Я тебе объявляю войну - Лана Вейден

Лифт дернулся и остановился.

Морозов, который держал меня на руках (когда мы вылазили из такси, я пыталась сопротивляться такому способу транспортировки, но Денис Сергеевич настоял, что «так быстрее»), сказал:

- Вика, я тебя сейчас поставлю, сможешь стоять на одной ноге? Просто мне не видно кнопку вызова лифтера, хочу телефоном подсветить.

Я стала смеяться.

- Что смешного?

- Денис Сергеевич, этот лифт старше меня и даже старше вас. И кнопка вызова лифтера перестала работать еще до моего рождения. Надо ждать, пока дадут свет или пытаться выбраться самим.

- Все равно нужно телефон достать. Позвоню таксисту - может, он поможет.

Морозов осторожно поставил меня на ноги (точнее, на одну ногу), достал телефон и с недоумением обнаружил, что сей прибор, по причине полной разряженности, перестал функционировать.

- А чего еще можно было ожидать! - воскликнула я. - Вы ж его в больнице замучили, вот он и умер.

- Прямо не день, а стихийное бедствие! - пробормотал Денис Сергеевич.

- А если б вы не тащили меня на руках, то мы бы медленнее дошли, зато не застряли бы в лифте! - продолжила я перечислять Морозову его «грехи».

- В том, что ты ногу повредила, тоже я виноват? - язвительно поинтересовался он.

На эту реплику я решила не реагировать. Хотя - да, в повреждении моей ноги он тоже был виноват.

Тем временем Денис Сергеевич попытался открыть двери лифта.

- Что вы делаете?

- Хочу попробовать выбраться - не сидеть же здесь до утра.

Оказалось, что мы застряли между этажами. То есть, не совсем - некая возможность выбраться всё же имелась: большая щель наверху. Морозов каким-то образом подтянулся и вылез в эту щель. Но как только ему это удалось, дверь захлопнулась и я осталась в кромешной темноте совершенно одна.

- Ааааа! - завопила я уже второй раз за вечер. И подумала: вот будет «весело», если Морозов, припомнив и мои «грехи», бросит меня здесь. Но тут же услышала его голос:

- Вика, не волнуйся. Сейчас я тебя вытащу.

Он снова открыл дверь, и, просунувшись в щель, подхватил меня и вытащил наружу. А потом попытался рассмотреть свою руку.

- Кажется, я поранился, - сказал он, - правда, тут почти ничего не видно.

- Давайте уже поднимемся в квартиру, - недовольно отозвалась я, - там хотя бы свечи есть.

Выяснилось, что мы застряли между третьим и четвертым этажом. А жила я на восьмом. Морозов с легкостью доставил меня в квартиру - будто я весила всего лишь пару килограммов.

Оказавшись дома, я сразу же поскакала к окну - посмотреть, на месте ли такси. Конечно, таксиста и след простыл. Замечательно, ничего не скажешь!

Я зажгла свечи, затем достала из кладовки костыли - надо же как-то передвигаться по квартире, не наступая на больную ногу, - и приступила к осмотру «раны» Морозова. Это оказалась всего лишь небольшая ссадина. Достав антисептик, я обработала ее и заклеила пластырем, одновременно размышляя о сложившейся ситуации. Такси сейчас никак не вызвать. На дворе ночь и общественный транспорт в нашем районе не ходит. Значит, Морозову в данный момент не добраться домой. Разве что пешком. То есть…

- Давайте что-нибудь поедим, - пробурчала я. - А потом, если хотите, можете остаться. Комната сестры сейчас пустует.

Денис Сергеевич кивнул, но ничего не сказал. Я достала из холодильника еду и мы сели ужинать.

«Какая ирония судьбы», - подумала я, - «только решила, что всё закончилось, и вдруг жизнь подбрасывает мне с ним ужин при свечах! Кошмар! Но… к своему стыду вынуждена признать, - есть в этом что-то завораживающее. И этот негодяй - какой же он всё-таки красивый! Хотя я не должна на него пялиться».

Только я собралась отвернуться, как Денис Сергеевич, который до этого рассматривал еду, поднял на меня глаза и произнес:

- Какая же ты добрая девушка, Вика! Даже считая меня… ужасным человеком, не отказываешь в еде и крыше над головой.

У меня возникло ощущение, что он издевается. И, тем не менее, я ответила:

- Я - не добрая. Просто вы оказались в такой ситуации по моей вине. Что еще остается делать? И я… не считаю вас ужасным человеком, просто между нами…

Тут я запнулась.

- Между нами… что?

- Тотальная несовместимость, вот что.

После этих слов Морозов усмехнулся и вдруг тааак на меня посмотрел… еще похлеще, чем тогда, на кафедре. Меня прямо в жар бросило, руки и ноги затряслись.

«Надо срочно что-нибудь сказать, чтоб развеять дурацкое наваждение», - подумала я. Но все нужные слова из головы вылетели. Будто я была первоклашкой, а не дипломированным филологом.

- Вика, - внезапно спросил Морозов, - скажи, почему ты меня боишься?

- Я… - пробормотала я, - н-не боюсь. С чего вы в-взяли?

- Так ты дрожишь сейчас не от страха?

- Д-дрожу? Н-нет, не от страха. От холода. Я з-замерзла.

- От холода? Серьезно? По-моему, здесь очень жарко, - сказал Денис Сергеевич и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.

Я судорожно сглотнула и постаралась взять себя в руки.

- И совсем не жарко у нас. Холодно. - Усилием воли я заставила себя произнести эту фразу уверенно и без запинки.

- Ладно. Пусть будет холодно, - почему-то подозрительно быстро согласился со мной Морозов. - А ведь тебе еще лед к ноге нужно будет приложить. Хочешь, помогу?

- Вы мне очень поможете, если поскорее отправитесь спать, - любезно ответила я, решив, что с наваждениями надо быстрее «завязывать». - Все остальное я пока еще в состоянии сделать сама.

- Хорошо. Тогда я наелся, спасибо.

Я отвела его в комнату Алевтины. На мою беду, полки в этом помещении были полностью заставлены фотографиями. Морозов вдруг поднес свечу к одной из них, затем взял ее в руки и начал смеяться.

- Это - ты? Правда? Такая толстая?

Я в негодовании вырвала у него фото.

- Мне тут всего полтора года! Дети бывают толстыми, вы не знали?

Морозов взял другую фотографию: на ней мы были вдвоем с Алевтиной. И заметил: