Бледная графиня - Георг Борн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что бы ни случилось, графиня, не теряйте мужества и положитесь на меня. Знайте, я — с вами.
В эту минуту послышался звон колокольчика и вошедшая экономка доложила, что некий господин желает видеть доктора и говорить с ним.
Гаген простился с Лили и пошел к себе в кабинет. Он был очень удивлен, увидев там судебного врача Феттера.
— Здравствуйте, любезный коллега, — сказал тот, протягивая руку. — Мне нужно переговорить с вами по одному делу.
— Прошу садиться. Слушаю вас.
— Вы уже знаете, какой новый оборот приняло это дело с молодой графиней Варбург?
— Понятия не имею, — сказал Гаген.
— Разве вам не сообщили? — удивился Феттер. — В таком случае должен сообщить вам, что речь идет об освидетельствовании психического состояния находящейся в вашем доме особы.
— Но она здорова! — воскликнул Гаген.
— Физически здорова, — поправил Феттер. — А ее психическое состояние нуждается в освидетельствовании.
— Что вы хотите этим сказать, уважаемый коллега?
— Только то, что сказал. И очень может быть, что результатом такого освидетельствования будет признание умственной неполноценности этой особы.
Гаген недоверчиво взглянул на судебного врача.
— Неужели вы думаете, что я не обнаружил бы каких-нибудь отклонений от нормы?
— Я вполне уважаю ваши знания и опыт, любезный коллега, но позвольте заметить вам, что, видя эту особу постоянно, вы привыкли и невольно испытываете к ней сострадание, смотрите на нее совершенно не так, как смотрел бы человек посторонний и беспристрастный.
— Это может быть, — согласился Гаген.
— Я знал, что вы как человек умный поймете меня. То, зачем я пришел, не более чем очередной этап происходящего следствия. Ничего другого за этим не кроется. Я как врач давно подозреваю, что здесь имеет место любопытная психиатрическая загадка, совершенно особый род умственного расстройства. Вы знаете так же хорошо, как и я, сколь многоликой бывает эта болезнь и как много людей ей подвержены, причем не только они сами, но и окружающие до поры до времени ни о чем не подозревают. И вдруг — внезапное обострение, и болезнь, много лет протекавшая в скрытой форме, становится всем очевидной.
— И с этим трудно спорить, — согласился Гаген.
— Вполне естественно, — продолжал Феттер, — есть основания подозревать, что мы имеем дело именно с таким случаем. Вот я и хочу удостовериться, так ли это. Скажите, а вы сами не замечали в вашей пациентке чего-нибудь такого, что подтвердило бы мое предположение?
— Нет, — твердо сказал Гаген, — ничего подобного я не замечал, да мне и в голову не приходило искать в девушке какие-нибудь признаки умопомешательства, пусть даже временного. Убежден, что, думая таким образом, вы совершаете в отношении данной особы врачебную ошибку.
— Позвольте вам заметить, что подобного рода больные часто ведут себя весьма благоразумно, чем невольно вводят в заблуждение наблюдающих за ними врачей. В данном же случае я высказываюсь за такую точку зрения потому, что она не мне первому пришла в голову. Надеюсь, мне удастся доказать справедливость моих опасений.
При этих словах Гаген откровенно испугался. Судебный врач высказал свой диагноз в такой решительной форме, что можно было ожидать чего угодно. Тем более что Феттер был известен как человек упрямый, никогда не изменяющий высказанного однажды мнения.
Такие люди, несмотря на доброту и честность, порой бывают очень опасны.
— Что ж, уважаемый коллега, прошу, если в том есть необходимость, произвести освидетельствование, — сказал Гаген, не желая противоречить Феттеру, чтобы не возбудить его упрямство. — Мой дом всегда в вашем распоряжении.
— Я так и думал! — весело воскликнул Феттер, фамильярно похлопав Гагена по плечу. — Должен сказать, что вы очень ловко взялись за дело, чтобы создать себе имя и прибрести хорошую практику. Вы начали с того, что стали помогать бедным, — это уже прекрасная возможность снискать у жителей популярность. А скажите, вас вызывают ночью?
— Очень часто.
— И вы никому не отказываете?
