа налево. Видимо, ни там, ни тут она не нашла искомого, поскольку через несколько секунд позвала: — Декстер?

—Я здесь, — ответил я.

— Нам действительно нужно поговорить.

Я моргнул — должно быть, с такого близкого расстоя­ния это ее напугало, потому что Рита тоже моргнула в ответ.

—    Да, конечно, но... но о чем? — поинтересовался я.

Она коснулась моей щеки, так плотно прижав руку, словно пыталась унять течь. Потом вздохнула, улыбнулась, убрала ладонь и сказала:

— Иногда ты бываешь... как все мужики.

Трудно было не согласиться, поскольку я понятия не имел, к чему она клонит.

Я пустил пробный шар.

— Спасибо.

Рита покачала головой.

— Нам нужно поговорить, — повторила она. — Вовсе не обязательно про... потому что все куда-то покатилось... и, наверное, это моя вина, — закончила она. Опять-таки оказалось очень трудно спорить, поскольку я не понял, что привело к такому выводу.

— Ну что ж, — ответил я в крайнем замешательстве. — Я всегда рад с тобой пообщаться.

— Если бы я только тебе сказала... — печально начала Рита. — Ведь я должна была понять, что ты не... еще не­сколько недель назад я должна была что-нибудь сказать!

— Хм, — отозвался я. — Но до сегодняшнего дня мы ничего не знали.

Рита коротко и раздраженно мотнула головой.

— Речь не об этом, — возразила она, и я почувствовал облегчение, хотя и не знал, о чем, собственно, речь. — Я имею в виду, что должна была... — Она сделала глубокий вдох и слегка тряхнула меня за плечи, — Ты очень, очень... то есть почему я не догадалась, что ты просто занят и мно­го работаешь... но ты же видишь, как ситуация выглядит со стороны, потому что... а потом он позвонил, и все сло­жилось... если бы мы с тобой чаще общались...

— Ну ладно, — кивнул я. Соглашаться оказалось про­ще, чем вникать.

Видимо, я дал правильный ответ, поскольку Рита теп­ло улыбнулась и прижалась ко мне.

— Мы прорвемся. Обещаю тебе.

А потом — самое странное — она легонько отстрани­лась и спросила:

— Ты не забыл, что в выходные большой поход? С Ко­да и бойскаутами?

Я не то чтобы позабыл, я просто ни разу не вспомнил о походе, пока разыгрывал драматическую сцену домаш­них страстей. Пришлось сделать паузу в попытке угнаться за Ритой.

— Нет, — наконец ответил я. — Не забыл.

—Прекрасно, — заметила она, вновь кладя голову мне на грудь. — Потому что, по-моему, он действительно очень хочет поехать... и ты тоже проведешь свободное время с пользой.

Рассеянно похлопывая Риту по спине, я изо всех сил пытался смириться с этой мыслью. Благодаря неандер­тальцу Худу и убийце-подражателю у меня и в самом деле образовалось свободное время, хотел я того или нет.

Глава 22

На следующий день была пятница, и, повинуясь ис­ключительно рефлексу, я выбрался из постели в семь часов. Но как только сознание ожило, вернулась и неприятная реальность: я вспомнил, что идти мне некуда и вставать незачем; я отстранен от работы, пока человек, который не питает ко мне любви, будет расследовать дело, где я фигу­рирую как подозреваемый в убийстве женщины, с которой не спал и кого даже не убивал, и единственная возмож­ность опротестовать решение — это подать апелляцию через сержанта Доукса, откровенно меня ненавидевшего. Почти идеальная ловушка, куда, к нашему большому удо­вольствию, обычно попадают злодеи в комиксах, но, с моей точки зрения, абсолютно несправедливо ловить в нее Блистательного Декстера. Конечно, и у меня есть неболь­шие недостатки, но, ей-богу... почему именно я?

Я попытался найти светлую сторону. К счастью, Худ не потянуд за ниточки, чтобы задержать мою зарплату. Она бы пригодилась, если бы Рита действительно купила новый дом, — нашлось бы применение каждому центу. Сидя до­ма, я экономил деньги, поскольку не тратил горючее и не покупал ленч. Вот повезло. На самом деле, если хорошень­ко подумать, я словно получил внеочередной отпуск, с той разницей, что он имел шансы закончиться тюрьмой или могилой. Или тем и другим.

