Я тебе объявляю войну - Лана Вейден

В день генеральной репетиции у меня разболелась голова. Маша дала таблетку аспирина и предложила прогуляться, ибо времени до начала оставалось еще больше часа. Только я уже успела переодеться в свое знаменитое котарди. Если б пошла на улицу, то запачкала бы подол, да и вообще - почему-то хотелось побыть одной. Поэтому, отделавшись от Машки, я поднялась на кафедру. Там никого не было. Меня стало клонить в сон. Переместившись в соседнюю комнату, я прикрыла дверь, прилегла на диванчик и задремала.

Не знаю, сколько времени прошло, но проснулась я от звука мужского голоса.

- Всегда думал, что хорошо понимаю женщин. А теперь понимаю, что ничего не понимаю. Кроме одного - от женщин одни неприятности.

Это был Андрей. Нет, вы только посмотрите: столько месяцев портил нервы моей подруге, а теперь еще какие-то претензии женщинам предъявляет! Я подскочила с дивана - вот сейчас выйду и он узнает, что такое настоящие неприятности!

- Правильно делаешь, что не женишься, - тем временем продолжал Андрей.

- Правильно? - это был голос Морозова. - Вообще-то, я собираюсь жениться.

Я уже взялась за дверную ручку и… застыла на месте.

- Да ты что? Серьезно?

- Более чем.

- И когда же?

- Я бы - хоть завтра, но…

Про «но», узнать не удалось, потому что дверь на кафедру распахнулась и я услышала звонкий Машкин голос.

- Ви-и-и-ика! – пронзительно закричала она.

- Вики здесь нет, - сообщил ей Андрей.

- Как это - нет? А говорила, что будет на кафедре.

- Сама посмотри!

Я затаилась. Но поверхностный осмотр, видимо, удовлетворил Марию, потому что она недовольно пробурчала:

- И где же эта девчонка? Телефон выключен. Ну ладно, пойду в кафе поищу.

- Я с тобой, - вдруг заявил Андрей.

Я услышала, как они вышли. Почти в тот же миг дверь в мое «убежище» распахнулась - еле успела отскочить, чтоб не заработать синяк на лбу.

- Вика, у тебя развлечение такое - прятаться в этой комнате? - спросил Морозов.

- Ничего я не пряталась, - ответила я. - Это у вас прямо дар - появляться в ненужное время в ненужном месте.

Морозов хмыкнул, и повисла тишина.

Ирония судьбы: в этот момент мы стояли друг напротив друга так же, как и в день нашей первой встречи. И я даже была в том же платье. Но обстоятельства в этот раз были для меня куда более печальные. Я вдруг опустила глаза и сказала - совсем не к месту:

- Послезавтра премьера.

Вот зачем такое говорить? Будто это какая-то новость.

- Да, - подтвердил Морозов.

- А… эээ… Виктория… придет на спектакль? - нечаянно вырвалось у меня.

- Виктория? Нет, не придет, - ответил он.

И после паузы добавил:

- Она не живет в России. Учится в магистратуре во Франции.

- В магистратуре? Сколько же ей лет?

«Вика, остановись», - твердил внутренний голос, - «зачем ты всё это говоришь, зачемговоришь, зачемговоришь».

- Двадцать.

- Двадцать? А выглядит младше.

- Ты тоже выглядишь младше, и что?

- Ничего.

Мы снова замолчали.

Значит, Денис Сергеевич не такой извращенец, как я сначала подумала, хотя в целом от этого не легче. Девушка у него - во Франции (это и есть «но»?), а он тут непонятно чем занимается.

Подняв глаза, я увидела, что Морозов очень странно на меня смотрит.

- Вика, я… - внезапно сказал он и запнулся. - Ты… - и снова запнулся.

Черт возьми! Он смотрел на меня, будто… Да прямо как на том плакате дурацком смотрел, клянусь! Но если тогда была «просто постановка», всего лишь игра, то сейчас-то мы были вдвоем! Перед кем тут играть?

Денис Сергеевич, что же ты творишь, не смотри на меня так! Немедленно уходи отсюда! В горле пересохло, и я с трудом сглотнула. Тем временем Морозов - вместо того, чтобы уйти - подошел ко мне вплотную, слегка приподнял пальцами мой подбородок, наклонился еще ближе и… ааааааааа!

Трындец как мне стало страшно! Мелькнула мысль, что сейчас он наверняка сделает что-то неприличное, а я… я даже не стану сопротивляться. И это будет совершенно ужасно, вопиюще и немыслимо!

Боже, боже, надо срочно подумать о чем-нибудь отрезвляющем, но совершенно некстати вспомнился сонет -

«Откуда столько силы ты берешь,

Чтоб властвовать в бессилье надо мной?

Я собственным глазам внушаю ложь,

Клянусь им, что не светел свет дневной…»,

А еще я подумала, что Морозов весь январь носил черное, а сейчас тоже почему-то в черном, и хотя считается, что черный цвет - это отсутствие светового потока от объекта, для меня его черный - как источник света, а я - словно мотылек, готовый безрассудно лететь на этот свет, а вообще - надо признать - черный ему невероятно идет. Потом пришло в голову, что я думаю совсем не о том, вспоминаю нечто бесполезное, а надо бы вспомнить полезное - то, что приведет меня в чувство. И я вспомнила - что Морозов собрался жениться, и в тот же миг - сама не знаю, как это вышло - вдруг со всего размаху влепила ему пощечину. В этот удар я вложила ненависть ко всем мужчинам, которые читают сонеты одним женщинам, а потом женятся на других.

- Ох! - Денис Сергеевич потер щеку. - Вика, ты что делаешь? Почему ты меня ударила? Я ведь только хотел… рассмотреть твой глаз. Что с ним такое?

- Мой глаз?

- Ну да.

Я подскочила к зеркалу и увидела ужас ужасный: видимо, когда лежала на диване в неудобной позе, у меня лопнул сосуд. Или какая-то другая неприятность с левым глазом произошла. И теперь он был наполовину красный.

Ой… как же неловко вышло! Я стала бормотать извинения, и вдруг, повернувшись к Морозову, увидела, что он… Что? Улыбается? Он тут же быстро от меня отвернулся. Это смутило еще больше.

- Что смешного? - недоуменно спросила я.

- Ничего, ничего. Но ты всё-таки ооочень импульсивная. Когда-нибудь это может плохо кончиться.

- Плохо? Для меня всё уже и так хуже некуда. С тех пор, как жизнь свела с одним невыносимым человеком, - процедила я сквозь зубы.