Письма отца к Блоку - Коллектив авторов

1. <Варшава, 14 ноября 1892 г.>

Милый мой Сашура,

от души поздравляю Тебя с наступающим днем рождения и желаю между прочим, чтобы это письмо, которое Ты получишь послезавтра вместе с другими поздравлениями, ничем не нарушило твоего обычного веселого настроения: о нем, а также о твоем недавнем нездоровьи, теперь миновавшем слава Богу, мне известно из писем твоей Мамы, которую поблагодари и от меня за разные по отношению к Тебе беспокойства. Присланные в нынешнем и в прошлом году твои стихотворения доставили мне большое удовольствие, как и частые известия о твоих добровольных склонностях к наукам и искусствам, которые «должны помочь тебе, мой сын», быть действительно свободным человеком.

Давно я не видался с Тобой, Сашура, и Ты, вероятно, совсем плохо меня помнишь. В декабре рассчитываю съездить на короткое время в Петербург и посмотреть на Тебя. Хотелось бы знать заранее, когда кончатся перед праздниками твои уроки в гимназии, чтобы мне не очень помешать Тебе к ним готовиться.

Итак — до скорого свидания — приблизительно через месяц, а может быть, и раньше или позже (если что-нибудь воспрепятствует). Пока целую Тебя крепко и остаюсь искренно любящим Тебя отцом.

Ал. Блок.

Варшава. 14 ноября 1892 г.

2. <Варшава, 12 ноября 1898 г.>

Благодарю за письменное поздравление[2] и сам хочу Тебя поздравить, милый Саша (и Сашура), с днем рождения, а заодно и с переходом в университет, желая всего больше доброго здоровья и дальнейших расширений умственного горизонта — как во времени, так и в пространстве: это может быть достигнуто особенно на первых курсах, где преподаются главным образом науки исторические и отчасти «философские».

О современном петербургском представителе последних я читал и слышал (от студентов) отзывы почти восторженные, на ряду с которыми не мог не придавать значения и твоему (по-видимому, беспристрастному), хотя Ты, вероятно, не без основания предпочитал «профессора, читающего дурно»,[3] своему (вполне литературному) домашнему учителю — не отступив перед сравнительными трудностями (каковые с пользою преодолимы если не путем самообразования, то дополнительными лекциями Гессена,[4] Кареева[5] или иными).

Радуюсь твоим успехам артистическим,[6] а также — что бываешь чаще у моих родных,[7] от коих а lа longue[8] получишь, между прочим, сведения и из древней или средневековой моей «истории» (отечественной в некотором роде): новой и новейшей я уже не излагаю на тысячеверстном с лишком расстоянии, да и былые «средние века» обыкновенно только резюмировал двумя-тремя стихами Пушкина; во избежание анахронизмов следовало бы давно переменить по крайней мере прежнее «грядущее» на настоящее, но в ожидании каких- нибудь «безумных лет» (пока лишь будущих) полезнее не портить вообще чужих стихов, а заниматься собственною «прозою», задерживающею и на праздниках меня в «волнуемой» (то Муравьевым, то Мицкевичем и проч.)[9] Варшаве — несмотря на все желание с Тобою и с другими повидаться, что надеюсь, впрочем, выполнить не позже марта, когда будет kiedy będzie Пасха у католиков. — Надеюсь и на письменную откровенность относительно твоих потребностей академических — еlс.

Твой папа.

12 ноября 1898 г.

3. <Варшава, 28 сентября 1899 г.>[10]

Дорогой Сашура,

В письмах к Бабушке я только выразил надежду, что Тебя не затруднит ей сообщить о денежной потребности.[11] Хотя до сих пор счет велся учебными годами, но легко перевести его и в настоящую «минуту» на гражданский год. Во всяком случае могу быть лишь доволен непосредственными сообщениями и за нынешний семестр послать (примерно) 250 рублей, из коих попросил бы перед Р. X. передать с 15 Бабушке — на свойственные ей обычные домашние подарки от меня; сочтусь с Тобою в следующем полугодии, когда, б<ыть> м<ожет>, и опять приеду в П<етер>бург (на Пасхе или раньше). Если соберешься до тех пор писать мне, то полезно было бы осведомить и о т<ак> н<азываемых> «практических занятиях» — особ<енно> по госуд<арственному> праву, издавна отбившему меня от разных, в частности почтовых «практик», требующих утреннего времени и даже соотв<етствующего> «настроения». Благодарю и Твою Маму за известия. Желаю всего лучшего и остаюсь душевно преданным отцом.

С прогулки мог бы Ты когда-нибудь зайти (во избежание «односторонности») и к Гардерам:[12] они всегда интересуются учебными, а также театральными делами, да и родственниками всех возрастов, с которыми там встретишься. Здесь «тягостный ярем до гроба все влекут», но «гонят лени сон угрюмый»[13] и т. д.

28 сентября 1899 г.

4. <Варшава, 22 апреля 1901 г.>

Дорогой Сашура,

Вероятно, твоя Мама написала мне (как обещала) на Страстной неделе о визите к доктору, предполагавшемся 26 марта; но все праздники мои прошли в напрасном ожидании известий. Вот уже т. н. (по христ. календарю) «Неделя о расслабленном»[14] — у нас еще лекционная; за нею начинается пора экзаменов, имеющая продолжаться до 9 июня. Зная, что «моя наука (да и всякая другая) не поможет» (без особенной поддержки), все-таки интересуюсь, между прочим, действием (хотя изолированным) иных «рецептов», посланных как в прошлом, так и в нынешнем году — Тебе и завтрашней (твоей же) имениннице, которую прошу поздравить от меня с днем ангела.[15] В XX веке не была пока ни слова от Тебя ко мне.

Твой папа.

22 апреля 1901 г. Варшава.

Занимаясь философиею в перемежку с родственными посещениями, Ты едва ли думаешь (как многие), что петербургские учебные «события» немедленно приобретают всероссийскую известность:[16] например, мои фактические сведения ограничиваются (почти) печатаемым в «Новом времени» и относящимся скорее к старым временам — не очень также «добрым».

5. <Варшава, 8 октября 1901 г.>[17]

Милый мой Сашура,

Мысль, теперь осуществленная Тобою, посещала и меня не раз за нынешнее лето: собирался написать Тебе о примирении «деятельности» с «созерцательностью» — в смысле перемены факультета «хлебного» (или служебного) на более литературный (и педагогический)[18] однако не хотел «смущать» на случай уже состоявшегося умиротворения в обратном направлении: так можно было заключить из Маминого сообщения о «новой (твоей) ясности» пред наступлением последнего учебного периода и из твоих стихов о «светлой темноте» по крайней мере одного предмета, изучаемого петербургскими юристами на III курсе (в мое время — на II-м). «И тут есть боги» — как сказал когда-то Аристотель, занимаясь даже «внутренностями» животных;[19] но, конечно, «Сотворивый мир открыт» — не говоря о «чувстве» — преимущественно «в разуме» и в «лире», почему от всей души приветствую Тебя на этом, в сущности, и «самом легком» (т. е. благодарном — при талантах) поприще научного труда, к Нему (который «шлет свои дары»)[20] нас приближающем, хотя еще и не приравнивающем, в чем убеждает даже «Мефистофель» — несмотря на традиционное свое «eritis sicut Deus».[21]