Золото и мишура - Стюарт Фред

— Эту землю дед дона Висенте получил в качестве дара от испанского короля Карла Третьего. У дона Висенте также около пяти тысяч голов скота; на него работают полсотни «вакерос». Но, как я уже вам говорил, у него трудности с наличными. Как, впрочем, и у других владельцев ранчо.

— И они нервничают?

— Чрезвычайно. Боятся, что если вопрос о пожалованных королем землях будет рассмотрен в американских судах, то судьи могут признать владение недействительным. Так что лучший способ заручиться их голосами — это с самого начала внятно заявить, что вы поддержите испанские земельные пожалования.

— Надеваю на лицо свою самую очаровательную улыбку, — сказал Скотт, когда они подъезжали к дому. Спрыгнув с коня, Скотт подумал: «Сотня квадратных миль! Вот это дар! Поистине королевский!»

— Сеньор Кинсолвинг… — сказал дон Висенте, сняв белую шляпу и отвесив галантный поклон. — Biervenidos. Mi casa es su casa.

«Мой дом — это ваш дом, — мысленно перевел Скотт, пожимая пухлую ладонь владельца ранчо. — Да, хотел бы я, чтобы твое ранчо было моим…»

— А это моя супруга, донья Фелисидад, — продолжал дон Висенте, говоривший с приятным испанским акцентом. Скотт поцеловал руку смуглой чувственной красавицы, которая казалась чуть ли не вдвое моложе мужа. — Моя жена недавно сделала мне восхитительный подарок — дочку. — Владелец ранчо так и сиял. — Это мой первый ребенок, хотя мне уже пятьдесят три. Неплохо, правда?

Он прищелкнул языком от удовольствия, затем представил управляющего ранчо, стоявшего тут же, и пригласил всех к столу. Внутри дома сохранялась прохлада, комнаты были красиво обставлены. Дом располагался рядом со скалой, фасадом в сторону океана, и из его окон открывался замечательный вид. Когда Скотта усадили в гостиной рядом с хозяином дома, он время от времени посматривал в окно на Тихий океан — ослепительно лазурный в обрамлении безоблачного неба.

— У меня дом в Сан-Франциско, — сказал Скотт, обращаясь к хозяину, — там тоже хороший вид на залив, однако вид из вашего дома, должен признать, значительно красивее.

«Какое великолепное ранчо! — думал он между тем. — Черт побери, хочу, чтобы оно было моим…»

— Да, здесь красиво, я каждый день по многу часов совершаю прогулки по окрестностям, — сказал дон Висенте, в то время как слуги наполнили зелено-голубые бокалы белым вином. Мне тоже очень нравится здешний вид. Один из моих предков, живший в XVI веке, его звали дон Луис Лопес, упал с манильского галеона во время шторма — это произошло неподалеку отсюда, в какой-нибудь миле от берега. — Он указал за окно. — И вот буквально в этом самом месте океан выбросил его на берег. Индейцы сделали его своим рабом, однако он сумел убежать из плена с помощью прекрасной индеанки по имени Нан-Да, которая влюбилась в него. Очень романтичная история. Дон Луис и Нан-Да пешком одолели расстояние до Калифорнийского залива, там их и подобрал корабль, направлявшийся в Акапулько. Когда они добрались до Мехико, дон Луис сделался героем, поскольку знал про Калифорнию больше, нежели любой другой испанец. Когда король Карлос даровал моему деду это ранчо в 1776 году — том самом, которым вы датируете вашу независимость, — то отчасти это было сделано в знак признательности за ту информацию о Калифорнии, которую он предоставил испанской короне.

— Вы сказали «вашу» независимость, дон Висенте, — заметил Скотт, в то время как слуги-мексиканцы раскладывали puchero— тушеные говяжьи ножки. — Разве это не «наша» независимость? Как бы там ни было, сейчас вы американец, сэр.

Дон Висенте скептически приподнял мохнатую черную бровь.

— Да, конечно же, так мне сказали. Вы мой гость, капитан Кинсолвинг, поэтому я никоим образом не желаю оскорбить вас. Но мы, калифорниос, вовсе не считаем себя американцами. Вам удалось выиграть несколько сражений в Мексике три года тому назад, и в результате вы забрали себе как награду половину всего североамериканского континента. Но это вовсе не военная добыча, сэр! Это грабеж!

— Вашингтон предпочитает именовать это «Манифестом Судьбы».

