Год трёх царей (СИ) - Касаткин Олег Николаевич

Олег Касаткин

ГОД ТРЕХ ЦАРЕЙ

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГОСУДАРЬ!»

«Только тернии и кручи — дорога богов».

ПРОЛОГ

— Георгий Александрович! Ах ты Христос-Вседержитель! Георгий Александрович! Ваше Высочество — с вами все хорошо? Вы живы?

Молодой человек в форме гардемарина невидящими глазами смотрел на перемазанного грязью и угольной пылью камер-фурьера с разбитым лицом…

Казалось он не слышал обращенных к нему слов — может быть потому что очень громким был лязг железа оседающих покореженных обломков и стоны жертв…

Великий князь попытался прогнать звенящую пустоту из головы («Я кажется ранен… Да… Или просто контузия?»)

Огляделся, стараясь сфокусировать двоящееся в глазах изображение…

Всюду обломки, кровь, мертвые тела и покалеченные…

День был холодным и пасмурным, с мокрым снегом и пронизывающим ветром, как это нередко бывает поздней осенью даже в этих теплых краях. И в эти холодные серые небеса уходил дым от горящих вагонов.

Взгляд великого князя Георгия скользнул вдоль насыпи — наткнувшись на тело старого камер-лакея… Перед внутренним взором возник яркий мгновенный фотоснимок — этот седовласый придворный служитель наливающий сливки в чай отцу за миг до того как все случилось…

Немного дальше бледная от страха бонна — англичанка миссис Франклин держала маленькую девочку — сестру… великую княжну Ольгу, машинально закрывая ей рукой глазки… Еще левее — грудой вывалившиеся из разбитого вдребезги вагона персики, виноград, дыни — все раздавленные и смятые… Эти южные фрукты для царского стола везли из Ливадии… Следующий за ним вагон — тот в котором ехали низшие придворные и буфетная прислуга, был начисто уничтожен.

Причем обломки выглядели так, словно неведомая сила вознесла его в поднебесье швырнула вниз… Зловеще громоздились погнутые оси, обломки вагонов, исковерканные рельсы, расщепленные шпалы. Из этого нагромождения бесформенных обломков вырывались языки пламени, смешанные с клубами черного дыма. То тут то там виднелись лужи крови, оторванные конечности, обезображенные трупы.

Круто вздыбившийся полуразбитый спальный вагон свисал с насыпи…

Чемоданы, картонки, столики и предметы из дорогих сервизов высыпались под откос из раскуроченного тамбура. В грязи валялись предметы роскошного убранства — изящные подсвечники и канделябры, пепельницы, спичечницы… Блестел под осенним солнцем смятый чудовищным ударом умывальник из серебра вылетевший из вагона Императрицы… В глаза бросились валявшиеся в пожухлой траве патентованные французские «увлажняющие аппараты для поддержания определенного уровня влажности» — последнее слово прогресса и комфорта…

Солдаты и железнодорожники складывали в ряд у подножья насыпи изуродованные трупы и еще живых…

Должно быть много людей погибло — но он вот остался цел и можно сказать невредим.

Он пережил неслыханную катастрофу… Пережил! — молодой человек перекрестился.

Как же ему самому удалось спастись? Георгий попытался вспомнить — что собственно случилось?

Обычный пасмурный осенний день за окнами и пронизывающий ветер. Но в вагоне — столовой уютно. Поезд, гремя колёсами на стыках и стрелках, катил в Санкт-Петербург, возвращая царскую семью осле крымского отдыха в столицу. Завтра к вечеру они будут дома… В час дня как было принято в Семье наступило время обеда… Родители и четверо их — старших детей приступили к трапезе в «столовом» вагоне.

