Девять принцев Амбера. Ружья Авалона - Роджер Желязны
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что ж, быть по сему, – решил я. – А пока неплохо бы отправить Эрику нечто такое, что подарит ему бессонницу».
Я быстро позавтракал, затем, снарядив «Бабочку», поднял парус, отдал швартовы и вышел в море. Жупен обычно к этому времени уже вставал, но, видимо, он тоже терпеть не мог прощаться.
Я хорошо знал, куда мне надо плыть, но не был еще уверен, какой именно путь избрать. Я поплыву сквозь Тени, по чужим морям – и все же это лучше, чем путешествие по суше, где властвуют выпущенные мною же на волю силы зла.
Я плыл к берегам почти столь же блистающим, как сам Амбер, к почти бессмертному краю, к краю, которого нет – больше нет. Тот край давным-давно поглотил Хаос, но его Тень обязана где-нибудь существовать. Мне осталось лишь найти ее, узнать и снова сделать своей, как в давние времена. А потом, обеспечив себе надежные тылы, я сделаю еще одну вещь, какой никогда не видывал Амбер. Как именно, я пока не знал, но пообещал себе, что в день моего возвращения в бессмертном городе будут греметь ружейные залпы.
Я плыл сквозь Тень, и белая птица моих желаний[90] опустилась мне на правое плечо. И я написал записку и привязал к ее лапе, и птица улетела прочь. А в записке было сказано: «Я иду», и стояла моя подпись.
И не знать мне покоя, пока не свершится моя месть, а трон не станет моим, и всякий, кто встанет на моем пути, да услышит – спокойной ночи, милый принц![91]
Солнце висело над моим левым плечом, ветер наполнял паруса и гнал яхту вперед. Я выругался, а потом вдруг рассмеялся.
Я был свободен и в бегах, но своего я добился. И теперь у меня был нужный мне шанс!
Черная птица моих желаний опустилась мне на левое плечо. И я написал записку и привязал к ее лапе, и птица улетела на запад. А в записке было сказано: «Эрик, я вернусь», и стояла подпись – «КОРВИН, ПОВЕЛИТЕЛЬ АМБЕРА».
Демонов ветер[92] влек меня к востоку от солнца[93].
Ружья Авалона
Бобу и Филлис Розманам
Глава первая
Выпрыгнув на берег, я сказал: «Прощай, “Бабочка”!», и суденышко скользнуло с отмели на глубокую воду. Я знал, что лодка сама вернется к маяку Кабры, ведь остров находился рядом с Тенью.
Потом я обернулся к черной гряде деревьев вдоль берега – дальний путь предстоял мне теперь – и направился к ним, проводя необходимые изменения. Безмолвный лес цепенел в предутренней прохладе, и это было хорошо.
Я еще недобрал в весе фунтов с полста, и в глазах у меня порой двоилось, но все потихоньку наладится. Мне удалось бежать из темниц Амбера и слегка поправить здоровье, спасибо безумцу Дворкину и пьянице Жупену – именно в таком порядке. Сейчас же мне предстояло отыскать одно место, особое место, что похоже на другое место – которого более не существовало. Я нашел путь. И двинулся по нему.
Через некоторое время я остановился у дуплистого дерева, которое должно было расти здесь, пошарил внутри, извлек свой серебряный клинок и пристегнул к поясу. Не важно, что он остался где-то в Амбере. Сейчас он был здесь, потому что лес, где я шел, находился в Тени.
Так я шагал несколько часов, а солнце незримо болталось где-то за левым плечом. Потом передохнул и пустился дальше. Как здорово это было: видеть листья и скалы, сухие колоды деревьев и живые стволы, траву и темную землю. И вновь ощущать дивные летние запахи, слышать ни с чем не сравнимое лесное жужжание и чириканье. Бог мой! Как дорожил теперь я глазами! Обрести их вновь после почти четырехлетней тьмы – для такого мне не хватало слов. А уж разгуливать на воле…
И я шел. Утренний ветерок колыхал мой изодранный плащ. Должно быть, я выглядел лет на пятьдесят: изможденный, морщинистый, тощий. Кто теперь меня узнает?
Я шел, шел сквозь Тени, двигаясь к нужному месту. И не дошел. Наверное, я стал слишком мягким.
Случилось вот что…
На обочине валялись семеро, и шестеро из них мертвыми лежали в лужах крови в различной степени расчленения. Седьмой полулежал, привалившись к замшелому стволу древнего дуба. Клинок поперек коленей, из обширной раны в правом боку все еще сочилась кровь. Без брони, хотя кое на ком из мертвецов доспехи были. Серые глаза начинали стекленеть. Костяшки пальцев ободраны, дыхание еле заметно. Из-под кустистых бровей он наблюдал, как вороны выклевывают глаза у трупов. Меня он, похоже, не видел.
Надвинув капюшон пониже, я наклонил голову, чтобы скрыть лицо, и подошел поближе.
Некогда я знал этого человека – или другого, очень на него похожего. Клинок шевельнулся. Острие обратилось ко мне.
– Я друг, – сказал я. – Пить хотите?
Немного поколебавшись, он кивнул:
– Да.
Я откупорил фляжку и подал ему.
Он отхлебнул, закашлялся, выпил еще.
– Благодарю вас, сэр, – сказал раненый, возвращая фляжку. – Жаль только, что нет чего-нибудь покрепче. Чертова царапина!
– Есть и покрепче. Если считаете, что осилите.
Я вытащил пробку из малой фляжки и вложил ее в протянутую руку. От глотка Жупенова пойла он зашелся кашлем едва ли не на полминуты. А потом улыбнулся левой стороной рта и подмигнул мне.
– Так-то лучше. Вы не будете возражать, если я капну немного на бок? Ненавижу тратить зря добрый виски, но…
– Если надо, лейте хоть все. Правда, ваши руки сейчас не выглядят достаточно твердыми. Давайте помогу.
Он согласился; я распахнул на нем кожаный колет и вспорол кинжалом рубаху, чтобы видеть рану. Выглядела она скверно – глубокий опоясывающий разрез сантиметров на десять