Индийский мечтатель - Евгений Штейнберг

Лебедев обратил внимание на соседний с его бунгало просторный двор, на котором стоял ветхий, постоянно заколоченный амбар. Участок этот принадлежал богатому калькуттскому купцу и домовладельцу Джогоннату Гангули. После продолжительных переговоров сделка наконец была заключена. На высокую арендную плату пришлось согласиться: вряд ли можно было найти более подходящее место.

Экономя деньги, Герасим Степанович решил обойтись без архитектора. Он сам составил план будущего театра. Здание должно быть просторным — рассчитанным мест на четыреста, — прочным и удобным, но вовсе не роскошным. «Ни в фасаде, ни во внутренней отделке, — сказал он себе, — не следует допускать никаких излишних украшений. Да и руководить постройкой могу я сам. Как-нибудь справлюсь!»

Герасим Степанович пошел в отца: умел плотничать, класть кирпичи, а к малярному искусству имел особенные способности.

Но наблюдать за всеми работами ему, конечно, было бы трудно. К счастью, нашелся помощник: англичанин, с которым Лебедев познакомился еще на корабле, во время плаванья из Мадраса в Калькутту.

Джон Уэлш — так звали этого человека — был одним из тех неудачников, которых можно часто встретить среди европейцев в Индии. Всякий, кто отправлялся искать счастья в заморские колонии, рассчитывал на легкую наживу и головокружительную карьеру. Но милости фортуны доставались далеко не всем: одни действительно преуспевали, другие же прозябали в нужде и с завистью поглядывали на более счастливых собратьев.

Джон Уэлш не имел определенной профессии и брался за все, что попадалось под руку. Но он многое повидал на своем веку и в людях разбирался. Познакомившись со странным русским музыкантом, он сразу смекнул, что дружба с ним может оказаться выгодной. И действительно, Лебедев не раз выручал его из беды. Время от времени Уэлш куда-то исчезал. Это означало, что ему удалось случайно заработать сотню-другую рупий. Потом он снова появлялся — без гроша в кармане, и Герасим Степанович безропотно принимал горемыку на свое иждивение.

Так случилось и на этот раз. Уэлш возвратился в Калькутту из очередного вояжа как раз в тот момент, когда Лебедев собирался приступить к постройке. Узнав об этой новости, Уэлш обрадовался. Отлично! Он охотно поможет мистеру Суону. Наем рабочих, все расчеты, закупку материалов — все это он согласен взять на себя. О, мистер Суон может спокойно положиться на Джона Уэлша! Джон Уэлш не ударит лицом в грязь.

— Видите ли, друг мой… — сказал Герасим Степанович нерешительно, — я очень ограничен в средствах. Никак не могу себе позволить держать управляющего…

— Как не стыдно, сэр! — воскликнул Уэлш в благородном негодовании. — Неужели вы не дадите мне возможность хотя бы отчасти отблагодарить вас за многочисленные благодеяния?

Лебедев был растроган. Он крепко пожал руку англичанину и заявил, что жить и кормиться тот будет у него и что при первой же возможности получит и денежное вознаграждение. Но Уэлш отказался, он и слышать об этом не хотел.

Через несколько дней Уэлш набрал рабочих. Это было нетрудно: на калькуттских базарах всегда толпилось множество бедняков, готовых на любую работу и на любых условиях. Когда они впервые явились на участок, Лебедев сразу оценил по достоинству трудолюбие, ловкость и уменье этих людей.

— Молодцы, один к одному! — сказал он Уэлшу с удовлетворением. — Сколько вы им платите?

Англичанин объяснил, что люди эти получают от трех до пяти пайсов в день. Лебедев ужаснулся:

— Послушайте, они же работают от зари до ночи! И отлично работают!.. А этих жалких грошей им не хватит даже на самое скудное пропитание.

Уэлш пожал плечами:

— В Индии человеческий труд — самый дешевый товар. Разве вам это неизвестно?

О да, ему это было хорошо известно, но до сих пор он непосредственно не сталкивался с этим. Во всяком случае, Герасим Степанович не мог допустить у себя такого бесстыдного обирательства. Он распорядился увеличить плату рабочим вдвое.

— Как угодно, — сказал Уэлш. — Деньги ваши! Должен только предупредить, сэр, что если вы будете так вести дело, то на успех не рассчитывайте. Право, для них и эти условия — роскошь. В своих деревнях они подыхают тысячами от голода и чумы.

Лебедев только рукой махнул. Он уже достаточно наслушался подобных речей, они его больше не удивляли…

Однажды Голукнат Дас порадовал Лебедева приятным сюрпризом: в его саду собрались артисты, согласившиеся вступить в труппу нового театра.

Их было тринадцать человек, из них три женщины. Ролей в пьесе было несколько больше, но Лебедев рассчитывал, что некоторые из актеров смогут взять по две-три эпизодические роли. Кроме того, в запасе оставался Сону, которого Герасим Степанович непременно решил занять в своем первом спектакле.

Познакомившись с артистами, Герасим Степанович сказал им:

— Друзья мои, мне пришлось видеть театральные представления и на юге Индии и здесь. Я всегда восхищался мастерством индийских артистов. Не сомневаюсь, что вы не уступаете вашим собратьям, которые доставили мне большое удовольствие своей игрой. Но здесь придется играть другое и по-другому…

Он прочитал всю пьесу.

Актеры слушали с большим вниманием. Они смеялись остротам и шуткам, выражали нетерпение в тех местах, где сюжет запутывался и действующие лица попадали в затруднительное положение.

Внимательно следя за слушателями, Герасим Степанович в душе ликовал. Первая проверка оказалась успешной.

Окончив чтение, он осведомился о впечатлении, произведенном пьесой.

Артисты молчали, очевидно конфузясь с непривычки. Им еще никогда не приходилось высказывать свое мнение, потому что никто у них этого мнения не спрашивал. Наконец старший из актеров — Бапу Лал, красивый, статный мужчина лет сорока, сказал, что пьеса ему понравилась, но он не знает, смогут ли они ее представить. Действующие лица здесь носят индийские имена, но рассуждают и действуют подобно европейским сахибам. Таких людей им никогда еще не приходилось изображать. Прочие артисты кивали головами:

— Да, да!.. Бапу Лал разумно говорит.

Еще заранее, когда Лебедев обдумывал предстоящую встречу с будущими исполнителями пьесы, он предвидел все это. Опасения и сомнения были совершенно понятны. Иначе и быть не могло.

— То, что сказал Бапу Лал, — заговорил Герасим Степанович, — несомненно верно. Я тоже предупредил, что придется играть не так, как вы привыкли. Думаю, что вам это удастся. Настоящий артист может играть все, что доступно человеческому чувству. Чувства, изображенные здесь, добродетели и пороки присущи всем людям, независимо от их цвета кожи, языка, верований. И если вы столь искусно играете богов и сказочных героев, которых никогда не видели и которые созданы лишь человеческим воображением, то почему не сможете изображать людей действительно существующих? Не спорю, вам предстоит немало трудов. Но вы — артисты, а истинному артисту доступно все.