Бледная графиня - Георг Борн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все ожидали, что Лили, хотя ее и подготовили к предстоящему опознанию, в ужасе отпрянет, начнет каяться, но случилось совсем другое.
Увидев покойницу, Лили громко вскрикнула и, всплеснув руками, бросилась к возвышению, на котором та лежала.
— Это Мария! — душераздирающим голосом вскричала Лили. — Это Мария Рихтер. Боже мой, Мария умерла!
Слова девушки ошеломили Гагена и вместе с тем принесли внезапное озарение. Он украдкой взглянул на графиню. Та сохраняла полное спокойствие при этой ужасной сцене и с холодным высокомерием поглядывала на свою падчерицу.
Все присутствующие с жадным вниманием следили за происходящим.
— Мария! Дорогая моя сестра! — рыдала Лили. — Ты умерла, ты навсегда покинула меня…
Чем объяснялось такое ее поведение? Следствием безумия или истинной скорбью? Были ли ее слова доказательством сумасшествия или же исходили из сердца, которое обливалось кровью при виде бездыханного тела своей лучшей подруги? Неужели доктор Феттер сочтет эту сцену новым доказательством психического заболевания, истинная причина которого скрыта, будто во мраке?
Наконец настала полная тишина.
Пока что было ясно одно: желаемая цель не достигнута. Приведенная к трупу девушка действительно взволнована, глубоко взволнована, но совсем иначе, чем ожидалось. Надеялись, что вид трупа заставит ее сознаться. Она же объявила, что это ее молочная сестра Мария Рихтер.
— Итак, — обратился к Лили один из юристов, — вы по-прежнему утверждаете, что являетесь графиней Варбург, и думаете объяснить запутанное дело тем, что лежащая перед вами покойница не кто иная, как ваша молочная сестра Мария Рихтер?
— Да, это Мария, — отвечала сквозь слезы Лили. — Я узнаю ее…
Графиня величественно повернулась к юристу.
— До сих пор, — сказала она, — я не упоминала об одной примете, по которой можно легко опознать мою дочь и которая должна уничтожить последние сомнения. На правом плече моей дочери имелось родимое пятно величиной с вишню. Я прошу господина доктора поискать этот знак на трупе.
При этих словах Лили отшатнулась и с изумлением уставилась на графиню.
— Что ты говоришь? — вскричала она. — У меня было такое пятно?
Графиня даже не взглянула в ее сторону.
— Это неправда! — воскликнула девушка в отчаяньи. — Не у меня, а у Марии Рихтер было на плече такое пятно!
Но несчастную девушку уже никто не слушал.
— Слова графини справедливы, — сказал доктор Феттер, произведя осмотр. — На правом плече покойной, действительно, находится темное родимое пятно величиной с вишню.
— Выслушайте меня! — с ужасом и отчаянием взывала к собравшимся Лили. — Клянусь вам, что это — Мария Рихтер. Графиня, моя мачеха, и ее управляющий фон Митнахт задумали погубить меня. Это он толкнул меня в пропасть, а мачеха тоже хотела моей смерти. Я мешаю ей, поэтому она и клевещет на меня…
— Она сумасшедшая, — холодно произнесла графиня, — или самая наглая обманщица, какую я когда-нибудь видела.
— Они оба хотели моей смерти, моей гибели! — продолжала Лили, с мольбой протягивая руки к присутствующим. — Я только недавно поняла это. Я стояла у них поперек дороги, поэтому должна была умереть или навсегда исчезнуть…
Но кто мог поверить ее словам? Доктор Феттер со вниманием следил за каждым словом и жестом молодой девушки. Для него она по-прежнему оставалась умалишенной.
Графиня простилась со всеми и гордо удалилась.
Никто из присутствующих, кроме Гагена, не верил Лили, и когда доктор Феттер шепнул стоящему рядом юристу: «Она сумасшедшая!» — слова эти встретили гораздо больше доверия, чем все клятвы несчастной девушки.
Труп снова накрыли простыней. Присутствующие покинули часовню. Гаген взял Лили под руку и вывел на свежий воздух.
Когда спустя несколько дней вновь собралось заседание суда по делу об исчезнувшей графине, доктор Феттер заявил, что, по его мнению, мнимая графиня — сумасшедшая. Однако есть надежда, что хороший уход за ней в клинике для умалишенных может исцелить ее.
