Назад в СССР - Валерий Рожнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я совершенно здоров и хочу выписаться из больницы как можно скорее.
– Мы должны вас обследовать, чтобы сделать окончательное заключение, – сказал доктор. – На это потребуется немного времени.
– Я здоров. Пара царапин, и все.
Антон открыл глаза и посмотрел на доктора. В его горле стоял комок.
– Вы провели в коме длительное время. Вам нельзя волноваться. Мы не знаем, что происходило с вашим мозгом в это время и какие могут быть последствия. Нам вообще неизвестно, какие процессы происходят в головном мозге во время комы.
– Когда человек в коме, он путешествует, – произнес Антон тихо.
– Что… он делает?
– Путешествует во времени…
Доктор помолчал немного, потом произнес, не скрывая усмешки:
– Интересная гипотеза…
– Это не гипотеза. Вы не были в коме, а я был.
Врач равнодушно пожал плечами.
– Хм… Ваша память, чувство реальности… Мы не знаем, насколько это все восстановилось.
Антон приподнялся на подушке.
– У вас есть мобильный телефон?
– Конечно.
– Можно на минутку?
Доктор полез в карман халата, достал и протянул ему телефон.
– Вы помните номера телефонов?
– Я все помню…
Антон быстро набрал номер абонента и протянул трубку доктору. В ней раздался женский голос: «Алло!»
– Это моя секретарша, – сказал Антон, – поговорите с ней…
Его выписали через неделю. Даже врачи были удивлены тому, как он быстро встал на ноги. Все проведенные анализы и исследования показали, что он здоров и не нуждается ни в каком лечении. Попрощавшись с персоналом больницы, Антон не стал дожидаться лифта и по ступенькам спустился на первый этаж. В холле, залитом ярким дневным светом, его ждал Андрей. Хотела еще приехать секретарша, но Антон заставил ее остаться на работе.
Когда они подошли к джипу, Андрей протянул ключи Антону:
– Хочешь за руль?
Антон вяло махнул рукой и сел вперед.
– Машину водить я не разучился.
Андрей забрался на водительское сиденье, завел мотор, вырулил с больничной территории и потом влился в поток машин, двигавшийся на запад Москвы. Со странным чувством смотрел Антон на мелькавшие по ходу движения машины, рекламные вывески, эстакады и зеркальные фасады домов, в которых отражалось небо. Он чувствовал себя, словно персонаж игры, который сумел перебраться на новый уровень. Только при этом не возникло ни удовлетворения, ни радости. И не отпускало ощущение какой-то утраты. Какой? Он повернул голову:
– Спасибо, старик, что забрал меня из больницы.
– Да брось…
Антон кивнул на город:
– Как все изменилось…
Андрей пожал плечами:
– Да не особо, две недели всего прошло.
Антон снова повернулся к окну и сталь смотреть вдаль.
– А мне кажется – сильно. Город не узнать.
Андрей закатал рукав льняного пиджака от Moschino и положил руку на руль.
– Ну?!
Антон повернул голову.
– Что – ну?
– Часы…
Антон сфокусировал взгляд на часах.
– Да, вижу. Часы.
– Это новая модель Breguet, с турбийоном! Ты что, старик?!
– Ну да, круто… – Антон отвернулся и снова стал разглядывать город-хамелеон, переливающийся всеми своими убийственными неоновыми красками.
– Ты ведь хотел такие часы?
– Правда? – Антон искренне удивился.
Андрей опустил рукав обратно и заметил как бы между прочим:
– Доктор сказал, что твоя память и мозг не пострадали.
– Да, я все помню…
– Две недели в коме, охренеть можно!
– Угу…
Впереди у обочины дороги Антон увидел газетный киоск.
– Останови.
– Зачем?
– Останови. Мне надо!
Машина свернула к обочине и остановилась.
– Дай мне немного денег, я хочу свежие газеты купить.
Взяв деньги, Антон вылез из джипа и подошел к киоску. На прилавке лежали газеты и журналы. Он не знал, что выбрать. Полистав страницы «Комсомольской правды», он спросил продавца:
– Сколько стоит?
– 7 рублей.
– А в 1975 году она стоила две копейки.
Пожилая женщина-продавец внимательно посмотрела на покупателя и поправила очки в тонком ободе оправы.
– Да, – сказала она, – две копейки.
Антон взял в руки «Огонек».
– А сколько стоит журнал?
– Девяносто пять рублей.
– Раньше он стоил 35 копеек.
– Это было очень давно. Очень…
Антон положил журнал обратно и набрал разных изданий.
– Как долго вы работаете? – спросил он, расплачиваясь за газеты.
– Всю жизнь.
Антон посмотрел по сторонам.
– Правда, время быстро летит? – спросил он как бы между прочим и не надеясь на ответ.