Отец сидел во главе стола, слева от него помещалась maman и две ее фрейлины…

Помнится он с Михаилом и Николаем заняли свои места за столом с закусками, с ними сел Оболенский…

Дворецкий принес гурьевскую кашу к общему столу и стал за спиной отца ожидая указаний… Ванновский как раз что-то сказал Посьету…

Потом… поезд вдруг резко и очень сильно качнуло, потом еще раз. Они все потеряли равновесие и попадали на пол. Никто не успел понять, в чем дело, когда буквально через секунду вагон разорвало на куски, словно картонную коробку… В последнюю секунду он еще увидел отца, замершего за узким столом… Потом все рухнуло куда то вниз…

Потом… Нет — ничего не осталось в памяти. Георгий только помнит как очнулся на мокрой земле в стороне от искореженного поезда… Как он сумел выбраться? Или его отбросило от вагона силой взрыва?

Взрыва??! Ярость пополам со слезами залила Георгию глаза… Неужто заговорщикам удалось исполнить свою давнюю мечту? Неужто как и деда?

— Спасен ли Государь?! — выкрикнул он — но голос его звучал не громче шепота…

— Не могу знать! — хрипло ответил стоявший перед ним навытяжку гоф-фурьер. Матушка ваша, государыня Мария Федоровна жива и почти не пострадала…

«Почти?!»

— Мама, мама, я жива! — послышался детский крик. Обернувшись, Георгий увидел как вырвавшись от гувернантки великая княжна Ольга побежала навстречу высокой женщине в домашнем платье за которой лакей нес на руках девочку в синем костюмчике…

На миг Георгию показалось что сестра Ксения (а это была она) мертва, но великая княжна всхлипнув, вцепилась в отвороты ливреи…

На плечи царицы подоспевший казак накинул чье-то офицерское пальто…

Государыня кивнула с благодарностью в ответ…

А к ней уже спешил солдат ведя за руку плачущего Михаила — чей матросский костюмчик заливала кровь… Георгий ужаснулся — но почти сразу понял что это чужая кровь — от таких ран его брат умер бы на месте…

Да признаться и Мария Федоровна выглядела не лучшим образом. На ходу она придерживала висевшую левую руку, кисть которой приобрела жуткий сине-багровый оттенок.

Георгий увидел разводы наскоро вытертой крови на лице и руках — кровь все еще текла из нескольких глубоких порезов — наверное от осколков стекла…

Почему то самые первые слова сказанные матерью-императрицей не удержались в его памяти — он запомнил только собственное хаотическое мелькание мыслей… И среди них — раз живы мама и младшие брат и сестры — то наверняка ничего плохого не случилось с отцом и Ники!

— Сын мой, — донеслось до него… — Главное ты жив, и все мы остались живы! Это совершенно непостижимо! Это чудо, которое сотворил Наш Господь!

И вновь у Георгия не было сил ответить — хотя губы его шевельнулись что то произнеся…

Убедившись что дети живы и почти в порядке, Мария Федоровна, оставила их одних… Приказав позвать лейб-медика, который — сам помятый и в синяках — растерянно метался между десятками раненных и контуженных, царица взяла спасательные работы в свои руки.

Вместе с лейб-медиком и несколькими лакеями начала энергично действовать — не в пример стонущим и растерянным мужчинам. Мария Федоровна обходила раненых, помогала им, всячески стараясь облегчить их мучения…

Они переходили от одного пострадавшего к другому, помогая встать, утешая, ободряя, бинтуя раненных — в ход пошли простыни скатерти и дорогое белье из разбитых чемоданов и сундуков… Мария Федоровна без всякой жалости расправлялась с любимыми блузками, украшенными тонкой вышивкой придворных мастериц, батистовыми сорочками и нижними юбками, отделанными льежскими кружевами и бинтовала истекающих кровью людей.

Кто-то присоединился к Государыне — но многие просто находились в полной прострации и тупо смотрели на происходящее, оцепенев от всего случившегося. Георгий тоже никак не мог придти в себя, лишь отстраненно фиксируя окружающее…

На глаза попадались то ярко начищенный блестящий ярой медью самовар жалко валявшийся в луже… То флигель-адъютант Шереметев, баюкающий руку с забинтованным раздробленным указательным пальцем — с видом человека получившего без малого смертельную рану. То барон Шернваль сидевший на насыпи — кажется он не понимал что такое с ним произошло… То Ванновский — прижимавший мокрый платок к огромной шишке на лбу но при этом пытавшийся что-то бодро командовать офицерам…