Услышав такой диагноз, Лили страшно побледнела и не в состоянии была произнести ни слова.
Напрасно доктор Гаген старался доказать необоснованность диагноза судебного врача, напрасно приводил доказательства ясности рассудка своей подопечной. Слова его и доводы лишь раззадоривали упрямство Феттера и будили в нем дух противоречия.
Суд вынес решение: мнимую графиню Варбург поместить в сумасшедший дом.
Услышав это, Лили громко вскрикнула и упала без чувств на руки доктора Гагена.
С глубоким состраданием смотрел он на бледное личико невинной девушки, потерпевшей поражение в неравной борьбе.
Графиня могла торжествовать…
ХХVIII. ДОМ УМАЛИШЕННЫХ
На пологой возвышенности, поросшей лесом, виднелось большое здание, окруженное высокой каменной стеной. Железные ворота здесь всегда были заперты, окна дома забраны решетками. Глубокая тишина царила вокруг этого уединенного здания.
Но за высокой оградой, внутри двора, в определенные часы дня можно было видеть самых необычайных людей. Мужчины и женщины всех возрастов, они ходили по широкому двору, размахивая руками, разговаривали сами с собой и при этом казались совершенно незнакомыми друг с другом.
Костюмы их были самыми необычайными. Тут седой старик, накинув на себя плащ, точно Цезарь тогу, декламировал стихи. Там молодая женщина громко смеялась и пела, ни на кого не обращая внимания. Одного взгляда на подобное странное общество было достаточно, чтобы понять, что вы находитесь в сумасшедшем доме. И это, действительно, была лечебница для умалишенных, которая носила имя Святой Марии и находилась в десяти милях от Варбурга. Сюда помещали всех окрестных психически больных людей.
Директор этого учреждения и его помощник жили в одной части здания, больные находились в другой — под присмотром сторожей и сиделок.
Директор в кабинете слушал донесение своего помощника, когда вошел инспектор и осведомился, не будет ли каких-нибудь указаний от господина директора. Инспектором был высокий старик, который от долгого общения с умалишенными сам внешне походил на человека не в своем уме, сходство с которым особенно усиливалось от беспокойного выражения его глаз.
— Надета ли смирительная рубаха на больного из шестьдесят пятого номера? — спросил директор.
— Да, господин директор, утром с ним случился припадок бешенства, а теперь он лежит как мертвый.
— Есть у вас свободные места?
— Да, есть два места на нижнем этаже.
— Нет, не там. Я имею в виду, есть ли свободная отдельная палата.
Инспектор подумал немного.
— К сожалению, все отдельные палаты заняты. Только те свободные места на нижнем этаже.
— Какое из них получше?
— В угловой палате.
— Это там, господин директор, где вчера умерла молодая женщина, — вмешался в разговор помощник, врач-психиатр. — Я докладывал вам.
— Хорошо, — сказал директор. — Мне дали знать, что сегодня поступит новая пациентка. Она считает себя графиней, и, как мне сообщили, с первого взгляда ее никак нельзя принять за умалишенную. Сколько больных в угловой палате? — обратился он к инспектору.
— Трое, господин директор. Новенькая будет четвертой.
— Кто там сиделка?
— Дора Вальдбергер.
— Хорошо. Скажите ей, что у нее будет новая больная, за которой следует присматривать с особым вниманием. Это пишет мне доктор Феттер.
— Будет исполнено, господин директор, — заверил инспектор.
В то время как в кабинете директора больницы для умалишенных происходил этот разговор, из Варбурга к больнице двигалась карета, запряженная парой лошадей. На козлах сидел кучер, а в карете — двое: Лили и доктор Гаген, которому доверили проводить молодую девушку в это печальное заведение и передать, как говорится, с рук на руки директору.
Карета неспеша катилась по тихой дороге.
Вот вдали на пригорке показалось каменное здание, окруженное высокой стеной.
Привратник отпер ворота. Карета въехала во двор. Ее тут же окружили несколько женщин и принялись недружелюбно разглядывать приезжих. Лишь одна из них приветливо кивнула. Это были тихопомешанные, выпущенные на прогулку. Тем не менее даже их вид испугал Лили, и она невольно схватила Гагена за руку.