— Вашингтон весьма легко играет словами. Вы, гринго, заполонили всю Калифорнию и теперь полностью там распоряжаетесь. И теперь получается, что все мы, кто раньше говорил по-испански, должны теперь говорить по-английски. По мановению чьей-то руки должны исчезнуть два столетия испанского господства и все испанское наследство, накопленное за эти годы. Может, и мне выкрасить волосы и стать блондином, чтобы походить на гринго? Но я этого не сделаю, сэр. Если вы станете губернатором, каким образом вы намерены финансировать свое правление. Почему я должен верить, будто бы вы, гринго, дадите штату в качестве налогов необходимую ему сумму целиком? Вряд ли такое произойдет, и, значит, вся тяжесть налогового бремени ляжет на плечи нас, ранчеро, поскольку именно нам принадлежит большая часть земель.

Он говорил с чувством и плохо скрываемой горечью.

— Вы правы, дон Висенте, — сказал Скотт. — В Сан-Франциско много говорят о налогах на земельную собственность. И как раз поэтому вам и прочим калифорниос нужен такой человек, который мог бы, находясь на самой вершине власти штата, защищать ваши интересы. Я полагаю, что именно таким человеком могу оказаться я.

— Буду с вами откровенен, синьор. Вы — гринго, так же как и ваш соперник, мистер Пауэлл. Как я вообще могу верить гринго?

— В отношении Гаса Пауэлла вы абсолютно правы, поскольку это такой конокрад, какого прежде никогда не бывало. — Скотт сказал это наполовину в шутку, но только наполовину. — Думаю, мне удастся убедить вас в том, что мне можно верить. Я уже разговаривал со многими владельцами ранчо, и они говорили мне, что сейчас скотоводство переживает очень трудные времена.

— Именно так. Цены на кожу значительно снизились.

— Как вам известно, мои суда перевозят калифорнийские кожи в Бостон, где мы продаем их обувным компаниям. И вот я предлагаю вам лично и всем ранчеро, которые поддержат меня на губернаторских выборах, снизить перевозочные тарифы на одну треть.

Дон Висенте с удивлением посмотрел на Скотта.

— Это было бы замечательно, сэр.

— Мне также говорили, что некоторые ранчеро на Юге хотели бы заняться чем-нибудь иным, например выращиванием салата или апельсинов.

— Да, но здесь недостаточно дождей.

— Вырыть каналы и колодцы — и тем самым можно будет значительно улучшить водоснабжение.

— Это дорого стоит.

— Я могу дать вам ссуду, дон Висенте, чтобы создать на этом ранчо ирригационную систему. Если мы докажем, что фермерство на калифорнийском юге может оказаться прибыльным, это будет благом для всего штата — и благом для его губернатора.

— Может потребоваться тысяч пятьдесят долларов, если не больше.

— Я готов дать взаймы сколько понадобится. Под три процента. Ваше ранчо заложено, дон Висенте?

— Нет, сэр! — с негодованием воскликнул калифорниос. — Я целиком владею ранчо «Калафия» и никогда его не закладывал.

— Первая закладная на ранчо и явится в таком случае моим обеспечением кредита.

Дон Висенте нахмурился.

— Можете считать, сэр, что никакой сделки у нас с вами не состоялось.

Его жена, следившая за ходом разговора, казалась разочарованной. Она сказала что-то мужу вполголоса по-испански, однако дон Висенте отрицательно покачал головой.

— Нет. Моя жена говорит, чтобы я принял ваше предложение. Она уже не единожды говорила о том, чтобы я превратил ранчо в сады, но я совершенно не хочу закладывать землю.

Скотт подался вперед.

— Ходят разговоры о том, что какие-то гринго требуют, чтобы были признаны их права на огромные испанские ранчо, чтобы американские суды рассмотрели законность и обоснованность прав владельцев, таких, например, как вы. Лично я против подобного пересмотра, потому что он сразу же приоткроет двери разного рода юридических зацепок и крючкотворства. Судьи могут быть подкуплены, а если хотите знать мое мнение — они неизбежно будут подкуплены. Для слишком большого числа людей возможность приобрести землю почти даром явится непреодолимым искушением. Но, дон Висенте, если вы возьмете у меня, гринго, и, возможно, губернатора, в долг и в качестве обеспечения заложите землю, ваши права на это ранчо будут гарантированы. Подумайте об этом.