Случайный рыцарь - Николь Сноу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кусаю губу в попытке сдержать презрительную усмешку над маминым отношением к дому.
Развалюха? Куда там.
Здание действительно старое, но дед содержал его в порядке. Благодаря этому дому я полюбила работу дизайнера. Дед разрешил мне отремонтировать несколько комнат, а последние пару лет мы частенько обсуждали возможные изменения на кухне.
Так что вопрос господина Шеридана о том, есть ли у меня ключ, был лишним. Если ничего не поменялось, там все открыто, как привык дед. Ближайшие соседи находятся в десяти милях от дома, а из Эдисона сторож лучше любого волкодава. На ранчо все должно быть так же, как при жизни деда.
Я так давно не была на ранчо, что с каждой проносящейся под колесами милей волнение от предстоящей встречи усиливалось.
С наступлением весны дни становятся длиннее. Закатное солнце светит в окно, нежное и гостеприимное. Все еще не жарко, такая погода будет до самого лета. Идеально, мягко, умиротворяюще тепло.
Как же я соскучилась. Даже по этому открытому пространству по обеим сторонам шоссе. Через обширную плоскую равнину, едва разбавленную редкими холмами, здесь все просматривается на многие километры. И было кое-что еще, по чему я соскучилась. По отсутствию людской толпы.
Сердце трепещет, когда я поднимаюсь на вершину холма и вижу знакомый сломанный почтовый ящик внизу. Подъезжая ближе, я улыбаюсь: все тот же молочный бидон под сломанным ящиком. К счастью, кое-что никогда не меняется. Включаю поворотник и замедляю движение, сворачивая с шоссе.
Подъездная аллея по расстоянию чуть более двух миль, и я преодолеваю меньше половины, когда сердце подскакивает в груди. Я останавливаюсь, едва веря своим глазам.
Величественный Эдисон скачает галопом вдоль забора. Черная грива развевается на ветру. Я распахиваю дверь и на полной скорости бегу к оградке, достигая ее одновременно с животным. Нужно отдышаться, не столько от быстрого бега, сколько от радостного волнения.
– Эй-эй-эй! Привет, приятель. Помнишь меня?
Эдисон тихонько ржет, вскидывая голову вверх и вниз. Клянусь, я практически слышу, как он отвечает: «Конечно, помню».
Господи! Никогда не чувствовала такого громадного облегчения, и я вскакиваю на нижнюю доску оградки, чтобы обеими руками обнять мощную шею.
– Как же здорово снова увидеть тебя. Я так скучала, Эдисон!
Он прислоняется ко мне, приподняв одну ногу, великолепный и спокойный.
– Помнишь, когда деду нужно было чем-то занять меня, он просто сажал меня к тебе на спину, а ты ходил кругами вокруг дома? – И я смеюсь, вспоминая то счастливое время. – Когда я хотела сойти, ты опускал голову, и я соскальзывала. А потом ты становился у переднего крыльца, чтобы я могла взобраться на перила и снова сесть верхом.
Наверное, для столь взрослой девушки глупо так радоваться встрече со старым конем, но…
К черту все!
Он здесь. В моих руках. Такой же, каким я его помню. Живое свидетельство, что даже в самые мерзкие и тяжелые времена иногда случается что-то хорошее.
Эдисон тихо фыркает. Я крепче сжимаю его шею, наслаждаясь моментом, пока снова не подступают слезы.
Я думала, что уже выплакала их все, но ошиблась.
Они горячие, от сочетания счастья, грусти, одиночества и страха. Только сейчас я понимаю, что на самом деле означает для меня пребывание здесь. Я действительно должна выполнить последнюю волю деда. И это не обсуждается.
Эдисон в блаженном неведении прислоняется к забору. Как будто знает, что нужен, чтобы я не грохнулась с оградки. В конце концов я смахиваю слезы и судорожно вздыхаю, будто делаю первый настоящий глоток свежего воздуха с тех пор, как получила известие о смерти деда.
Я разжимаю руки на лошадиной шее и глажу рукой по всей длине носа.
– Остались только мы с тобой, приятель.
Он ударяет копытом о землю, затем тихо ржет и сдает назад, отступая.
– Я никуда не уеду, и ты тоже. Обещаю.
Он внимательно смотрит на меня.
Я не виню его. Когда-то давно я уже обещала ему вернуться.
Вздыхаю.
– Обещаю, – говорю я твердо. – На этот раз все по-другому. Просто подожди. Я останусь здесь, на ранчо, на шесть месяцев. Может быть, дольше…
Он вытягивает шею, чтобы я могла прикоснуться к нему. Я чешу ему за ухом.
– Рада, что ты все еще доверяешь мне, Эдисон… Мне нужна будет твоя помощь. Я не обману.
Эдисон фыркает, на этот раз громче, снова кивая головой. Хочется верить, что так он дает обещание на лошадином языке.
Я мирно поглаживаю его, и ощущение счастья возвращается.
– Ты должен быть паинькой. У меня не будет времени разыскивать тебя. Так что никаких вскрытых ворот, как ты любишь. – Этот конь – какой-то чертов Гудини в том, что касается всех видов защелок, замков и даже ручек. – Заметано?
Я смотрю на него с недоверием, но затем конь словно кивает. Со смехом я спрыгиваю с забора и чуть не падаю из-за туфель на каблуках. Сама виновата. На ранчо в Северной Дакоте нет места прикиду Западного побережья.
– Я должна распаковать вещи и переодеться. Дай мне немного времени.
Он тихонько ржет, и я снова смеюсь. Чувство покоя и умиротворения наполняет меня, пока я иду к машине. Повернувшись, я машу Эдисону.
– Встретимся в амбаре, мальчик!
Сажусь в автомобиль и трогаюсь с места, а конь скачет через пастбище. Не сомневаюсь: он будет ждать меня. Мы все время так с ним играли, как будто в прятки. Благодаря этому коню я поняла, каким мудрым и нежным может быть животное.
Я наблюдаю за ним, пока он не исчезает за деревьями, специально высаженными вдоль насыпи, чтобы снег не заметал дорогу. Фраза «Зима близко» звучит в центральной части Северной Дакоты более зловеще, чем в самом страшном сериале.
И я не шучу.
Случалось, я звонила деду чуть ли не каждый день, услышав новости об очередной снежной буре, чтобы убедиться, что он в порядке.
Джон лишь посмеивался и называл эту непогоду «вращателем петуха», имея в виду металлический флюгер на сарае. Однако я знаю, что временами сугробы полностью закрывали дорогу на ранчо.
Как бы я ни хотела ускориться, но на дороге из гравия не разгонишься. И я вынуждена напоминать себе, что деда там нет, он не ждет меня, и это печально, но бурлящее внутри нетерпение от