– И не спрашивайте…
Пауза.
– Не могу к этому привыкнуть…
– Я тоже.
Антон забрал сдачу и сел в машину.
Джип тронулся и бесшумно набрал высокую скорость. Антон смотрел вперед невидящим взглядом. Сказал громко:
– Я все помню!
– Что помнишь?
– Свои чувства.
– Когда лежал в коме?
– Да…
Пауза.
– Это невозможно.
– Оказывается, возможно…
Андрей помолчал.
– Надо же!
– Я помню, сколько в октябре 75-го года стоили эти газеты!
Андрей повернул голову и посмотрел на лежащие на коленях Антона издания. Потом отвернулся и стал смотреть на дорогу.
– Как ты можешь помнить?
– Вернее… я знаю, сколько они стоили.
– И сколько?
– «Комсомолка» – две копейки, «Огонек» – 35.
Андрей пожал плечами.
– И что это меняет?
Антон долго молчал, потом, когда это уже было не нужно, ответил:
– Не знаю…
В кармане Андрея раздался звонок телефона, он поднес его к уху и стал говорить. С кем-то невидимым он детально обсуждал последние биржевые сводки – то, что раньше было смыслом жизни Антона.
Теперь же он даже его не слушал.
Какая разница, сколько стоят акции? Какое ему дело до этого? Акции падают или растут, так было всегда, и в этом не было никакой новизны. Правда, это помогало приобретать машины, дома и женщин и так же их терять, но и в этом тоже не было никакой новизны. Новизна ускользала от него, и Антон силился поймать ее в своей голове. Это острое и удивительное чувство, которое живет мгновение, а помнится годами. Это было не так-то просто.
– Останови машину, – попросил он.
– Зачем?
– Хочу немного пройтись пешком.
Машина остановилась, и Антон выбрался наружу.
– Тебя подождать? – спросил Андрей, убрав телефон от уха.
– Нет, езжай. Я дойду до дома пешком.
– Это же далеко!
– Не важно. Я доберусь.
– Ну, смотри…
Джип уехал. Антон постоял немного и двинул вперед. Он шел среди людей, и никто не обращал на него внимания. Это было приятное чувство – раствориться в чем-то огромном и живом, стать маленьким или даже ничтожным, щупальцем мироздания.
И еще у него оставался большой кусок жизни, которую надо было как-то прожить.
Когда он вставил ключ в замок своей квартиры, у него возникло чувство, что он открывает не какую-то конкретную дверь, а саму свою прежнюю жизнь – то, что еще сутки назад ему казалось далеким будущем. И вот она – прежняя жизнь – перед ним. Он снова может жить как раньше – играть на бирже, покупать дорогие вещи, зависать в клубах и ресторанах, менять машины, купить в конце концов пентхаус…
Он стоял и думал, глядя на запертую дверь.
Нет, что-то уже не так…
Всего этого ему нисколько не хотелось.
Потом Антон распахнул входную дверь и прошел в прихожую, скинул туфли и отключил сигнализацию. Посмотрел по сторонам – вроде бы все на своих местах, и это чувство в груди, что ты отсутствовал годы, а не две недели. Антон прошел по комнатам и повсюду открыл жалюзи и раздвинул портьеры. Свет хлынул в квартиру, как водопад.
Он остановился у винного бара и достал бутылку «Просекко». Откупорил и налил в бокал и… вспомнил Наташины глаза. Они смотрели на него, и у него возникло чувство, что она рядом с ним в комнате.
Он пересек холл с бутылкой в одной руке и бокалом в другой, вошел в ванную комнату и пустил воду в джакузи.
Наташа стояла за его спиной и молчала. Ему показалось, что ее губы кривит легкая улыбка. Он не стал оборачиваться и сказал:
– Опять смеешься надо мной? Ну, смейся, смейся, если хочешь…
Наполнив ванну, Антон опустился в теплую воду. Бутылку он поставил на бортик, а бокал держал в руке.
– Ну, что же ты ждешь? – спросил он.
Тишина.
– Ладно, ладно, я закрою глаза.
Он прикрыл глаза и отхлебнул вина.
– Вот, уже закрыл. Забирайся ко мне в ванну. В твоей квартире не было джакузи.
Антон подождал с минуту, но ничего не произошло.
– Давай, я же жду тебя…
Тишина.
Легкая грусть охватила его, словно из лета он мгновенно перенесся в глубокую осень. Поэтому он не стал открывать глаза, пытаясь удержать утраченное время и девушку в своей голове.
Антон сделал большой вдох, наполнив максимально легкие, и медленно с головой ушел под воду.
Ужинать он поехал к матери. К дому подъехал уже в темноте, потушил яркие фары и засмотрелся на освещенные окна. Там его ждали, там его любили и там ничего не должны были знать о том, что с ним произошло.
