Повести и рассказы. - Джек Кетчам

в потерявших сознание девушках на танцплощадке. Вы видели ее, когда спешили в сортир, чтобы понюхать еще одну порцию кокса, которую обычно могли себе позволить.

Там было темно. И я создал своего собственного Темного Героя, чтобы поселить его там.

В десятилетие, когда в изобилии проводились фотоконкурсы обнаженных девиц под названием "Девушка по соседству", когда книги, мужские журналы, женские журналы и даже некоторые серьезные журналы обещали вам звезды в сексуальном плане — если этот старый жирный ублюдок Эл Голдстайн смог получить столько секса, то и я cмогу — воспевая секс ради развлечения, секс без предварительного знакомства, давая вам инструкции, как провести зажигательную вечеринку или сделать идеальный отсос, я вытащил из своей извращенной психики парня, который добивался успеха, но почти никогда не добивался успеха, и то, и другое одновременно.

По фамилии Струп. Без имени, просто Струп.

Это была еще одна игра слов. Струп — это Пруст, в фонетически исковерканном виде. Возможно, самого чувствительного писателя в истории я превратил в ничтожество с почти свинцовой чувствительностью. Жребий Струпа состоял в том, что он практически никого не понимал, ни себя, ни, тем более, женщин, но при этом упорно добивался и женщин, и собственного удовлетворения.

Не имея ни малейшего представления о том, что на самом деле может принести ему то и другое.

Выпивоха. Неудачник. Гомофоб. Весьма сомнительный друг и ненадежный любовник. Ужасный женоненавистник и по большей части этим гордится.

Таков мой парень.

В барах в те времена его можно было встретить на каждом шагу.

Истинным поэтом такого рода вещей был Чарльз Буковски, и я признаюсь, что бесстыдно подражаю ему. Но окружающая среда Буковски — это, видит Бог, не мой Лос-Анджелес, не почтовые отделения, не алкогольные притоны, и вся его свирепость — тоже не моя. Струп — ничтожество из среднего класса, пытающееся выбиться в люди, пишущее рекламные тексты днем, пьянствующее по ночам, обычно живущее с женщиной, которую зовут Карла или Шила, и постоянно ей изменяющее.

Обман у него почти как кодекс чести. Всегда стремится к большему.

Все время в поиске, человек, имеющий цель в жизни.

Мудак.

Какое-то время он мне даже нравился.

Я написал семь рассказов с участием Струпа, некоторые от первого лица, некоторые от третьего, и продал шесть из них. Когда я хотел продать седьмой, редактор "Шика" Бен Песта попросил прислать рассказ не про этого придурка: "Если только Струп не гоблин, изгнание которого действительно жизненно важно для вашего психического благополучия". Прямая цитата. У меня до сих пор хранится это письмо.

Я не знаю, гоблин Струп или нет. Но, в отличие от Струпа, намек понял. Я положил рассказ на полку и перешел к другим вещам. Седьмой рассказ печатается здесь впервые, а я отсылаю вас к своим комментариям к рассказам.

В крошечной деревушке Фоделе на острове Крит я написал три из представленных здесь рассказа, написал их, сидя на террасе, поедая мезе, попивая рецину и печатая на маленькой игрушечной пишущей машинке, которую я взял напрокат за непомерную плату в Ираклионе, потому что она была единственной с англоязычной клавиатурой. Если они в целом приятнее, чем рассказы о Струпе, то это уже голос Греции. Но сексуальная суета семидесятых там все еще присутствует. Действие всех остальных происходит в Нью-Йорке. В Ист-Сайде, Вест-Сайде, во всем городе.

Собранные вместе, они представляют собой довольно пеструю компанию.

Но я не могу отделаться от мысли, что сущность Струпа время от времени в них всплывает. Не во всех рассказах, но в большинстве. Я думаю о сексе из мести в "Лгунье". О циничном разговоре в баре в "Истсайдской истории". О том, как Слейд Рул похлопывает по попке свою новую клиентку в "Мертвой жаре" и о его безудержной гомофобии.

Так что, возможно, Песта был прав. И в то время мне действительно нужно было изгнать гоблина.

Думаю, с тех пор мои герои стали в значительной степени добрее.

Я был уверен, что под мрачной комедией по большей части таится жгучая боль. Перечитав все эти рассказы впервые за много лет, я сразу же понял, что это не так. Так что теперь я думаю, что, возможно, гоблином был сам период и то, как он во мне преломился. Я скучаю по тому недавнему времени, когда для некоторых из нас любовь действительно была свободной. Мужественно наблюдаем, во что она превратилась.

Думаю, нам, стареющим хиппи, есть за что отвечать.

В том числе и за таких парней, как Струп.

Часть 1

"Навязчивая идея"

Струпу было трудно быть с ней любезным.

Когда на самом деле ему хотелось надрать ей задницу.

Они расстались на уик-энд, Струп остался в городе, а Шила отправилась в Кейп-Мей навестить подружек, и Шила провела время гораздо лучше, чем он. Все очень просто.

Ладно. Все не так просто. Имелся также небольшой факт ее перепихона во время пребывания вне дома. Струп и сам перепихнулся, но это было паршиво. Потом она возвращается домой этакой королевой.

Так что трудно было быть любезным, но у Струпа не было выбора. У них была договоренность. Они жили вместе, и если он решал время от времени вставить другой женщине, то она давала другому мужчине. Такова была линия поведения.

Она всасывала это феминистское дерьмо, как речной сом. Если он хочет удержать ее, ему лучше держать пасть на замке, притворяться, что все в порядке, ведь она может отдаться и лабрадору, если тому все равно. Он должен играть крутого парня. Никаких бзиков.

Вот сука.

— Хочешь послушать? — спросила она.

А как же, — подумал Струп. — Так же, как хочу окунуть член в фунт клубники. Но он сказал:

— Конечно, хочу.

— Это было захватывающе. Он связал меня.

— Он что?

— Он связал меня. На самом деле он использовал липкую ленту. Видишь ли, у него не было веревки. Он связал мне руки. Так уж получилось.

— Господи. Он причинил тебе боль?

— Нет.

— Лучше бы ему этого не делать.

— Правда, он однажды очень сильно меня ущипнул. За сосок. На мгновение мне стало ужасно больно. Но возбуждало то, что он мог бы сделать мне очень больно, если бы захотел. Ну, знаешь, психологически.

— Ты кончила?

— О, да.

— Тебе понравилось?

— О, да.

Представляю.

Новичок всегда приносит домой трофеи, — подумал Струп. С женщинами именно так. Шила никогда бы не попробовала такое с ним. Они были вместе слишком долго. Она бы сказала, что он сумасшедший,