— Никому и никогда, — ответил Гаген и с улыбкой добавил: — Коллега, уж не испытываете ли вы ко мне профессиональную ревность?
— Ревность? Я к вам? Ха-ха-ха! Мне ли этого бояться? Я здесь уже двадцать лет. Но вернемся к цели моего сегодняшнего визита. Молодая девушка не должна знать, что я пришел ее освидетельствовать. Только в этом случае она будет давать правильные ответы на мои вопросы, а я уж сумею во всем разобраться сам. Говорила ли она вам когда-нибудь о своем прошлом?
— Очень часто.
— Но в этом прошлом она всегда фигурировала как графиня Варбург?
— Всегда.
— Странно… — заметил доктор Феттер. — Подобные доверительные рассказы часто обнаруживают то, чего нельзя выведать другим способом. Ну хорошо, будем надеяться, что мне удастся разъяснить эту непонятную историю.
— Этим вы окажете правосудию большую услугу, — заметил доктор Гаген с едва уловимым сарказмом.
— О, мне это нередко удавалось, — без излишней скромности заметил Феттер. — Пойдемте. Молодой девушке вы меня представите как вашего дальнего родственника.
Гаген повиновался и повел доктора Феттера к Лили, которой и представил его как своего друга.
— Какая она хорошенькая, — прошептал доктор, затем шагнул к Лили и взял ее за руку, стараясь незаметно прощупать пульс.
— Я совершенно спокойна и здорова, доктор Феттер, — сказала Лили.
Доктор вздрогнул от неожиданности.
— Разве вы меня знаете? — удивленно спросил он.
— Конечно. Несколько лет назад, когда я была еще совсем маленькой, вы приехали к нам в замок и лечили меня от коклюша.
— Совершенно верно! — воскликнул удивленный Феттер. — У вас прекрасная память. Вероятно, вы и после этого видели меня?
— Да, после этого я еще раз или два видела вас, проезжая по городу.
Доктор Феттер сделал вид, что поверил объяснению девушки, хотя на самом деле это было не так. Замечание о коклюше соответствовало действительности, но Феттер считал, что умалишенные часто бывают наделены как бы двойным зрением и рассказывают о таких вещах, которые, казалось бы, им совершенно неизвестны.
Он поговорил с Лили еще некоторое время, попросил рассказать все, что ей было известно о том роковом вечере во время грозы, а сам внимательно наблюдал за ней.
На следующий день он пришел снова, но ни словом не обмолвился Гагену о результатах своих вчерашних наблюдений, а сообщил, что в два часа дня девушка должна быть в церкви, так как решено предъявить ей найденный в пропасти труп и таким способом попытаться получить от нее еще какие-нибудь показания.
В тот день, казалось, все и должно было решиться, потому что около трупа собрались вместе с доктором Феттером несколько юристов. Им предстояло стать свидетелями той сцены, которая неизбежно должна будет произойти. На встречу приглашена была и графиня Камилла Варбург. Она приехала аккуратно в назначенный час.
Труп был перенесен в часовню, положен на возвышение и накрыт покрывалом.
В глубине этой маленькой часовни помещался алтарь. На нем стояло распятие, освещенное двумя канделябрами. Большая часть помещения оставалась в полумраке.
Устроители этой затеи надеялись, что строгая торжественность святого места должна будет произвести сильное впечатление на нечистую совесть самозванки. Оставалось ожидать, что, неожиданно увидев труп, самозванка признается в обмане.
Решительная минута приближалась. Все зрители уже собрались. Недоставало только актеров.
Наконец на лестнице послышались шаги.
Дверь отворилась, и вошла Лили в сопровождении Гагена.
Гаген тотчас же оценил всю рискованность и важность этой минуты: он увидел стоявшую в стороне графиню, затем доктора Феттера и других свидетелей странной сцены. Живая Лили приведена к мертвой. И графиня Камилла не побоялась быть третьей при этом свидании.
Гаген подвел девушку к возвышению, и тогда один из присутствующих снял покрывало с трупа.
Все ожидали, что Лили, хотя ее и подготовили к предстоящему опознанию, в ужасе отпрянет, начнет каяться, но случилось совсем другое.