Итак, я оказался отстранен от работы и, похоже, весь­ма немногое мог сделать, а потому не видел никаких при­чин выскакивать из постели и волноваться. Будь я логич­ным и разумным созданием — а именно таким я, как правило, себя и считаю, — я бы убедился, что даже у этой злополучной ситуации есть приятная оборотная сторона: не нужно рано вставать! И тогда бы я снова заснул. Но тут же понял, что этого не получится: при первом же воспо­минании о вчерашних происшествиях сон с испуганным воплем покинул меня. И хотя я несколько минут лежал, хмурясь и угрожая, он так и не вернулся.

Итак, я упрямо оставался в постели и прислушивался к утренним звукам в доме. Они были такими же, как всег­да, даже летом, когда никто не собирался в школу. Детей мы записали в ту же группу дневного пребывания, куда они ходили после уроков во время школьных занятий, а Риту ждала работа, поэтому утренняя программа не изменилась. Я сльпнал, как Рита возится на кухне, и плывущие по ко­ридору запахи подсказали: она готовит яичницу с сыром и тосты с корицей. Она дважды позвала Коди и Эстор завтра­кать, прежде чем я наконец признал, что не засну, и плюх­нулся на свое место за кухонным столом, когда Коди доедал завтрак. Лили-Энн, сидя на высоком стульчике, создавала превосходную роспись яблочным соусом на подносе и на собственном лице. Эстор сидела, скрестив руки, и не столь­ко ела, сколько злобно хмурилась.

—Доброе утро, Декстер, — сказала Рита, ставя передо мной кружку с кофе. — Коди попросил добавки, поэтому пришлось приготовить... Эстор, детка, надо съесть хоть что-нибудь. — Она быстро повернулась к плите и приня­лась выливать яйца на сковороду.

— Я не могу есть, — прошипела Эстор, — еда застре­вает в скобках.

Она вложила в это слово столько яду, что хватило бы убить слона, и продемонстрировала нам яркие серебрис­тые полоски, чтобы мы содрогнулись при виде столь чу­довищного уродства.

—  И все-таки придется поесть, — настаивала Рита, размешивая яйца. — Я тебе дам йогурт...

— Ненавижу йогурт, — буркнула Эстор.

— Вчера ты его любила.

—Ой-й-й-й... — процедила Эстор сквозь сжатые зубы, с грохотом ставя локти на стол и сердито наваливаясь на них. — Я буду яичницу, — заявила она с таким видом, словно благородно соглашалась сделать нечто омерзитель­ное и опасное.

— Прекрасно, — произнесла Рита, а Лили-Энн, всеце­ло поддерживая сестру, постучала ложкой по подносу.

Завтрак закончился, и последовал привычный ритуал с криками, стуком дверей и топаньем ногами — чистка зубов, причесывание, одевание, поиски носков, переоде­вание Лили-Энн и сбор ее вещей. Наконец входная дверь хлопнула пять раз, все вышли и направились к машине. Рита и Эстор продолжали препираться, подходят ли розо­вые носки к красной рубашке. Голос Эстор замер вдали, я услышал, как захлопнулся багажник, и внезапно в доме воцарилась необыкновенная тишина.

Я встал и перевернул кофеварку, выливая в кружку остатки, потом сел и допил кофе, удивляясь тому, что во­обще встал: не было абсолютно никаких причин бодр­ствовать и сторожить. Я располагал неограниченным сво­бодным временем — меня отстранили от работы, и за мной охотился человек, считавший, будто постепенно стано­вится таким же, как я. Если он каким-то чудом промах­нется, я по-прежнему останусь под подозрением в убий­стве, которого не совершал. Припомнив, сколь многое сошло мне с рук раньше, я усматривал в этом несомненную иронию. Я попытался издевательски посмеяться над самим собой, но смех прозвучал слишком жутко во внезапно притихшем доме. Поэтому я прихлебывал кофе и некото­рое время предавался жалости к самому себе, и это удава­лось на диво легко: я действительно пал жертвой чудовищ­ной ошибки правосудия и без особого труда чувствовал себя уязвленным, преданным, обманутым той самой сис­темой, которой я служил так долго и верно.