Из жизни фруктов - Ольга Лаврова

-- А... Котя как попал сюда?

-- Драма! Учителем Котя был. Дочка академика влюбилась. Из девятого класса. А он в нее. Рыдания. Академик заскандалил. Я перед Котей преклоняюсь. Пожертвовал образованием, все бро-сил. Академик потом прощения просил. Да уж поздно. Такой Котя человек!

-- Вы помните массу всяких историй. -- Пал Палычу немножко смешно. -Только про вагоны начисто забыли. Три вагона с помидорами в конце апреля. А?

Видно, что Малахов задет.

-- Товарищ следователь, я, может, с придурью, -- хмуро говорит он. -Не все упомню. Возможно. Устаю как собака. Но учет я веду. Все оки-доки. Десять классов. Вы учет проверяли? Вагоны есть?

-- Нету.

-- Значит, не было. -- Какая-то мысль мелькает в глазах, и он легко забывает обиду. -- Вот вы кого -- вы Лобова еще спросите! Он от железной дороги весовщик. За вагоны мы ему расписываем-ся.

-- Сказали -- Лобов сегодня на учебе.

-- А-а, верно. -- И добавляет с гордостью за Лобова: -- Кончит вуз -начальником станции будет.

* * *

По бульвару шагает Томин. Тут почти всегда встречается кто-то из своих. Одному -- приветственный жест, другому кивок.

Человек, избегавший Знаменского на базе, сейчас хорошо одетый и имеющий преуспевающий вид, при приближении Томина расп-лывается в радушнейшей улыбке:

-- Ба, Томин!

-- Викулов? -- спрашивает Томин без особой радости.

-- Собственной персоной! -- отвечает тот и с таким сияющим лицом тянет руку, что Томин невольно подает свою.

-- На Петровку? Ты там? -- частит он, не отпуская ладонь Томина. -- А я -- не угадаешь, где! Такое могу порассказать!..

Издалека кто-то целится в здоровающихся телеобъективом и щелкает затвором фотоаппарата.

-- Позвони мне в "Космос", а? Нет, ты обещай! Встретимся, поболтаем, вспомянем. Номер 2-08, ладно? Я еще три дня в Москве.

-- Работы невпроворот, вряд ли.

-- Жалко. Ну, в другой раз. Всяческих тебе успехов. Будь здоров! -- и снова протягивает руку. Томин торопливо жмет ее, чтобы поскорее отделаться. И идет дальше, выбросив Викулова из голо-вы.

* * *

В кабинете Знаменского сидит Саша -- студент университета. С виду простецкий, "русопятый". Он -- один из тех, кто в конце апреля работал на базе в четвертом цехе.

-- Не обязательно было приезжать, Саша, ведь сессия на носу. Продиктовали бы по телефону.

-- Я хотел лично.

Что-то в его тоне заставляет Знаменского посмотреть на парня внимательнее, но тот отводит взгляд.

-- Может, понадобится? -- говорит он, передавая Знаменскому два листка, -- я захватил списки ребят. Это физматовцы... это наши... А сколько машин... -- Знаменский берется за авторучку. -- Да я вырву, что вам переписывать... Здесь отмечено по дням: двадцать восьмое, двадцать девятое, тридцатое.

-- Спасибо, спасибо, Саша. -- Знаменский скрепляет листки вместе.

-- Это вам что-то дает?

-- Да, эти листочки могут сослужить хорошую службу.

-- Там что-нибудь серьезное... на базе?

-- Просто любопытно или есть причина? -- осторожно выясня-ет Пал Палыч.

-- Ну... -- Саша колеблется, -- в общем, я знаком с Леной Чугунниковой и потому... -- неловко замолкает.

У Знаменского на минуту портится настроение: парень ему симпатичен.

-- Хорошая девушка? -- по-доброму спрашивает он.

-- Лучше всех. -- Саша за иронией с трудом скрывает беспокой-ство.

-- Да, тесен мир... Но я не вправе рассказывать.

* * *

Саша бегом спускается по экскалатору -- спешит на свидание.

Как всякая девушка, которой пришлось ждать, Лена в некото-рой досаде:

-- Ты так во мне уверен, что уже начинаешь опаздывать?

-- Ленуся, разве плохо, что уверен?

-- Хорошо, хорошо... только не зазнавайся.

-- Никогда! -- клятвенно произносит Саша. -- Это твоя приви-легия на всю жизнь!

Лена смеется.

-- Где ты, негодяй, застрял?

-- У следователя.

-- За тобой водятся преступления?

-- Масса, -- отзывается Саша легким тоном, но невольно хму-рится.

-- Рассказывай!

-- Не хочется отравлять вечер.

-- Но я обожаю страшные истории!

-- Ничего страшного... я надеюсь.

-- Все равно! Признавайся сейчас же!

-- Только ты не расстраивайся... На базе идет какая-то провер-ка. Помнишь, мы там работали, а теперь нас как свидетелей...

-- У мамы?

-- Да. Следователь не сказал, в чем дело, но какой-то неприят-ный осадок...

-- Ну-у, за маму можно не беспокоиться! -- беспечно говорит Лена. -Больших безобразий не допустит. Не забывай, она все-таки генеральша. Она всех держит вот так! -- сжимает кулак. -- К ней даже иностранцев возят.

* * *

На пустых ящиках, валяющихся около одноколейной дороги, проходящей по территории четвертого цеха, размещаются Зна-менский, Васькин, Малахов и новая фигура -- весовщик Лобов. Это молодой человек из "модерновых". Ухоженный, трезвый, спортивный. Одет элегантно, чего не скрывает наброшенный на плечи рабочий халат. Часы у него, конечно, электронные, курит он "Мальборо", бумаги носит в "дипломате".

Кладовщики и Лобов препираются. Знаменский доволен, что удалось их стравить: в споре проскальзывают интересные детали.

-- Просто дурная привычка -- за все железные дороги ругать! -- с апломбом говорит Лобов.

-- Железные, выдержат, -- примирительно вставляет Малахов.

Но Васькин мрачен.

-- Вас не бить -- ни вагона не дождешься! -- перекрикивает он шум подходящего состава.

-- Ну-ну-ну, я попрошу! -- надсаживается и Лобов. -- Претен-зии должны быть обоснованы. Если по воде или самолетом, то при грузе обязательно сопровождающий. Кто в воздухе украдет? Смешно! Но положен конвой. Тогда нам на каждый вагон надо по солдату, а разъезды и сортировочные стеной обнести! Дайте охра-ну -- пожалуйста, спрашивайте. А то чуть что -- дорога отвечай!

-- Давай не будем! -- отмахивается Васькин здоровенной своей пятерней. -- Вы за груз не отвечаете. Пломба цела -- и привет. Скорей подальше, пока мы внутрь не заглянули!

Состав прошел, но Лобов по инерции все еще кричит:

-- А ты, Владимир Тарасыч, очень мечтаешь, чтобы товар пришел целенький?

-- Чего мелешь? -- огрызается тот.

Лобов взглядывает на Знаменского и спохватывается:

-- Нет, разумеется, все заинтересованы в сохранности грузов, Горячимся, потому что болеем за общее дело. Хотя я лично -- не материально ответственный, поймите меня правильно. Мое дело взвесить. Однако невольно принимаешь к сердцу. Если глубоко разобраться, Пал Палыч, то корень зла -поставщик.

-- Вот это точно! -- с воодушевлением подхватывает Васькин.

-- Самое удобное -- ругать тех, кто отсутствует, -- отзывается Пал Палыч.

-- Нет, верьте слову, при существующем положении поставщи-ку плевать-расплевать, только бы отгрузить, хоть в поломанный вагон!

-- А тара? -- гремит Васькин. -- Бывает, товар -- в одном углу, а доски от ящиков -- в другом!

-- И вы знаете, почему так?

-- Знаю, -- кивает Знаменский Лобову. -- Убытки оплачивает не отправитель, а получатель.

-- Грузит один -- платит другой, а дорога, разумеется, виновата, -иронически заканчивает Лобов.

Малахов с искренним сожалением подтверждает:

-- Плохо грузят. Сколько влезет. Сколько не жалко. Сколько успели.

-- Чаще недогруз или перегруз? -- уточняет Знаменский.

-- Когда как. Мы держим равнение на середину. Придет, напри-мер, вагон по нулям. Значит -- килограмм в килограмм. Мы убыль все равно пишем. По норме.

-- Все равно пишете? Всегда?

-- Да слушайте его! -- срывается Васькин. -- По нулям! Весы-то не аптечные, железнодорожные весы! Ты скажи, какая у тебя официальная точность? -- оборачивается он к Лобову.

-- Плюс-минус полтонны на вагон.

-- Вот! Стрелки, может, и по нулям, а полтонны нету!

-- Ну ладно, кончили общие рассуждения. Вы принесли свою регистрацию грузов, товарищ Лобов?

-- Разумеется, -- он достает из "дипломата" учетную книгу.

-- Откройте двадцать девятое апреля.

Лобов шуршит страницами. Нашел.

-- Три вагона, -- продолжает Пал Палыч. -- Номера триста восемнадцать восемьдесят четырнадцать, триста восемнадцать восемьдесят сорок и триста восемнадцать восемьдесят сорок один.

Лобов просматривает записи.

-- Названные вами вагоны не значатся.

-- Вернее, у вас не помечены.

-- А почему должны быть помечены?

-- Потому что двадцать девятого между двенадцатью и часом дня их доставили сюда, на подъездные пути.

Воцаряется неприятная пауза.

-- Я попрошу уточнить, откуда сведения.

-- От сцепщика, из первых рук. По его, так сказать, наводке я нашел номера в одной из поездных ведомостей.

Еще более неприятная пауза. Малахов растерянно пожимает плечами и что-то бормочет. Лобов начинает усиленно "припоми-нать".

-- А-а... Во-он вы про что... Это знаешь, Владимир Тарасыч, про что -когда дождь шел!

-- Ну, допустим, шел, -- тянет Васькин, стараясь понять, куда клонит Лобов.

-- С утра зарядил, помнишь?

-- Ну?

-- Этот случай я объясню, Пал Палыч.

-- Будет с вашей стороны очень любезно, товарищ Лобов.

-- Помнишь, у одного вагона доски немного отошли? -- Лобов обращается попеременно то к Васькину, то к Знаменскому. -- Я говорю, старый вагон, сыплется уже, а он полез в пузырек -- будем, говорит, создавать комиссию, может оказаться недостача.